Пожалуй, больше всего недоразумений и подчас тяжелых «недоразумений» вызывает у рабочих паспортная система; особенно затруднителен для них обмен паспортов, обыкновенно годичных. Сами по себе волости задерживают изготовление новых паспортов до бесконечности. И рабочие, и волостные правления поголовно не знают о циркуляре министерства внутренних дел, разрешающем не посылать при обмене старые паспорта в волости, а возвращать их, в момент получения новых, полицейским управлениям по месту жительства. Отправив же почтой старый (с прошением о новом) паспорт, рабочий остается как без рук; он не может переменить квартиру, не может уйти с фабрики, не может найти новое место…
А тут еще характерная 19-я статья положения о видах на жительство; она гласит: «Неотделенным членам крестьянских семейств, хотя бы и совершеннолетним, виды на жительство выдаются и возобновляются не иначе, как с согласия хозяина крестьянского двора. В случае отказа с его стороны, виды на жительство могут быть выдаваемы означенным лицам по распоряжению земского начальника, мирового посредника, непременного члена уездного по крестьянским делам присутствия, чиновника либо коммиссара по крестьянским делам, или замещающих их должность лиц, по принадлежности. Распоряжения сего рода обжалованию не подлежат». Последнее время Сенат разъяснил, что можно жаловаться все-же в уездный съезд к необсуждению (и только) земским начальником просьбы о выдаче паспорта.
И вот, постоянно «хозяева неотделенной крестьянской семьи» — деды, отцы или просто старшие братья, пользуясь этой 19-й статьей, грубо эксплуатируют «за паспорт» давно оторванных от деревни, даже родившихся в городе и никогда не бывавших «на родине» (на месте приписки) рабочих, требуют с них за возможность жить в городе ежемесячные, а иногда единовременные уплаты. Обыкновенно земские начальники, видящие и выслушивающие на месте только одну сторону, — родителей или старших братьев, — находятся под непосредственным впечатлением общей крестьянской нужды, рисуют себе неведомую жизнь городских рабочих в самых радужных красках, забывая о её дороговизне, и упорно отказывают рабочим в просьбах о возобновлении паспортов при запрете хозяев дворов… И какому вымоганию содействуют они этими отказами!..
Как сейчас помню, однажды пришел во мне худой, пришибленный юноша лет 23 — Николай Павлов, с темными, резкими кругами под глазами. Каким-то подавленным, заморенным голосом он рассказал свою повесть. Его отец, родившийся в Тверской губернии, в деревне, название которой он не сразу вспомнил, умер, когда ему было 2 года. Тогда, по рассказу матери, они жили в деревне. Старик дед, не любивший отца Павлова и имевший еще двух сыновей, прогнал мать Николая после смерти отца из дому и завладел всем их хозяйством. Мать перебралась в город, поступила на фабрику и «вывела своего сына в люди»: он тоже поступил на Спасскую ткацкую мануфактуру…
Когда Николаю настал 21 год, и он поехал на призыв, дед «вспомнил» о нем. Павлова, как единственного сына, не забрили в солдаты, но его закабалил дед.
С этого года за каждый паспорт Николай должен был платить деду по десяти рублей, иначе волость, по просьбе «хозяина двора», не выдавала ему паспорта. Затем дед стал требовать, чтобы он ежемесячно присылал по три рубля. И Павлову пришлось подчиниться. Фабрику штрафовали, если она держала рабочих с просроченными видами, и она гнала таких…
Николай женился, у него родился ребенок, старуха мать заболела ревматизмом (на фабрике был жестокий сквозняк и разная температура в тех отделениях, по которым ей постоянно приходилось ходить), ни один адвокат не взялся ей помочь, а ведь она перестала работать. Павлов стал содержать и ее. С выработкой, сверхурочной работой по праздникам он едва натягивал 20 рублей. Приходилось голодать…
Два родных брата отца Николая, сыновья деда, зарабатывали в это время по 45 рублей в месяц на механических заводах, и один из них был холостой.
