В.Н. ПРОТАСОВ О ПРОБЛЕМЕ БЕЗОБЪЕКТНЫХ ПРАВООТНОШЕНИЙ
Если структурировать данную проблему для ее более полного рассмотрения, то в ней можно выделить следующие компоненты. Во-первых, это вопрос о том, нужно ли вообще в системе правовых категорий такое понятие, как «объект правоотношения». Речь здесь идет именно о понятии «объект правоотношения», а не об объекте как реальном явлении, явлении правовой действительности.
Во-вторых, требуется выяснить, — и это, видимо, самый главный вопрос, — могут ли существовать правоотношения, которые не имеют своего объекта, т. е. возможны ли в принципе такие правоотношения, у которых объекта нет. И третий компонент данной проблемы —это вопрос об актуальности анализа объектов правоотношений в тех или иных отраслях права, т. е. вопрос о наличии или отсутствии проблемы объекта правоотношения применительно к отдельным отраслям права, поскольку такой вопрос в теории поставлен.
В литературе по правоотношениям, с тем чтобы подчеркнуть особую сложность проблемы объекта, авторы часто прибегают к цитированию следующего высказывания Ю. К. Толстого: «Проблема объекта правоотношения принадлежит в теории права к одной из наиболее трудных. Здесь все подвергается сомнению: начиная от того, нужна ли вообще такая категория, как объект правоотношения, и кончая вопросом, что же следует понимать под объектом правоотношения». Действительно, сомнения в полезности и необходимости понятия «объект правоотношения» в теории высказывались.
Так, С. Ф. Кечекьян назвал термин «объект правоотношения» надуманным, считая более правильным говорить об объекте права, а не правоотношения. В частности, он писал: «Если говорить об объекте правоотношений, а не об объекте права, то распыляется представление о личной собственности, родительской власти, ком-действие, но и определенная ценность, благо, характеризующее целевое назначение правоотношения, его результативность, то основания для такого «ужаса» есть. Ведь в таком случае с отсутствием объекта правоотношения вольно или невольно связывается и утрата смысла существования и реализации самого правоотношения.
Думается, без разграничения объекта правовой деятельности и объекта интереса (блага), ради которого возникает и реализуется правоотношение и который характеризует его целевое назначение, вопрос о безобъектных правоотношениях решить невозможно. Своей сложностью, «неразрешимостью» этот вопрос обязан именно смешению признаков данных явлений в одном понятии — «объект правоотношения». Так, если в литературе говорилось об отсутствии объекта поведения, то при этом одновременно, «автоматически» возникало впечатление, что правоотношение бесцельно, что в нем отсутствует «эффект блага», поскольку под объектом правоотношения благо подразумевалось в любом случае.
Если же на первый план выступало понимание объекта правоотношения как объекта интереса, например, шла речь о результате поведения, то правоотношение считалось безобъектным, когда результат закономерно отсутствовал в процессе реализации правоотношения, ибо и к такому объекту, ориентируясь на слово «объект», предъявлялось требование быть в наличии на протяжении всей деятельности субъектов. Например, В. С. Толстой писал: «В отношении, основанном на трудовом договоре или договоре подряда на изготовление конкретной вещи, права и обязанности участников возникают в момент достижения соглашения, но вещь еще подлежит созданию в будущем. Значит, права и обязанности известный период времени остаются без объекта».
Можно привести еще целый ряд примеров, из которых видно, как «мечется», «разрывается» мысль исследователей между двумя названными смысловыми значениями категории «объект правоотношения». Прежде всего нужно отметить, что правоотношений бесцельных, не ориентированных на получение социально полезного эффекта, результата, не существует.
Если структурировать данную проблему для ее более полного рассмотрения, то в ней можно выделить следующие компоненты. Во-первых, это вопрос о том, нужно ли вообще в системе правовых категорий такое понятие, как «объект правоотношения». Речь здесь идет именно о понятии «объект правоотношения», а не об объекте как реальном явлении, явлении правовой действительности.
Во-вторых, требуется выяснить, — и это, видимо, самый главный вопрос, — могут ли существовать правоотношения, которые не имеют своего объекта, т. е. возможны ли в принципе такие правоотношения, у которых объекта нет. И третий компонент данной проблемы —это вопрос об актуальности анализа объектов правоотношений в тех или иных отраслях права, т. е. вопрос о наличии или отсутствии проблемы объекта правоотношения применительно к отдельным отраслям права, поскольку такой вопрос в теории поставлен.
В литературе по правоотношениям, с тем чтобы подчеркнуть особую сложность проблемы объекта, авторы часто прибегают к цитированию следующего высказывания Ю. К. Толстого: «Проблема объекта правоотношения принадлежит в теории права к одной из наиболее трудных. Здесь все подвергается сомнению: начиная от того, нужна ли вообще такая категория, как объект правоотношения, и кончая вопросом, что же следует понимать под объектом правоотношения». Действительно, сомнения в полезности и необходимости понятия «объект правоотношения» в теории высказывались.
