Эсхатология vs телеология
Заметил, что в ряде современных исследований наметилась интересная тенденция, связанная с поиском противоречий между эсхатологическим и телеологическим измерением исторического времени. Это весьма интересно, учитывая, что даже исходные греческие термины: ἔσχατος и τέλειος фактически означают примерно одно и тоже (заключительный, конечный). Конечно, можно было бы ограничиться тем суждением, что в одном случае речь идёт о христианской апокалиптике, в то время как телеология предполагает просто идею целевой причинности без привязки к религиозному дискурсу (телеология Аристотеля или Канта), однако, как мне кажется, здесь проблема несколько серьёзнее.
В общей сложности проблема эсхатологии предполагает саму мысль о конце всего сущего (Страшный суд). Телос же традиционно не рассматривался в пространственно-временном смысле (скорее имелся в виду конец как достижение цели). Конец как смысл или исполнение. C этой точки зрения сама история описывалась в терминах начала пути и его завершения. На контрасте с этим эсхатон же всегда описывался как завершение всего человеческого мироздания (здесь привязка к религии неизбежна). Интересно при этом, что в рамках современной философии телеология скорее полностью заменила собой эсхатологию. Ссылаясь на религиозное содержание последней, именно телеология становится мишенью для критики многих постклассических философских учений. В частности, та же альтюссерианская школа изначально возникла именно как антителеологическое направление мысли. Но как же чисто теоретически может разделять телеологию и эсхатологию?
Конкретно Этьен Балибар в одной из своих статей, ссылаясь на "Призраков Маркса" Деррида, предложил крайне необычную версию эсхатологии грядущего события, в основании которой лежит различие между телеологией (мыслью об историческом времени через идею «конца») и эсхатологией как мыслью о случайной природе вероятности невозможного. Обосновывания мысль о необходимости революционной эсхатологии Жак Деррида, согласно Балибару, пишет о ней как о практике вмешательства в настоящее с целью создания универсального сообщества. Сама реальность, таким образом, эсхатологически указывает на временность любой господствующей связности. В дополнение к точке зрения Балибара, Уоррен Монтаг также пишет о возможности эсхатологического мышления, освобождённого от религиозного дискурса (разговор о будущем как попытка вмешательства в настоящее).
Несмотря на ряд нестандартных сюжетов в данной постановке вопроса, на мой взгляд, непосредственной причиной подобных размышлений становится исключительно политическая позиция вышеуказанных авторов. Что Балибар, что Деррида или Монтаг - носители левых убеждений. Однажды мне уже приходилось говорить о том, что без телеологии (или эсхатологии, если угодно) обосновать коммунистическую модель общества становится крайне сложно. Альтернативой этому может быть только морально-нормативный дискурс, однако, данные теоретики, очевидно, не готовы к подобному переходу. Другими словами, лично мне различия между телеологией и эсхатологией кажутся весьма надуманными. Скорее речь должна идти о различных версиях одного и того же. Так, если эсхатология больше имеет абсолютный характер (конец сущего), то телеология является скорее более слабой версией эсхатологии ("слабой" не в смысле концептуальной проработанности). То есть критиковать одно и быть сторонником другого вряд ли возможно. Впрочем, пока что это лишь предварительные замечания по данному вопросу.
Заметил, что в ряде современных исследований наметилась интересная тенденция, связанная с поиском противоречий между эсхатологическим и телеологическим измерением исторического времени. Это весьма интересно, учитывая, что даже исходные греческие термины: ἔσχατος и τέλειος фактически означают примерно одно и тоже (заключительный, конечный). Конечно, можно было бы ограничиться тем суждением, что в одном случае речь идёт о христианской апокалиптике, в то время как телеология предполагает просто идею целевой причинности без привязки к религиозному дискурсу (телеология Аристотеля или Канта), однако, как мне кажется, здесь проблема несколько серьёзнее.
В общей сложности проблема эсхатологии предполагает саму мысль о конце всего сущего (Страшный суд). Телос же традиционно не рассматривался в пространственно-временном смысле (скорее имелся в виду конец как достижение цели). Конец как смысл или исполнение. C этой точки зрения сама история описывалась в терминах начала пути и его завершения. На контрасте с этим эсхатон же всегда описывался как завершение всего человеческого мироздания (здесь привязка к религии неизбежна). Интересно при этом, что в рамках современной философии телеология скорее полностью заменила собой эсхатологию. Ссылаясь на религиозное содержание последней, именно телеология становится мишенью для критики многих постклассических философских учений. В частности, та же альтюссерианская школа изначально возникла именно как антителеологическое направление мысли. Но как же чисто теоретически может разделять телеологию и эсхатологию?
Конкретно Этьен Балибар в одной из своих статей, ссылаясь на "Призраков Маркса" Деррида, предложил крайне необычную версию эсхатологии грядущего события, в основании которой лежит различие между телеологией (мыслью об историческом времени через идею «конца») и эсхатологией как мыслью о случайной природе вероятности невозможного. Обосновывания мысль о необходимости революционной эсхатологии Жак Деррида, согласно Балибару, пишет о ней как о практике вмешательства в настоящее с целью создания универсального сообщества. Сама реальность, таким образом, эсхатологически указывает на временность любой господствующей связности. В дополнение к точке зрения Балибара, Уоррен Монтаг также пишет о возможности эсхатологического мышления, освобождённого от религиозного дискурса (разговор о будущем как попытка вмешательства в настоящее).
