Уже переломился календарь, видна зимы бессмысленная даль, К морозу поворот и новый год и множество ещё других забот. Держаться надо, надо в декабре, когда снега и сумрак во дворе, И за окном бесчинствует зима, держаться надо — не сойти с ума.
И надо одеваться потеплей и надо возвращаться поскорей К себе домой, где греется обед и закрывает вас от всяких бед, Зимы и вьюги, тёплая жена, где все за вас — и крик и тишина. И к двери осторожно подойдя, сказать себе минуту погодя,
«Нет, рано ещё, рано, не пора». Зима, зима — ужасная пора. Шепнуть себе: «А скоро ли?» — «Едва ль». А между тем, поблизости февраль, И лёд уже слабеет на реке и ваш сосед выходит в пиджаке, И распаляясь говорит про то, — «Мол, хватит, будет, поносил пальто».
Тут надо приготовиться всерьез, хотя трещит на улице мороз, И инеем карниз совсем оброс, зима крепка, как медный купорос. Но это только видимость одна. Вот парка отведёт с веретена Последние витки. Апрель, апрель вступает в календарную артель.
Тут надо выйти в сад или в лесок, лучам подставить бледное лицо, Припомнить всё: Египет, Карфаген, Афины, Рим и этот зимний плен средь четырех своих коротких стен, где жили вы совсем без перемен, Но тает снег у чёрных башмаков и ясно вам становится, каков
невнятный запах прели и травы — в апреле вы жестоки и правы. Все ящики, шкапы и сундуки — вплоть до последней потайной доски раскрыты этим вечером. Конец, на веточке качается скворец. В последний раз ты за своим столом, в последний раз ты возвратился в дом, В последний раз пирог несёт жена, в стакане поперёк отражена, она уже покинута, она осталась с отражением одна.
Закрой глаза и сделай первый шаг, теперь открой — пусть непонятно как ты очутился на чужой земле, в чужом необитаемом селе, в огромных тошнотворных городах, в которых ты расцвёл, а не зачах - пусть непонятно как добрался ты, твои перемещения просты.
От смерти к смерти, от любви к воде, от стрекозы на женском животе к чудовищу на сладостном холме, чьё тело в чешуе и бахроме. И далее к просторным островам, на берегу там высится вигвам, там дочь вождя, кино по вечерам, считаются года по деревам.
И вот уже сосчитан целый лес. Изведаны утехи всех небес: забвенья сферы, облака тщеты и неба обнаженной красоты, душистой тучи праздного греха. Но эти сферы просто чепуха, в сравнении с другими, где душа пороку предаётся не греша, а познавая свет и благодать, которых никогда не разгадать. но в тридцать третьем небе есть порог, за коим веет зимний ветерок, и мечется поземка и уже окно горит на третьем этаже.
А это значит близится зима. А кто огонь зажёг — твоя жена. Похолодало. Завывает мрак. Ты понял всё, когда ты не дурак. Домой, домой, где печь, постель, cупы. Скорее тот порог переступи. Тут всё как было, точно как тогда — вот на столе обычная еда, а месяцы прошли или года, тут это не оставило следа.
Пока небесный виден хоровод, в последний раз взгляни на небосвод, твоя звезда бледнея и дрожа, похожа на лучистого ежа, в морозной мгле уходит быстро вниз. Она тебя оставила — держись. В два миллиона зим идёт зима. Держаться надо — не сойти с ума. Уже переломился календарь, видна зимы бессмысленная даль.
Уже переломился календарь, видна зимы бессмысленная даль, К морозу поворот и новый год и множество ещё других забот. Держаться надо, надо в декабре, когда снега и сумрак во дворе, И за окном бесчинствует зима, держаться надо — не сойти с ума.
И надо одеваться потеплей и надо возвращаться поскорей К себе домой, где греется обед и закрывает вас от всяких бед, Зимы и вьюги, тёплая жена, где все за вас — и крик и тишина. И к двери осторожно подойдя, сказать себе минуту погодя,
«Нет, рано ещё, рано, не пора». Зима, зима — ужасная пора. Шепнуть себе: «А скоро ли?» — «Едва ль». А между тем, поблизости февраль, И лёд уже слабеет на реке и ваш сосед выходит в пиджаке, И распаляясь говорит про то, — «Мол, хватит, будет, поносил пальто».