Так, С. Ф. Кечекьян назвал термин «объект правоотношения» надуманным, считая более правильным говорить об объекте права, а не правоотношения. В частности, он писал: «Если говорить об объекте правоотношений, а не об объекте права, то распыляется представление о личной собственности, родительской власти, ком-действие, но и определенная ценность, благо, характеризующее целевое назначение правоотношения, его результативность, то основания для такого «ужаса» есть. Ведь в таком случае с отсутствием объекта правоотношения вольно или невольно связывается и утрата смысла существования и реализации самого правоотношения.
Думается, без разграничения объекта правовой деятельности и объекта интереса (блага), ради которого возникает и реализуется правоотношение и который характеризует его целевое назначение, вопрос о безобъектных правоотношениях решить невозможно. Своей сложностью, «неразрешимостью» этот вопрос обязан именно смешению признаков данных явлений в одном понятии — «объект правоотношения». Так, если в литературе говорилось об отсутствии объекта поведения, то при этом одновременно, «автоматически» возникало впечатление, что правоотношение бесцельно, что в нем отсутствует «эффект блага», поскольку под объектом правоотношения благо подразумевалось в любом случае.
Если же на первый план выступало понимание объекта правоотношения как объекта интереса, например, шла речь о результате поведения, то правоотношение считалось безобъектным, когда результат закономерно отсутствовал в процессе реализации правоотношения, ибо и к такому объекту, ориентируясь на слово «объект», предъявлялось требование быть в наличии на протяжении всей деятельности субъектов. Например, В. С. Толстой писал: «В отношении, основанном на трудовом договоре или договоре подряда на изготовление конкретной вещи, права и обязанности участников возникают в момент достижения соглашения, но вещь еще подлежит созданию в будущем. Значит, права и обязанности известный период времени остаются без объекта».
Можно привести еще целый ряд примеров, из которых видно, как «мечется», «разрывается» мысль исследователей между двумя названными смысловыми значениями категории «объект правоотношения». Прежде всего нужно отметить, что правоотношений бесцельных, не ориентированных на получение социально полезного эффекта, результата, не существует.
Любое правоотношение должно создавать или содержать один или несколько объектов интереса. Целевое назначение запрограммировано в каждой нормативной модели правоотношения. Это, разумеется, не исключает, что какое-либо конкретное правоотношение может дать «сбой», не реализовать свое целевое назначение. Но такие случаи касаются проблемы реализации правоотношений, а не проблемы их безобъ-ектности. Поэтому вести речь об отсутствии у правоотношений объекта можно лишь в том смысле, что отсутствует объект правовой деятельности.
Объекты поведения в фактическом смысле, т. е. различные предметы, явления, на которые воздействуют, с которыми сталкиваются субъекты в процессе реализации своих прав и обязанностей, можно найти у всех правоотношений. Однако если такие объекты не имеют для правоотношений юридического значения, т. е. от них не зависят возникновение и существование правоотношения, если они не влияют на содержание прав и обязанностей субъектов, не имеют юридической связи с желаемым результатом, то в правовом смысле их нет. Видимо, в таких случаях правоотношения и следует считать и называть безобъектными.
Цит.: В.Н. Протасов, Правоотношение как система. М. Юридическая литература, 1991 г. С. 97-99.
Объекты поведения в фактическом смысле, т. е. различные предметы, явления, на которые воздействуют, с которыми сталкиваются субъекты в процессе реализации своих прав и обязанностей, можно найти у всех правоотношений. Однако если такие объекты не имеют для правоотношений юридического значения, т. е. от них не зависят возникновение и существование правоотношения, если они не влияют на содержание прав и обязанностей субъектов, не имеют юридической связи с желаемым результатом, то в правовом смысле их нет. Видимо, в таких случаях правоотношения и следует считать и называть безобъектными.
Цит.: В.Н. Протасов, Правоотношение как система. М. Юридическая литература, 1991 г. С. 97-99.
ТЕОРИИ ОБЪЕКТА ПРАВА
Мы сказали, что юристы не знали объекта какого же права они ищут. Мы имели ввиду то обстоятельство, что одни из них искали объекта субъективного права, другие объекта субъективной обязанности, третьи объекта правового отношения, а четвертые — объекта правовых норм. И в то время, как одни авторы признавали возможным установление только одного из указанных понятий объекта и отвергали существование всех других понятий, другие признавали наличие нескольких, отвергая возможность остальных.
Так, Коркунов, Шершеневич признавали только наличие объекта субъективного права, отождествляя его с объектом субъективной обязанности; Михайловский признавал только наличие объекта правового отношения и объекта правовой нормы; Тарановский признавал наличие объекта нормы, объекта права и объекта обязанности; Петражицкий — наличие объекта субъективного права, объекта субъективной обязанности и объекта правового отношения и т. д. и т. д.
