Как скромный владелец джаз-клуба стал мировой литературной сенсацией и постоянным претендентом на Нобелевскую премию?
Ответ прост — Харуки Мураками ломает шаблоны. Его стиль — это взрывная смесь ритмичности, простоты и гипнотической отстраненности. Он словно разговаривает с читателем на языке современной улицы, избегая напыщенности традиционной японской литературы. Да, он использует непринужденные местоимения, которые в «серьезной» прозе сочли бы неподобающими. Именно этот стиль — «переводческий», «национально-нейтральный» — делает его книги понятными и любимыми по всему миру.
Но в этом успехе есть и парадокс. Как однажды сказал лауреат Нобелевской премии Кэндзабуро Оэ: «Хотя Мураками пишет на японском, его проза вовсе не японская». Его литературный язык — это больше, чем просто текст. Это культурный мост, по которому он выводит японскую литературу на мировую арену.
Мураками — это джаз в прозе: импровизация, свобода и абсолютная узнаваемость в каждой ноте.
Пишите в комментариях: ваш любимый текст Мураками.
Как скромный владелец джаз-клуба стал мировой литературной сенсацией и постоянным претендентом на Нобелевскую премию?
Ответ прост — Харуки Мураками ломает шаблоны. Его стиль — это взрывная смесь ритмичности, простоты и гипнотической отстраненности. Он словно разговаривает с читателем на языке современной улицы, избегая напыщенности традиционной японской литературы. Да, он использует непринужденные местоимения, которые в «серьезной» прозе сочли бы неподобающими. Именно этот стиль — «переводческий», «национально-нейтральный» — делает его книги понятными и любимыми по всему миру.
Но в этом успехе есть и парадокс. Как однажды сказал лауреат Нобелевской премии Кэндзабуро Оэ: «Хотя Мураками пишет на японском, его проза вовсе не японская». Его литературный язык — это больше, чем просто текст. Это культурный мост, по которому он выводит японскую литературу на мировую арену.
Мураками — это джаз в прозе: импровизация, свобода и абсолютная узнаваемость в каждой ноте.
Пишите в комментариях: ваш любимый текст Мураками.
Some people used the platform to organize ahead of the storming of the U.S. Capitol in January 2021, and last month Senator Mark Warner sent a letter to Durov urging him to curb Russian information operations on Telegram. That hurt tech stocks. For the past few weeks, the 10-year yield has traded between 1.72% and 2%, as traders moved into the bond for safety when Russia headlines were ugly—and out of it when headlines improved. Now, the yield is touching its pandemic-era high. If the yield breaks above that level, that could signal that it’s on a sustainable path higher. Higher long-dated bond yields make future profits less valuable—and many tech companies are valued on the basis of profits forecast for many years in the future. Pavel Durov, a billionaire who embraces an all-black wardrobe and is often compared to the character Neo from "the Matrix," funds Telegram through his personal wealth and debt financing. And despite being one of the world's most popular tech companies, Telegram reportedly has only about 30 employees who defer to Durov for most major decisions about the platform. In the United States, Telegram's lower public profile has helped it mostly avoid high level scrutiny from Congress, but it has not gone unnoticed. Additionally, investors are often instructed to deposit monies into personal bank accounts of individuals who claim to represent a legitimate entity, and/or into an unrelated corporate account. To lend credence and to lure unsuspecting victims, perpetrators usually claim that their entity and/or the investment schemes are approved by financial authorities.
from us
