Настигло

Люблю метафору про посттравматический рост, которая представляет нашу личность как стеклянную банку, а боль — как темный шар в ней. Когда боль переполняет нас, шар занимает ее почти весь объем банки. Мы ошибочно думаем, что можем уменьшить боль, иногда надеемся, что эту работу сделает время. Но нет, боль всегда будет одной и той же — равной масштабу произошедшей с нами катастрофы. Что мы можем сделать, — так это увеличить сам сосуд своей личности, в котором содержится травматический опыт — то есть буквально вырасти. В конце-концов, значение имеет не размер шара боли, а то, какой процент нашей личности он занимает.

«Рост» сосуда нашей личности — это увеличение объема нашего осознавания, углубление чувств и способность выдерживать все более сильные их проявления, это усложнение мышления, развитие умения видеть мир, а не только себя в его центре (а потом и осознание, что никакого центра у бесконечности нет). В этом смысле война — великий воспитатель: она питает этот рост всё новым и новым материалом, и скоро то, что было непредставимо, укладывается в голову, а что было непереносимо — превращается в одну из граней жизни.

Как я уже рассказывала, я жила во внутреннем аду, который принесла нам война. Шар боли размером с галактику поставил мне ультиматум: расти — или я лопну тебя изнутри. Было ясно, что бежать от этих впечатлений — значит пытаться сделать шар в банке меньше (что невозможно и может привести к смерти личности в среднесрочной перспективе). Я прыгнула в самый центр вселенной, на планету, где меня обещал вечность жевать тибетский демон з 8 рядами зубов.

Атмосфера была приблизительно как на Венере: воздух из углекислого газа, облака из серной кислоты, температура 467 градусов по Цельсию. Я упорно растила стальные жабры, кварцевую чешую, вольфрамовые щупальца, орлиные глаза, четырехкамерное крокодилье сердце и другие полезные в хозяйстве приспособления для выживания. Полный оборот моя ядовитая планета совершала за 4 дня — поэтому за 939 дней полномасштабного вторжения я постарела на 234 года. Но благодаря новой способности спать, как труп — на полу, в коридоре, под взрывы — выгляжу я довольно свежо!

Некоторое время назад я стала ощущать странную нехватку привычных чувств: демон перестал жевать меня — работа боли была закончена (по крайней мере, на этом этапе). Пытаясь осознать новые размеры стеклянного сосуда своей личности, я заглядывала в узкое горлышко и трясла банкой, чтобы услышать, как на самом дне что-то бьется о стенки. Приглядевшись, я увидела маленький шарик, похожий на стеклянный марблс, который моя подружка украла у меня в 1996 году на детской площадке. Внутри него была адская галактика с ядовитой планетой в центре, где тибетский демон застыл с открытой пастью, ожидая новую жертву. Если засыпать в мою стеклянную банку все другие опыты моей жизни, этот шарик будет не так просто отыскать. Он не уменьшился. Просто я выросла.

Мне не хочется потерять свой стеклянный шарик. Пусть это лучше будет один из тех новогодних сувениров, внутри которых, если потрясти, идет снег. Огромный демон, из пасти которого торчат окровавленные ноги — и красные конфетти, медленно фланирующие вокруг. Я поставлю его на полку своей библиотеки, где хранятся другие пережитые опыты: маленькие подростковые страдания, большие детские катастрофы, череда утрат — каждый шарик со своим декором внутри. Я всегда могу подойти и встряхнуть один из них, чтобы вспомнить. Затем я делаю несколько шагов от стеллажа, под пальцами мягко шуршит дерево письменного стола, за который я сажусь, чтобы в тишине этой библиотеки продолжить писать свою историю без начала и конца.

Все очень спокойно. Только иногда по ночам я просыпаюсь от собственного крика: мне снится, что я снова такая маленькая, что могу поместиться в новогодний шар, и сколько бы я не колотила изнутри о его стеклянные стенки — в ответ мне только поднимаются в растворе мелкие красные конфетти.

Пожалуйста, поддержите «Настигло» донатом!