Только, кажется, один Бирлинг различал все четыре понятия об’екта и формулировал вопрос о них следующим образом: „Вопрос, что такое объект права, легко разлагается наследующие вопросы: чего может желать норма права от тех, к кому она обращена, чего требует юридическое отношение от своих субъектов, на чем настаивает правовое притязание в обращении к противной стороне, чего требует правовая обязанность от обязанного, к чему он обязан".
Впрочем, очень часто юристы вели речь об объекте права вообще, не вдаваясь в исследование указанных различий.
Но основные разногласия, главная разноголосица была по вопросу о том, что же именно является или может являться объектом права. При всем разнообразии теорий их можно разделить (и пока мы этим делением ограничимся) на теории, признающие наличие только одного предмета, могущего быть объектом прав, и на теории, признающие наличие многих таких предметов.
Вот основные точки зрения по этому вопросу. Объектом прав являются только вещи: „Назвав лица и вещи, мы назвали элементы всех частных правоотношений" (Вендт); объектом являются только действия или воздержания от них: „Объектом прав в практическом смысле являются всегда воля и ее проявления, положительные и отрицательные действия" (Кирульф, Бирлинг); только воля — „Господство, к которому сводятся права в субъективном смысле, предполагает необходимо отличный от своего субъекта объект, которым непосредственно не может быть ни что иное, как подверженная господству свободная воля" (Гирке); только люди — „Имеется только один род объектов права—это люди" (Козак); только права — „Настоящие блага заключаются не в вещах и не в непосредственном господстве над вещами, а в правах, ведущих к владению вещами" (Ориу); только силы — „Объектом прав может быть все то, что служит средством осуществления разграничиваемых правом интересов. Все наши интересы осуществляются не иначе, как с помощью какой-нибудь силы. Поэтому общим образом можно сказать, что объектом прав служат силы" (Коркунов).
Однако, большинство авторов придерживаются точки зрения множественности предметов, могущих быть объектом прав, и принимают за объекты несколько из перечисленных предметов в разных комбинациях. Так объектами прав признавались: а) вещи и действия (Трубецкой), б) вещи, действия и лица (Шершеневич), в) собственная личность, вещи, другие лица, государство (Иеринг); г) вещи и люди (Регельсбергер, Муромцев); д) собственная личность, вещи, поведение людей и люди (Михайловский) и пр. пр.
Большинство названных нами выше юристов „монистов" также признавали необходимым различать на практике разные виды объектов права. Так, Козак устанавливает, что если под объектом права понимать все то, к чему относятся права, то можно получить несколько видов объектов прав, а именно: лица и блага. Блага же бывают: а) телесные — вещи, б) бестелесные, или в) соединение вещей и бестелесных благ.
Мы сказали, что юристы не знали объекта какого же права они ищут. Мы имели ввиду то обстоятельство, что одни из них искали объекта субъективного права, другие объекта субъективной обязанности, третьи объекта правового отношения, а четвертые — объекта правовых норм. И в то время, как одни авторы признавали возможным установление только одного из указанных понятий объекта и отвергали существование всех других понятий, другие признавали наличие нескольких, отвергая возможность остальных.
Так, Коркунов, Шершеневич признавали только наличие объекта субъективного права, отождествляя его с объектом субъективной обязанности; Михайловский признавал только наличие объекта правового отношения и объекта правовой нормы; Тарановский признавал наличие объекта нормы, объекта права и объекта обязанности; Петражицкий — наличие объекта субъективного права, объекта субъективной обязанности и объекта правового отношения и т. д. и т. д.
Только, кажется, один Бирлинг различал все четыре понятия об’екта и формулировал вопрос о них следующим образом: „Вопрос, что такое объект права, легко разлагается наследующие вопросы: чего может желать норма права от тех, к кому она обращена, чего требует юридическое отношение от своих субъектов, на чем настаивает правовое притязание в обращении к противной стороне, чего требует правовая обязанность от обязанного, к чему он обязан".
Впрочем, очень часто юристы вели речь об объекте права вообще, не вдаваясь в исследование указанных различий.
Но основные разногласия, главная разноголосица была по вопросу о том, что же именно является или может являться объектом права. При всем разнообразии теорий их можно разделить (и пока мы этим делением ограничимся) на теории, признающие наличие только одного предмета, могущего быть объектом прав, и на теории, признающие наличие многих таких предметов.
Вот основные точки зрения по этому вопросу. Объектом прав являются только вещи: „Назвав лица и вещи, мы назвали элементы всех частных правоотношений" (Вендт); объектом являются только действия или воздержания от них: „Объектом прав в практическом смысле являются всегда воля и ее проявления, положительные и отрицательные действия" (Кирульф, Бирлинг); только воля — „Господство, к которому сводятся права в субъективном смысле, предполагает необходимо отличный от своего субъекта объект, которым непосредственно не может быть ни что иное, как подверженная господству свободная воля" (Гирке); только люди — „Имеется только один род объектов права—это люди" (Козак); только права — „Настоящие блага заключаются не в вещах и не в непосредственном господстве над вещами, а в правах, ведущих к владению вещами" (Ориу); только силы — „Объектом прав может быть все то, что служит средством осуществления разграничиваемых правом интересов. Все наши интересы осуществляются не иначе, как с помощью какой-нибудь силы. Поэтому общим образом можно сказать, что объектом прав служат силы" (Коркунов).
