К тому часу, как за окнами автобуса рассвело и в белёсой дымке утреннего тумана показались последние домишки Холодной балки, чёрные силуэты копров да уходящие под косогор запорошенные поля, в салоне кроме меня с водителем не осталось никого. Маршрут пролегал на последнее село Холмистое, а дорога – на спуск к балке, затем в гору и к последней развилке дорог. Места эти были хорошо знакомы, ведь мы въезжали в Долину терриконов – так для себя называл этот край, сложенный полями и холмами, островами Зорянской степи и ставками, словно небольшими бусинами нанизанными на нити ручьёв в низинах многочисленных балок: Криничная, Кошачья, Почтовая, Вербовая... Над долиной же той со всех сторон словно сторожевые башни для охраны заповедного покоя высились рукотворные исполины, пирамидальных силуэтов терриконы – то по парам, то поврозь создавали они поистине хрестоматийный пейзаж Донбасса.
«На повороте остановите?» Распрощавшись со мной, автобус порычал налево, а мой же путь пролегал прямо – по извилистой полевой дороге меж посадок. Снегу было дня два отроду, без каких-либо следов. Туман скрывал всё, что находилось далее пятидесяти метров, поэтому когда вышел на поляну, то сложно было поверить, что буквально рядом со мною покоилось то великое, ради чего сюда пришёл – выросших бок-о-бок два огромных террикона. Предстояло восхождение.
Уже возле подножия более крупного из них среди небольшой поросли тростника и далее к вершине заметил следы – где-то здесь жил небольшой зайчонок, которого, помнится, встретил прошедшим летом, растерянного, прямо на склоне. Зайчишка, можно сказать, высокогорный. Подрос уж, наверное... Почему он жил именно здесь и что делал – непонятно, ведь вокруг не было никакой растительности, никакого укрытия – терриконы эти ещё не остыли, не обросли и всё ещё «дышали» подобно спящим вулканам. Отчётливый запах исходящего из их недр газа появился уже на полпути к вершине и с каждой минутой лишь усиливался. По мере подъёма, несмотря на близость, террикон-близнец всё более растворялся в тумане и становился похож, скорее, на парящую в поднебесье гору-призрак с недоступной вершиной. Поляна, посадки, дорога меж ними – всё, что осталось внизу, скрылось напрочь.
С набором высоты усиливались боковой ветер и моя боязнь пропасти: "позвоночник" террикона был довольно узкий и совершенно голый, без чего-либо, за что можно было ухватиться: "Поди, сейчас как качнёт порывом и покачусь" – думал и продолжал путь вдоль крутого обрыва. Наконец, вершина. У террикона она оказалась двуглавой – эдакий Эльбрус в миниатюре. В "седле" между ними лежала старая шпала от некогда проложенного подъёмника. Здесь же увидел источник едкого газа – несколько уходящих в недра горы воронок, закисших по краям жёлтым окаменелым налётом.
Ураганный боковой ветер, снежная пурга, безжизненный каменистый грунт, скрывшаяся под пеленой тумана земля, парящая над ней глыба и отделявшая от неё пропасть, уходящая в непроглядную бездну – пейзаж вокруг казался поистине неземным и уж точно не донбасским! Должно быть, точно так порой выглядит мир с одной из вершин Эльбруса, высочайшего пятитысячника Европы – точно так же он выглядел и с вершины одной из многих сотен рукотворных гор Донбасса, с высоты всего-то сотню метров над землёй.
К тому часу, как за окнами автобуса рассвело и в белёсой дымке утреннего тумана показались последние домишки Холодной балки, чёрные силуэты копров да уходящие под косогор запорошенные поля, в салоне кроме меня с водителем не осталось никого. Маршрут пролегал на последнее село Холмистое, а дорога – на спуск к балке, затем в гору и к последней развилке дорог. Места эти были хорошо знакомы, ведь мы въезжали в Долину терриконов – так для себя называл этот край, сложенный полями и холмами, островами Зорянской степи и ставками, словно небольшими бусинами нанизанными на нити ручьёв в низинах многочисленных балок: Криничная, Кошачья, Почтовая, Вербовая... Над долиной же той со всех сторон словно сторожевые башни для охраны заповедного покоя высились рукотворные исполины, пирамидальных силуэтов терриконы – то по парам, то поврозь создавали они поистине хрестоматийный пейзаж Донбасса.