Подписаться на Патреон

www.group-telegram.com/no/travkinatxt.com/1101

5.6K viewsSep 19 at 10:49

Люблю метафору про посттравматический рост, которая представляет нашу личность как стеклянную банку, а боль — как темный шар в ней. Когда боль переполняет нас, шар занимает ее почти весь объем банки. Мы ошибочно думаем, что можем уменьшить боль, иногда надеемся, что эту работу сделает время. Но нет, боль всегда будет одной и той же — равной масштабу произошедшей с нами катастрофы. Что мы можем сделать, — так это увеличить сам сосуд своей личности, в котором содержится травматический опыт — то есть буквально вырасти. В конце-концов, значение имеет не размер шара боли, а то, какой процент нашей личности он занимает.

«Рост» сосуда нашей личности — это увеличение объема нашего осознавания, углубление чувств и способность выдерживать все более сильные их проявления, это усложнение мышления, развитие умения видеть мир, а не только себя в его центре (а потом и осознание, что никакого центра у бесконечности нет). В этом смысле война — великий воспитатель: она питает этот рост всё новым и новым материалом, и скоро то, что было непредставимо, укладывается в голову, а что было непереносимо — превращается в одну из граней жизни.

Как я уже рассказывала, я жила во внутреннем аду, который принесла нам война. Шар боли размером с галактику поставил мне ультиматум: расти — или я лопну тебя изнутри. Было ясно, что бежать от этих впечатлений — значит пытаться сделать шар в банке меньше (что невозможно и может привести к смерти личности в среднесрочной перспективе). Я прыгнула в самый центр вселенной, на планету, где меня обещал вечность жевать тибетский демон з 8 рядами зубов.

Атмосфера была приблизительно как на Венере: воздух из углекислого газа, облака из серной кислоты, температура 467 градусов по Цельсию. Я упорно растила стальные жабры, кварцевую чешую, вольфрамовые щупальца, орлиные глаза, четырехкамерное крокодилье сердце и другие полезные в хозяйстве приспособления для выживания. Полный оборот моя ядовитая планета совершала за 4 дня — поэтому за 939 дней полномасштабного вторжения я постарела на 234 года. Но благодаря новой способности спать, как труп — на полу, в коридоре, под взрывы — выгляжу я довольно свежо!

Некоторое время назад я стала ощущать странную нехватку привычных чувств: демон перестал жевать меня — работа боли была закончена (по крайней мере, на этом этапе). Пытаясь осознать новые размеры стеклянного сосуда своей личности, я заглядывала в узкое горлышко и трясла банкой, чтобы услышать, как на самом дне что-то бьется о стенки. Приглядевшись, я увидела маленький шарик, похожий на стеклянный марблс, который моя подружка украла у меня в 1996 году на детской площадке. Внутри него была адская галактика с ядовитой планетой в центре, где тибетский демон застыл с открытой пастью, ожидая новую жертву. Если засыпать в мою стеклянную банку все другие опыты моей жизни, этот шарик будет не так просто отыскать. Он не уменьшился. Просто я выросла.

Мне не хочется потерять свой стеклянный шарик. Пусть это лучше будет один из тех новогодних сувениров, внутри которых, если потрясти, идет снег. Огромный демон, из пасти которого торчат окровавленные ноги — и красные конфетти, медленно фланирующие вокруг. Я поставлю его на полку своей библиотеки, где хранятся другие пережитые опыты: маленькие подростковые страдания, большие детские катастрофы, череда утрат — каждый шарик со своим декором внутри. Я всегда могу подойти и встряхнуть один из них, чтобы вспомнить. Затем я делаю несколько шагов от стеллажа, под пальцами мягко шуршит дерево письменного стола, за который я сажусь, чтобы в тишине этой библиотеки продолжить писать свою историю без начала и конца.

Все очень спокойно. Только иногда по ночам я просыпаюсь от собственного крика: мне снится, что я снова такая маленькая, что могу поместиться в новогодний шар, и сколько бы я не колотила изнутри о его стеклянные стенки — в ответ мне только поднимаются в растворе мелкие красные конфетти.

Пожалуйста, поддержите «Настигло» донатом!

Подписаться на Патреон

BY Настигло