Однако, большинство авторов придерживаются точки зрения множественности предметов, могущих быть объектом прав, и принимают за объекты несколько из перечисленных предметов в разных комбинациях. Так объектами прав признавались: а) вещи и действия (Трубецкой), б) вещи, действия и лица (Шершеневич), в) собственная личность, вещи, другие лица, государство (Иеринг); г) вещи и люди (Регельсбергер, Муромцев); д) собственная личность, вещи, поведение людей и люди (Михайловский) и пр. пр.
Большинство названных нами выше юристов „монистов" также признавали необходимым различать на практике разные виды объектов права. Так, Козак устанавливает, что если под объектом права понимать все то, к чему относятся права, то можно получить несколько видов объектов прав, а именно: лица и блага. Блага же бывают: а) телесные — вещи, б) бестелесные, или в) соединение вещей и бестелесных благ.
Бирлинг, вводя понятие объекта в обыденном смысле в отличие от понятия объекта в строго логическом смысле, считает такими „обыденными" объектами: а) лиц и отдельные свойства их — честь, жизнь, здоровье; б) вещи; в) отдельные свойства и составные части вещей; г) формы деятельности; д) субъективные права и обязанности; е) юридические отношения. Гирке вводит в качестве самостоятельного элемента юридического отношения, кроме объекта права, еще предмет соотношения как „предмет, к которому относится право". Таким предметом он считает: а) собственную личность, б) вещи и в) другое лицо. В другом лице об’ектом может быть: а) действия других лиц, б) личность другого лица, в) в правах коллективного лица — члены корпорации, г) оставшееся после отпадения лица.
Особо следует отметить теорию Пегражицкого, как наиболее последовательную. Петражицкий находит объект права, как и все остальное в праве, в сфере психики, как элемент интеллектуального состава правовых переживаний. Таким элементом являются объектные представления, представления об известном поведении. Устанавливая различные виды поведения, а именно: положительное действие, воздержание и терпение — Петражицкий различает объект права от объекта обязанностей. Сочетание этих объектов он считает об’ектом правоотношения и дает такую схему объектов: 1) fасеге-асcipреге — положительное действие одного и положительное получение другим, 2) non facere-non pati — воздержание — неприкосновенность, 3) pati-fасеге— терпение, — свобода действия). Теория замечательно стройная и замечательно... пустая. Кроме того, Петражицкий различает объекты главные и вспомогательные, простые и сложные, основные и дополнительные.
Курьеза ради, отметим теорию Соколовского, считавшего объектом прав вещи и понятия.
Особо заслуживают быть отмеченными теории, которые мы назвали бы „двухэтажными" теориями объекта. „Двух-этажность" заключается в том, что сначала устанавливался объект права, а потом отыскивался объект этого объекта. Иногда первый объект назывался объектом первого порядка, а другой — объектом второго порядка.
Мы можем на этом прервать изложение чужих теорий. Думается, что все они в совокупности очень хорошо иллюстрируют бессилие буржуазной науки.
Цит.: К. Берновский, Объект права. Изд-во НКЮ УССР, Харьков, 1931 г. С. 5-7.
Особо следует отметить теорию Пегражицкого, как наиболее последовательную. Петражицкий находит объект права, как и все остальное в праве, в сфере психики, как элемент интеллектуального состава правовых переживаний. Таким элементом являются объектные представления, представления об известном поведении. Устанавливая различные виды поведения, а именно: положительное действие, воздержание и терпение — Петражицкий различает объект права от объекта обязанностей. Сочетание этих объектов он считает об’ектом правоотношения и дает такую схему объектов: 1) fасеге-асcipреге — положительное действие одного и положительное получение другим, 2) non facere-non pati — воздержание — неприкосновенность, 3) pati-fасеге— терпение, — свобода действия). Теория замечательно стройная и замечательно... пустая. Кроме того, Петражицкий различает объекты главные и вспомогательные, простые и сложные, основные и дополнительные.
Курьеза ради, отметим теорию Соколовского, считавшего объектом прав вещи и понятия.
Особо заслуживают быть отмеченными теории, которые мы назвали бы „двухэтажными" теориями объекта. „Двух-этажность" заключается в том, что сначала устанавливался объект права, а потом отыскивался объект этого объекта. Иногда первый объект назывался объектом первого порядка, а другой — объектом второго порядка.
Мы можем на этом прервать изложение чужих теорий. Думается, что все они в совокупности очень хорошо иллюстрируют бессилие буржуазной науки.
