Алексей Павлов

Уже сутки пытаюсь осознать, что Димы больше нет. Вот какие мысли приходят в голову. Дальше – не хорошо настоявшаяся аргументация, а оперативная рефлексия.
 
(1) В смерти есть некая завораживающая ум двойственность. Смерть – то, что нам одновременно и понятно, и непонятно.
 
С одной стороны, нет ничего более очевидного, чем конечность физического существования. Мы уясняем это (как «знание факта») в раннем возрасте, и чем дольше живём, тем больше на наших глазах умирает людей. Нет ничего таинственного в физическом аспекте смерти, её «машинерии».
 
С другой стороны, решительно неясно всё, что в этом процессе касается ментального. Что значит умереть для личности? Вот был человек, и вот его не стало. Что изменилось?
 
Причём вопросы возникают не только относительно выживания личности, но и восприятия чьей-то смерти со стороны. Почему я воспринимаю смерть другого не столько как уничтожение (в онтологическом смысле), сколько как недоступность, словно человек улетел на другую планету, и до него невозможно дозвониться? Почему я замираю в недоумении перед смертью так же, как собака замирает в недоумении перед пищащей игрушкой?
 
Смерть таинственна и в перспективе от первого лица. «Знание знакомства» с ней можно получить лишь единожды, и одновременно с этим завершится физическое существование. До тех пор, пока человек жив, он не знает, каково это быть мёртвым. (Но можно знать, каково это умирать – таким опытом обладают люди, пережившие клиническую смерть.)
 
(2) Очень раздражают те, кто, узнав о чьей-то смерти, начинают нести благолепный вздор («Ну вот, теперь с облачка на нас глядит») или, того хуже, давить сапогом чужую скорбь, тыкая перстом в догматику и Писание («Забыл, что для настоящего христианина смерти нет?»).
 
Так ли всё просто, и смерть – путешествие в один конец? Как физикалисту мне трудно поверить, что протекание сознательного опыта не прервётся с гибелью тела.
 
Полагаю, к смерти следует относиться серьёзно. Я бы сказал, почтительно и с подобающей боязнью. Не такой боязнью, какую должно питать к Богу, но такой, какой она, смерть, достойна. Поступая так, т.е. не преуменьшая её силу, не строя ей рожи, мы в определённом смысле подражаем Христу, прослезившемуся, когда у Него на глазах отняли камень от пещеры с Лазарем (Ин. 11:35). Мужество же и дерзновение отрицания смерти можно требовать только от самого себя в минуту, которая неизбежно наступит для каждого из нас.
 
#мысли

Telegram

Алексей Павлов

Летом канал практически впал в анабиоз. На то были причины. Во-первых, медленно и мучительно продавал дачу под Гжелью (продал). Во-вторых, лечил кисту, вскочившую в глазу на почве запущенного конъюнктивита (вылечил). В-третьих, по наставлению девушки решил…

www.group-telegram.com/us/pavlov_channel.com/365

839 viewsedited  Sep 3, 2024 at 18:00

Уже сутки пытаюсь осознать, что Димы больше нет. Вот какие мысли приходят в голову. Дальше – не хорошо настоявшаяся аргументация, а оперативная рефлексия.
 
(1) В смерти есть некая завораживающая ум двойственность. Смерть – то, что нам одновременно и понятно, и непонятно.
 
С одной стороны, нет ничего более очевидного, чем конечность физического существования. Мы уясняем это (как «знание факта») в раннем возрасте, и чем дольше живём, тем больше на наших глазах умирает людей. Нет ничего таинственного в физическом аспекте смерти, её «машинерии».
 
С другой стороны, решительно неясно всё, что в этом процессе касается ментального. Что значит умереть для личности? Вот был человек, и вот его не стало. Что изменилось?
 
Причём вопросы возникают не только относительно выживания личности, но и восприятия чьей-то смерти со стороны. Почему я воспринимаю смерть другого не столько как уничтожение (в онтологическом смысле), сколько как недоступность, словно человек улетел на другую планету, и до него невозможно дозвониться? Почему я замираю в недоумении перед смертью так же, как собака замирает в недоумении перед пищащей игрушкой?
 
Смерть таинственна и в перспективе от первого лица. «Знание знакомства» с ней можно получить лишь единожды, и одновременно с этим завершится физическое существование. До тех пор, пока человек жив, он не знает, каково это быть мёртвым. (Но можно знать, каково это умирать – таким опытом обладают люди, пережившие клиническую смерть.)
 
(2) Очень раздражают те, кто, узнав о чьей-то смерти, начинают нести благолепный вздор («Ну вот, теперь с облачка на нас глядит») или, того хуже, давить сапогом чужую скорбь, тыкая перстом в догматику и Писание («Забыл, что для настоящего христианина смерти нет?»).
 
Так ли всё просто, и смерть – путешествие в один конец? Как физикалисту мне трудно поверить, что протекание сознательного опыта не прервётся с гибелью тела.
 
Полагаю, к смерти следует относиться серьёзно. Я бы сказал, почтительно и с подобающей боязнью. Не такой боязнью, какую должно питать к Богу, но такой, какой она, смерть, достойна. Поступая так, т.е. не преуменьшая её силу, не строя ей рожи, мы в определённом смысле подражаем Христу, прослезившемуся, когда у Него на глазах отняли камень от пещеры с Лазарем (Ин. 11:35). Мужество же и дерзновение отрицания смерти можно требовать только от самого себя в минуту, которая неизбежно наступит для каждого из нас.
 
#мысли

BY Алексей Павлов