«На повороте остановите?» Распрощавшись со мной, автобус порычал налево, а мой же путь пролегал прямо – по извилистой полевой дороге меж посадок. Снегу было дня два отроду, без каких-либо следов. Туман скрывал всё, что находилось далее пятидесяти метров, поэтому когда вышел на поляну, то сложно было поверить, что буквально рядом со мною покоилось то великое, ради чего сюда пришёл – выросших бок-о-бок два огромных террикона. Предстояло восхождение.
Уже возле подножия более крупного из них среди небольшой поросли тростника и далее к вершине заметил следы – где-то здесь жил небольшой зайчонок, которого, помнится, встретил прошедшим летом, растерянного, прямо на склоне. Зайчишка, можно сказать, высокогорный. Подрос уж, наверное... Почему он жил именно здесь и что делал – непонятно, ведь вокруг не было никакой растительности, никакого укрытия – терриконы эти ещё не остыли, не обросли и всё ещё «дышали» подобно спящим вулканам. Отчётливый запах исходящего из их недр газа появился уже на полпути к вершине и с каждой минутой лишь усиливался. По мере подъёма, несмотря на близость, террикон-близнец всё более растворялся в тумане и становился похож, скорее, на парящую в поднебесье гору-призрак с недоступной вершиной. Поляна, посадки, дорога меж ними – всё, что осталось внизу, скрылось напрочь.
С набором высоты усиливались боковой ветер и моя боязнь пропасти: "позвоночник" террикона был довольно узкий и совершенно голый, без чего-либо, за что можно было ухватиться: "Поди, сейчас как качнёт порывом и покачусь" – думал и продолжал путь вдоль крутого обрыва. Наконец, вершина. У террикона она оказалась двуглавой – эдакий Эльбрус в миниатюре. В "седле" между ними лежала старая шпала от некогда проложенного подъёмника. Здесь же увидел источник едкого газа – несколько уходящих в недра горы воронок, закисших по краям жёлтым окаменелым налётом.
Ураганный боковой ветер, снежная пурга, безжизненный каменистый грунт, скрывшаяся под пеленой тумана земля, парящая над ней глыба и отделявшая от неё пропасть, уходящая в непроглядную бездну – пейзаж вокруг казался поистине неземным и уж точно не донбасским! Должно быть, точно так порой выглядит мир с одной из вершин Эльбруса, высочайшего пятитысячника Европы – точно так же он выглядел и с вершины одной из многих сотен рукотворных гор Донбасса, с высоты всего-то сотню метров над землёй.
On February 27th, Durov posted that Channels were becoming a source of unverified information and that the company lacks the ability to check on their veracity. He urged users to be mistrustful of the things shared on Channels, and initially threatened to block the feature in the countries involved for the length of the war, saying that he didn’t want Telegram to be used to aggravate conflict or incite ethnic hatred. He did, however, walk back this plan when it became clear that they had also become a vital communications tool for Ukrainian officials and citizens to help coordinate their resistance and evacuations. And indeed, volatility has been a hallmark of the market environment so far in 2022, with the S&P 500 still down more than 10% for the year-to-date after first sliding into a correction last month. The CBOE Volatility Index, or VIX, has held at a lofty level of more than 30. Additionally, investors are often instructed to deposit monies into personal bank accounts of individuals who claim to represent a legitimate entity, and/or into an unrelated corporate account. To lend credence and to lure unsuspecting victims, perpetrators usually claim that their entity and/or the investment schemes are approved by financial authorities. Pavel Durov, Telegram's CEO, is known as "the Russian Mark Zuckerberg," for co-founding VKontakte, which is Russian for "in touch," a Facebook imitator that became the country's most popular social networking site. Right now the digital security needs of Russians and Ukrainians are very different, and they lead to very different caveats about how to mitigate the risks associated with using Telegram. For Ukrainians in Ukraine, whose physical safety is at risk because they are in a war zone, digital security is probably not their highest priority. They may value access to news and communication with their loved ones over making sure that all of their communications are encrypted in such a manner that they are indecipherable to Telegram, its employees, or governments with court orders.
from no