Цит.: К. Берновский, Объект права. Изд-во НКЮ УССР, Харьков, 1931 г. С. 5-7.
Предлагаем к прочтению речь профессора Ф.В. Тарановского 1916 г. по вопросу об эвакуации Юрьевского университета. В ней профессор указывает, что он против переезда университета поскольку вуз не может быть развёрнут где-то в другом месте, подобно "лазарету или полевой кухне". По его мнению достаточно ограничиться эвакуацией имущества, а университет должен сосредоточиться на учёной деятельности, раз невозможно проводить деятельность учебную. В пример он приводит Варшавский университет, который 3.5 года так и функционировал из-за бойкота русской школы. Обсуждались варианты переноса деятельности университета в Пермь, Уфу, Екатеринбург, Екатеринослав. Вариант Перми Тарановский отметает жестокою фразой: "Пермь не имеет будущего. Она утратила свое прежнее значение в Приуральском крае и вынуждена была уступить его Екатеринбургу. Заводить университет в Перми только для того, чтобы поднять значение падающего города вряд ли целесообразно". Про казанский университет отмечено, что он не подходит потому, что на всех факультетах, кроме медицинского там всегда был недобор. Зато Екатеринослав по мнению Тарановского "растёт с американской быстротой" и отправляться следует туда. Тарановский считает, что в первую очередь университет составляют люди, а не эвакуируемые вещи и что надо подумать, куда захотят студенты, в холодную и далёкую Пермь или же в тёплый и богатый Екатеринослав: "Привыкшие к жизни на западе, наши студенты останутся на западе или же распределятся в центре, в умеренном климате", заключает он. Также после переезда в Пермь, по его мнению распалась бы профессорская коллегия, т.к. большинство бы отказалось от столь резких перемен, а "поедут в Пермь только профессора материально необеспеченные". Тарановский неутешительно отмечает: "учёных у нас мало, кафедры пустуют годами", а потому надо беречь каждого.
А.С. НЕВЗОРОВ О РАЗНИЦЕ МЕЖ ТОРГОВЫМ И ГРАЖДАНСКИМ ПРАВОМ
Гражданское и торговое право — это две ветви одного дерева. Между ними есть много общего и сходного. Область того и другого определяется двумя данными: а) частные лица, как субъекты отношения, и б) частный интерес, как содержание отношения. Много сходных институтов мы находим как в торговом, так и в гражданском праве (купля-продажа, мена, залог, представительство, пользование чужой вещею, поклажа, поставка и т. д.). Но несмотря на такое сходство, между ними существует значительная разница.
Торговое право-прогрессивно, оно идёт в уровень с жизнью. Оно космополитично (покупка и продажа товара, учет векселя, распределение дивиденда — везде совершается одинаково, и торговец, и банкир, и капитан корабля — прирожденные космополиты). Ему чужды такие институты, которые наиболее восприимчивы к влияниям исторического прошлого, к влияниям нравов, религии, политической организации страны (семья, наследование, землевладение). Торговое право однородно. Обменом на эквивалент проникнуты все его институты.
Торговое право всецело покоится на начале: роur rien — rien. Все его отношения можно подвести под куплю-продажу. Но в то же время оно чрезвычайно сложно и многообразно. Строгая и суровая формальность чужда ему. Индивидуальные интересы в торговом обороте уступают место интересам социальным (накладная на предъявителя). Масса юридических отношений нормируется обычаем, которому закон отводит довольно солидную сферу.
Предписывается даже должностным лицам знать торговые обычаи и записывать их (консулы). Этими обычаями должна руководиться и администрация при подрядах и поставках. Лица, не знающие торговых обычаев, не могут принимать участия в торговле (капитаны, шкиперы, маклеры, комиссионеры). Наконец, в торговом праве — право собственности очерчено крайне слабо.
В противоположность торговому праву — гражданское право консервативно и национально (вещное, наследственное, семейное). Оно разнообразно (нет, например, ничего общего между семейным и вещным правом), но вместе с тем и просто. Гражданское право отличается жалостливостью, снисходительностью, щедростью (дарение, легат, пожалование, если проценты не выговорены, то уплата их не разумеется сама собою). Гражданские отношения строго формальны. Несоблюдение формы может повести к недействительности сделки (завещание устное). Они нормируются писанным законом. Применение обычая допускается в относительно редких случаях.
Наконец, та совокупность юридических отношений, — совокупность активная, подвижная, какою является торговля, как промысел такого-то лица, — неизвестна гражданскому праву. Такую же разницу мы найдём, если обратим внимание на субъект (лицо) и объект (вещь), хотя то и другое составляет необходимый элемент как гражданского, так и торгового права. В гражданские правоотношения могут вступать все лица, за исключением малолетних, сумасшедших, а монашествующих и лишенные всех прав состояния с некоторыми ограничениями. В торговом же праве от лиц требуется квалифицированная годность к торговому обороту (неопороченность по суду, неповрежденность праве состояния, известная подготовка для шкипера, мичмана, маклера, приказчика). Лицо может быть правоспособно, но не торговоспособно.