Пожалуй, больше всего недоразумений и подчас тяжелых «недоразумений» вызывает у рабочих паспортная система; особенно затруднителен для них обмен паспортов, обыкновенно годичных. Сами по себе волости задерживают изготовление новых паспортов до бесконечности. И рабочие, и волостные правления поголовно не знают о циркуляре министерства внутренних дел, разрешающем не посылать при обмене старые паспорта в волости, а возвращать их, в момент получения новых, полицейским управлениям по месту жительства. Отправив же почтой старый (с прошением о новом) паспорт, рабочий остается как без рук; он не может переменить квартиру, не может уйти с фабрики, не может найти новое место…
А тут еще характерная 19-я статья положения о видах на жительство; она гласит: «Неотделенным членам крестьянских семейств, хотя бы и совершеннолетним, виды на жительство выдаются и возобновляются не иначе, как с согласия хозяина крестьянского двора. В случае отказа с его стороны, виды на жительство могут быть выдаваемы означенным лицам по распоряжению земского начальника, мирового посредника, непременного члена уездного по крестьянским делам присутствия, чиновника либо коммиссара по крестьянским делам, или замещающих их должность лиц, по принадлежности. Распоряжения сего рода обжалованию не подлежат». Последнее время Сенат разъяснил, что можно жаловаться все-же в уездный съезд к необсуждению (и только) земским начальником просьбы о выдаче паспорта.
И вот, постоянно «хозяева неотделенной крестьянской семьи» — деды, отцы или просто старшие братья, пользуясь этой 19-й статьей, грубо эксплуатируют «за паспорт» давно оторванных от деревни, даже родившихся в городе и никогда не бывавших «на родине» (на месте приписки) рабочих, требуют с них за возможность жить в городе ежемесячные, а иногда единовременные уплаты. Обыкновенно земские начальники, видящие и выслушивающие на месте только одну сторону, — родителей или старших братьев, — находятся под непосредственным впечатлением общей крестьянской нужды, рисуют себе неведомую жизнь городских рабочих в самых радужных красках, забывая о её дороговизне, и упорно отказывают рабочим в просьбах о возобновлении паспортов при запрете хозяев дворов… И какому вымоганию содействуют они этими отказами!..
Как сейчас помню, однажды пришел во мне худой, пришибленный юноша лет 23 — Николай Павлов, с темными, резкими кругами под глазами. Каким-то подавленным, заморенным голосом он рассказал свою повесть. Его отец, родившийся в Тверской губернии, в деревне, название которой он не сразу вспомнил, умер, когда ему было 2 года. Тогда, по рассказу матери, они жили в деревне. Старик дед, не любивший отца Павлова и имевший еще двух сыновей, прогнал мать Николая после смерти отца из дому и завладел всем их хозяйством. Мать перебралась в город, поступила на фабрику и «вывела своего сына в люди»: он тоже поступил на Спасскую ткацкую мануфактуру…
Когда Николаю настал 21 год, и он поехал на призыв, дед «вспомнил» о нем. Павлова, как единственного сына, не забрили в солдаты, но его закабалил дед.
С этого года за каждый паспорт Николай должен был платить деду по десяти рублей, иначе волость, по просьбе «хозяина двора», не выдавала ему паспорта. Затем дед стал требовать, чтобы он ежемесячно присылал по три рубля. И Павлову пришлось подчиниться. Фабрику штрафовали, если она держала рабочих с просроченными видами, и она гнала таких…
Николай женился, у него родился ребенок, старуха мать заболела ревматизмом (на фабрике был жестокий сквозняк и разная температура в тех отделениях, по которым ей постоянно приходилось ходить), ни один адвокат не взялся ей помочь, а ведь она перестала работать. Павлов стал содержать и ее. С выработкой, сверхурочной работой по праздникам он едва натягивал 20 рублей. Приходилось голодать…
Два родных брата отца Николая, сыновья деда, зарабатывали в это время по 45 рублей в месяц на механических заводах, и один из них был холостой.
BY Nomica Chronica | Юридическая летопись
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Messages are not fully encrypted by default. That means the company could, in theory, access the content of the messages, or be forced to hand over the data at the request of a government. The regulator said it has been undertaking several campaigns to educate the investors to be vigilant while taking investment decisions based on stock tips. The regulator took order for the search and seizure operation from Judge Purushottam B Jadhav, Sebi Special Judge / Additional Sessions Judge. But Telegram says people want to keep their chat history when they get a new phone, and they like having a data backup that will sync their chats across multiple devices. And that is why they let people choose whether they want their messages to be encrypted or not. When not turned on, though, chats are stored on Telegram's services, which are scattered throughout the world. But it has "disclosed 0 bytes of user data to third parties, including governments," Telegram states on its website. Telegram boasts 500 million users, who share information individually and in groups in relative security. But Telegram's use as a one-way broadcast channel — which followers can join but not reply to — means content from inauthentic accounts can easily reach large, captive and eager audiences.
from us