Тут надо приготовиться всерьез, хотя трещит на улице мороз, И инеем карниз совсем оброс, зима крепка, как медный купорос. Но это только видимость одна. Вот парка отведёт с веретена Последние витки. Апрель, апрель вступает в календарную артель.
Тут надо выйти в сад или в лесок, лучам подставить бледное лицо, Припомнить всё: Египет, Карфаген, Афины, Рим и этот зимний плен средь четырех своих коротких стен, где жили вы совсем без перемен, Но тает снег у чёрных башмаков и ясно вам становится, каков
невнятный запах прели и травы — в апреле вы жестоки и правы. Все ящики, шкапы и сундуки — вплоть до последней потайной доски раскрыты этим вечером. Конец, на веточке качается скворец. В последний раз ты за своим столом, в последний раз ты возвратился в дом, В последний раз пирог несёт жена, в стакане поперёк отражена, она уже покинута, она осталась с отражением одна.
Закрой глаза и сделай первый шаг, теперь открой — пусть непонятно как ты очутился на чужой земле, в чужом необитаемом селе, в огромных тошнотворных городах, в которых ты расцвёл, а не зачах - пусть непонятно как добрался ты, твои перемещения просты.
От смерти к смерти, от любви к воде, от стрекозы на женском животе к чудовищу на сладостном холме, чьё тело в чешуе и бахроме. И далее к просторным островам, на берегу там высится вигвам, там дочь вождя, кино по вечерам, считаются года по деревам.
И вот уже сосчитан целый лес. Изведаны утехи всех небес: забвенья сферы, облака тщеты и неба обнаженной красоты, душистой тучи праздного греха. Но эти сферы просто чепуха, в сравнении с другими, где душа пороку предаётся не греша, а познавая свет и благодать, которых никогда не разгадать. но в тридцать третьем небе есть порог, за коим веет зимний ветерок, и мечется поземка и уже окно горит на третьем этаже.
А это значит близится зима. А кто огонь зажёг — твоя жена. Похолодало. Завывает мрак. Ты понял всё, когда ты не дурак. Домой, домой, где печь, постель, cупы. Скорее тот порог переступи. Тут всё как было, точно как тогда — вот на столе обычная еда, а месяцы прошли или года, тут это не оставило следа.
Пока небесный виден хоровод, в последний раз взгляни на небосвод, твоя звезда бледнея и дрожа, похожа на лучистого ежа, в морозной мгле уходит быстро вниз. Она тебя оставила — держись. В два миллиона зим идёт зима. Держаться надо — не сойти с ума. Уже переломился календарь, видна зимы бессмысленная даль.
Continuing its crackdown against entities allegedly involved in a front-running scam using messaging app Telegram, Sebi on Thursday carried out search and seizure operations at the premises of eight entities in multiple locations across the country. On Feb. 27, however, he admitted from his Russian-language account that "Telegram channels are increasingly becoming a source of unverified information related to Ukrainian events." At the start of 2018, the company attempted to launch an Initial Coin Offering (ICO) which would enable it to enable payments (and earn the cash that comes from doing so). The initial signals were promising, especially given Telegram’s user base is already fairly crypto-savvy. It raised an initial tranche of cash – worth more than a billion dollars – to help develop the coin before opening sales to the public. Unfortunately, third-party sales of coins bought in those initial fundraising rounds raised the ire of the SEC, which brought the hammer down on the whole operation. In 2020, officials ordered Telegram to pay a fine of $18.5 million and hand back much of the cash that it had raised. "Russians are really disconnected from the reality of what happening to their country," Andrey said. "So Telegram has become essential for understanding what's going on to the Russian-speaking world." Perpetrators of such fraud use various marketing techniques to attract subscribers on their social media channels.
from us