По гражданскому праву местожительство лица определяется его местопребыванием, где центр его постоянной гражданской деятельности, по торговому-- местожительство определяется и местонахождением его заведения. Лицо имеет свое особое торговое имя (фирма), не всегда одинаковое с его гражданским именем. Лицо имеет обязанности неизвестные гражданскому праву (содержать торговый книги), имеет свою особую преступность. Вещью (объектом) в торговом обороте будет только то, что вступило, находится и предназначено для торгового оборота.
Гражданское и торговое право — это две ветви одного дерева. Между ними есть много общего и сходного. Область того и другого определяется двумя данными: а) частные лица, как субъекты отношения, и б) частный интерес, как содержание отношения. Много сходных институтов мы находим как в торговом, так и в гражданском праве (купля-продажа, мена, залог, представительство, пользование чужой вещею, поклажа, поставка и т. д.). Но несмотря на такое сходство, между ними существует значительная разница.
Торговое право-прогрессивно, оно идёт в уровень с жизнью. Оно космополитично (покупка и продажа товара, учет векселя, распределение дивиденда — везде совершается одинаково, и торговец, и банкир, и капитан корабля — прирожденные космополиты). Ему чужды такие институты, которые наиболее восприимчивы к влияниям исторического прошлого, к влияниям нравов, религии, политической организации страны (семья, наследование, землевладение). Торговое право однородно. Обменом на эквивалент проникнуты все его институты.
Торговое право всецело покоится на начале: роur rien — rien. Все его отношения можно подвести под куплю-продажу. Но в то же время оно чрезвычайно сложно и многообразно. Строгая и суровая формальность чужда ему. Индивидуальные интересы в торговом обороте уступают место интересам социальным (накладная на предъявителя). Масса юридических отношений нормируется обычаем, которому закон отводит довольно солидную сферу.
Предписывается даже должностным лицам знать торговые обычаи и записывать их (консулы). Этими обычаями должна руководиться и администрация при подрядах и поставках. Лица, не знающие торговых обычаев, не могут принимать участия в торговле (капитаны, шкиперы, маклеры, комиссионеры). Наконец, в торговом праве — право собственности очерчено крайне слабо.
В противоположность торговому праву — гражданское право консервативно и национально (вещное, наследственное, семейное). Оно разнообразно (нет, например, ничего общего между семейным и вещным правом), но вместе с тем и просто. Гражданское право отличается жалостливостью, снисходительностью, щедростью (дарение, легат, пожалование, если проценты не выговорены, то уплата их не разумеется сама собою). Гражданские отношения строго формальны. Несоблюдение формы может повести к недействительности сделки (завещание устное). Они нормируются писанным законом. Применение обычая допускается в относительно редких случаях.
Наконец, та совокупность юридических отношений, — совокупность активная, подвижная, какою является торговля, как промысел такого-то лица, — неизвестна гражданскому праву. Такую же разницу мы найдём, если обратим внимание на субъект (лицо) и объект (вещь), хотя то и другое составляет необходимый элемент как гражданского, так и торгового права. В гражданские правоотношения могут вступать все лица, за исключением малолетних, сумасшедших, а монашествующих и лишенные всех прав состояния с некоторыми ограничениями. В торговом же праве от лиц требуется квалифицированная годность к торговому обороту (неопороченность по суду, неповрежденность праве состояния, известная подготовка для шкипера, мичмана, маклера, приказчика). Лицо может быть правоспособно, но не торговоспособно.
По гражданскому праву местожительство лица определяется его местопребыванием, где центр его постоянной гражданской деятельности, по торговому-- местожительство определяется и местонахождением его заведения. Лицо имеет свое особое торговое имя (фирма), не всегда одинаковое с его гражданским именем. Лицо имеет обязанности неизвестные гражданскому праву (содержать торговый книги), имеет свою особую преступность. Вещью (объектом) в торговом обороте будет только то, что вступило, находится и предназначено для торгового оборота.
Торговое право имеет дело с такими res, которые чужды гражданскому праву (фирма, заведение, биржевые и товарные бумаги). Res гражданского права суть res и для торгового, но в качестве товаров. Даже недвижимости, которые были чужды торговому праву и всецело входили в сферу гражданского права, теперь постепенно начинают захватываться торговым правом, как это видно из перехода дач, лавок из рук в руки без утверждения сделок старшим нотариусом. Наконец, res торгового оборота терпят некоторого рода ограничения, чего нет в гражданском обороте, наприм., надзор за качеством рыночных товаров, необходимость известной пометки (на серебре, золоте, изделиях ремесленных), надзор и наблюдение со стороны агентов правительства (пошлины таможенные)
Цит.: А.С. Невзоров, Пособие к изучению торгового права. Юрьев. 1912 г. С. 9-11.
Цит.: А.С. Невзоров, Пособие к изучению торгового права. Юрьев. 1912 г. С. 9-11.
С.С. АЛЕКСЕЕВ О ВИНЕ В ПРАВОНАРУШЕНИИ
Вина может быть отнесена к субъективным элементам состава гражданского правонарушения, хотя в сфере отношений, регулируемых гражданским правом, вина как условие применения имущественных санкций не имеет универсального значения, и поэтому, если быть последовательным, ей нельзя придать значение общего, обязательного элемента состава.
Но дело не в этом. Особенности гражданско-правового регулирования отношений, связанных с имущественными правонарушениями, показывают, что более правильно, более логично было бы пойти по другому пути и, отказавшись от аналогии с уголовным правом, отнести вину не к составу правонарушения, а, рассматривая ее в негативном аспекте, как невиновность, – к особой правовой категории – основаниям освобождения от ответственности. Такое решение проблемы вины вытекает из действия в гражданском праве презумпции виновности правонарушителя.
Если не ограничивать значение этой презумпции лишь ее процессуальными функциями, а признавать за ней и материально-правовое действие, то неизбежен вывод, согласно которому достаточно наличия объективной стороны состава правонарушения, чтобы считать возможным привлечение лица к гражданско-правовой ответственности. Вот почему в нормативных актах, регулирующих отношения, связанные с гражданским правонарушением, правовое значение придается не наличию вины, а ее отсутствию, рассматриваемому в качестве основания освобождения от ответственности (см. ст. 118 и 403 ГК РСФСР).
Причем если бы речь шла только о языково-смысловом значении соответствующих терминов, то применение выражений «нести ответственность при наличии вины» и «быть освобожденным от ответственности при ее отсутствии» зависело бы лишь от той или иной редакции словесной формулировки нормативного положения. Между тем использование последней из приведенных формул имеет важное юридическое значение, так как она в соответствии с презумпцией виновности более четко отграничивает момент, с которого лицо может быть привлечено к гражданской ответственности.
Отнесение категории вины в ее негативном понимании к основаниям освобождения от ответственности связано и с процессуально-правовым действием презумпции виновности: распределение обязанности по доказыванию фактов основания исковых требований и фактов, относящихся к возражениям против этих требований, в гражданском процессе таково, что вина не включается в число правопроизводящих фактов, подлежащих доказыванию со стороны истца. Не случайно поэтому именно в процессуальной литературе с достаточной отчетливостью проводятся разграничительные линии между правопроизводящими фактами, образующими в своей совокупности состав гражданского правонарушения (процессуальное основание иска), и фактами, освобождающими правонарушителя от ответственности, к которым относится отсутствие вины в действиях правонарушителя.
Отнесение категории вины (в ее негативном аспекте) к основаниям освобождения от ответственности обусловлено, наконец, задачами сохранения терминологического единства в нормативных актах, так как с учетом особенностей гражданско-правового регулирования имущественных отношений законодатель устанавливает и другие факты, освобождающие от ответственности, – факты, которые обычно приводятся в нормативном акте наряду с обстоятельствами, свидетельствующими о невиновности правонарушителя.
Так, в перечень обстоятельств, освобождающих грузоотправителя и железную дорогу от ответственности за невыполнение месячного плана грузовых перевозок, включены не только факты, свидетельствующие о невиновности адресатов плана (п. «а» и «б» ст. 182 и 183 Устава железных дорог), но и обстоятельства иного рода, например действия, являющиеся реализацией льгот, которые предоставляются сторонам ввиду специфики их хозяйственного положения (право на восполнение недогруза в очередной плановый период).
Правда, анализ невиновности, рассматриваемой в качестве основания освобождения от ответственности, требует известных уточнений характера разработки этой общеотраслевой теоретической проблемы наукой
Вина может быть отнесена к субъективным элементам состава гражданского правонарушения, хотя в сфере отношений, регулируемых гражданским правом, вина как условие применения имущественных санкций не имеет универсального значения, и поэтому, если быть последовательным, ей нельзя придать значение общего, обязательного элемента состава.
Но дело не в этом. Особенности гражданско-правового регулирования отношений, связанных с имущественными правонарушениями, показывают, что более правильно, более логично было бы пойти по другому пути и, отказавшись от аналогии с уголовным правом, отнести вину не к составу правонарушения, а, рассматривая ее в негативном аспекте, как невиновность, – к особой правовой категории – основаниям освобождения от ответственности. Такое решение проблемы вины вытекает из действия в гражданском праве презумпции виновности правонарушителя.
Если не ограничивать значение этой презумпции лишь ее процессуальными функциями, а признавать за ней и материально-правовое действие, то неизбежен вывод, согласно которому достаточно наличия объективной стороны состава правонарушения, чтобы считать возможным привлечение лица к гражданско-правовой ответственности. Вот почему в нормативных актах, регулирующих отношения, связанные с гражданским правонарушением, правовое значение придается не наличию вины, а ее отсутствию, рассматриваемому в качестве основания освобождения от ответственности (см. ст. 118 и 403 ГК РСФСР).
Причем если бы речь шла только о языково-смысловом значении соответствующих терминов, то применение выражений «нести ответственность при наличии вины» и «быть освобожденным от ответственности при ее отсутствии» зависело бы лишь от той или иной редакции словесной формулировки нормативного положения. Между тем использование последней из приведенных формул имеет важное юридическое значение, так как она в соответствии с презумпцией виновности более четко отграничивает момент, с которого лицо может быть привлечено к гражданской ответственности.
Отнесение категории вины в ее негативном понимании к основаниям освобождения от ответственности связано и с процессуально-правовым действием презумпции виновности: распределение обязанности по доказыванию фактов основания исковых требований и фактов, относящихся к возражениям против этих требований, в гражданском процессе таково, что вина не включается в число правопроизводящих фактов, подлежащих доказыванию со стороны истца. Не случайно поэтому именно в процессуальной литературе с достаточной отчетливостью проводятся разграничительные линии между правопроизводящими фактами, образующими в своей совокупности состав гражданского правонарушения (процессуальное основание иска), и фактами, освобождающими правонарушителя от ответственности, к которым относится отсутствие вины в действиях правонарушителя.
Отнесение категории вины (в ее негативном аспекте) к основаниям освобождения от ответственности обусловлено, наконец, задачами сохранения терминологического единства в нормативных актах, так как с учетом особенностей гражданско-правового регулирования имущественных отношений законодатель устанавливает и другие факты, освобождающие от ответственности, – факты, которые обычно приводятся в нормативном акте наряду с обстоятельствами, свидетельствующими о невиновности правонарушителя.
Так, в перечень обстоятельств, освобождающих грузоотправителя и железную дорогу от ответственности за невыполнение месячного плана грузовых перевозок, включены не только факты, свидетельствующие о невиновности адресатов плана (п. «а» и «б» ст. 182 и 183 Устава железных дорог), но и обстоятельства иного рода, например действия, являющиеся реализацией льгот, которые предоставляются сторонам ввиду специфики их хозяйственного положения (право на восполнение недогруза в очередной плановый период).
Правда, анализ невиновности, рассматриваемой в качестве основания освобождения от ответственности, требует известных уточнений характера разработки этой общеотраслевой теоретической проблемы наукой
гражданского права. Заслуживает, в частности, внимания проведение указанного анализа на материале договорной ответственности с точки зрения проблемы объективной невозможности исполнения, указывающей на отсутствие вины в действиях правообязанного лица. Эта привившаяся в судебной практике категория тождественна понятию «случайное невыполнение обязательства», но, указывая на причину неисполнения, она удачнее данного понятия, хотя ее характеристика и не соответствует в полной мере традиционным представлениям о последнем.
Однако ни отнесение категории вины (в ее негативном аспекте) к основаниям освобождения от ответственности, ни изменение характера ее научной разработки не могут поколебать значения принципа вины в гражданском праве. В связи с этим надлежит решительно отграничить развиваемые в настоящей статье положения от концепции причинения. Если сторонники концепции причинения вовсе исключили субъективные элементы из сферы гражданской ответственности, то мы, напротив, подчеркиваем их значение в этой сфере; мы лишь в соответствии со спецификой гражданско-правового регулирования относим эти элементы не к основаниям ответственности, а к основаниям освобождения от нее.
А это значит, что в гражданском праве основания освобождения от ответственности приобретают, несомненно, большую значимость, нежели одноименная категория в уголовном праве. Стало быть, и в учении о гражданском правонарушении ей должно быть придано значение, равное по теоретической и практической ценности значению состава гражданского правонарушения, что устранит возможные опасения, связанные с ограничением основания гражданской ответственности элементами, имеющими объективный характер.
Однако ни отнесение категории вины (в ее негативном аспекте) к основаниям освобождения от ответственности, ни изменение характера ее научной разработки не могут поколебать значения принципа вины в гражданском праве. В связи с этим надлежит решительно отграничить развиваемые в настоящей статье положения от концепции причинения. Если сторонники концепции причинения вовсе исключили субъективные элементы из сферы гражданской ответственности, то мы, напротив, подчеркиваем их значение в этой сфере; мы лишь в соответствии со спецификой гражданско-правового регулирования относим эти элементы не к основаниям ответственности, а к основаниям освобождения от нее.
А это значит, что в гражданском праве основания освобождения от ответственности приобретают, несомненно, большую значимость, нежели одноименная категория в уголовном праве. Стало быть, и в учении о гражданском правонарушении ей должно быть придано значение, равное по теоретической и практической ценности значению состава гражданского правонарушения, что устранит возможные опасения, связанные с ограничением основания гражданской ответственности элементами, имеющими объективный характер.