Несмотря на ряд нестандартных сюжетов в данной постановке вопроса, на мой взгляд, непосредственной причиной подобных размышлений становится исключительно политическая позиция вышеуказанных авторов. Что Балибар, что Деррида или Монтаг - носители левых убеждений. Однажды мне уже приходилось говорить о том, что без телеологии (или эсхатологии, если угодно) обосновать коммунистическую модель общества становится крайне сложно. Альтернативой этому может быть только морально-нормативный дискурс, однако, данные теоретики, очевидно, не готовы к подобному переходу. Другими словами, лично мне различия между телеологией и эсхатологией кажутся весьма надуманными. Скорее речь должна идти о различных версиях одного и того же. Так, если эсхатология больше имеет абсолютный характер (конец сущего), то телеология является скорее более слабой версией эсхатологии ("слабой" не в смысле концептуальной проработанности). То есть критиковать одно и быть сторонником другого вряд ли возможно. Впрочем, пока что это лишь предварительные замечания по данному вопросу.
Почему философам не стоит заниматься хайпожорством? Наверное потому, что спустя некоторое время его преданные читатели могут ощутить чувство "испанского стыда". Разумеется, полностью игнорировать актуальные события теоретик не должен (особенно если он претендует на статус политического мыслителя), однако, любая философская мысль требует длительной саморефлексии, что довольно трудно осуществить в сжатые сроки. Ситуация с нападением США на Иран в данном контексте является лишь одним из многих примеров так как некоторые авторы уже успели опубликовать книги, напечатать статьи или произнести пафосные речи о том, какой Дональд Трамп великий политический революционер. Трампизм как новая веха в мировой истории и так далее. Спешу напомнить, что пока что не прошло и года с момента избрания Трампа, исходя из чего, наверное, не стоит делать однозначных выводов о его внутренней и внешней политике. Но это логика простых смертных. Ещё кстати в эпоху COVID-19 мы наблюдали примерно ту же самую картину. Например, тот же Славой Жижек запилил книгу про коронавирус уже в апреле 2020 года (спустя буквально пару месяцев с момента официального старта пандемии). Впрочем, конкретно сейчас эту книгу уже никто не читает потому, что если попытаться, то ничего кроме стыда за чужое желание хайпануть на актуальной теме, увы, вы там не найдёте. Такие дела.
Forwarded from Философское кафе
Карл Шмитт в советских газетах
Известия, 1935, 168.
Автор Илья Павлович Трайнин.
Известия, 1935, 168.
Автор Илья Павлович Трайнин.
Случайность, телеология, волюнтаризм и детерминизм
В отношении философии истории уместно было бы сказать, что одним из её ключевых вопросов является тот, формулировку которого в своё время предложил Плеханов: "Роль личности в истории". Интересно при этот, что за пределами конкретно русскоязычного интеллектуального поля её довольно редко используют. Так или иначе, традиционно в отношении метаисторических вопросов философы разделялись на два больших лагеря: 1) Сторонники "железных законов"; 2) Теоретики свободы человеческого действия. Даже в бытовом общественном создании можно сказать, что данная типология прочно закрепилась при всём том, что, как это всегда бывает, ситуация складывалась несколько сложнее.
Неделю назад мне на глаза попалась интереснейшая диссертация Виктора Куприянова, посвящённая истории телеологии в классической и неклассической видах философии (рекомендую ознакомиться). С одной стороны, Куприянов на манер Плеханова проводит схожее разделение в тексте своей работы, противопоставляя телеологию механицизму (последний он оценивает скорее негативно), но, на что здесь можно обратить внимание? В первую очередь на то, что отрицание телеологии, отнюдь, не предполагает автономию человеческого действия. Тот же Спиноза, отрицая телеологичность развития, придерживался максимально детерминистской картины мира, которую многие его критики были склонны даже описывать как разновидность фатализма. В то же время первые французские материалисты, которые рассматривали телеологию лишь в контексте религиозно-мистического мракобесия, полностью отрицали идею случайности (согласно их позиции сам по себе мир есть механизм). Таким образом, телеология и детерминизм исторически чаще оказывались по разные стороны баррикад, что заставляет задуматься о том, что любые типологии в контексте истории философских учений всегда являются условными и весьма противоречивыми.
Как вы знаете, в XX веке телеология и детерминизм чаще интерпретировались как родственные понятия, что уже было связано с влиянием марксизма и гегельянства. При этом противоположная стратегия критики телеологии далеко не всегда соприкасалась именно со случайностью. Определённая традиция возвращения к Спинозе (который вообще-то саму случайность отрицал) способствовала тому, что телеология начала рассматриваться в единстве с разумной субстанцией, наделённой способностью к целеполаганию (Спиноза против Гегеля). Очевидно, что соединение критики данной мировоззренческой схемы осуществлялось в двух направлениях: 1) Телеология невозможна так как воля индивида хаотична; 2) Телеология невозможна так как у случайной природы пустоты нет никакого направления. В общей сложности тот же Альтюссер, очевидно, скорее склонялся ко второму варианту, однако, тем не менее критика телеологии довольно плохо оказывается совместимой со структуралистской версией детерминизма, которую сам он разделял в период 1960-х годов. В этом случае возвращение к проблеме субъекта, вынужденного маневрировать внутри случайной природы конкретных ситуаций кажется вполне себе очевидным выходом. Короче говоря, традиционные типологии довольно редко остаются с нами надолго. За примерами далеко ходить не надо.
В отношении философии истории уместно было бы сказать, что одним из её ключевых вопросов является тот, формулировку которого в своё время предложил Плеханов: "Роль личности в истории". Интересно при этот, что за пределами конкретно русскоязычного интеллектуального поля её довольно редко используют. Так или иначе, традиционно в отношении метаисторических вопросов философы разделялись на два больших лагеря: 1) Сторонники "железных законов"; 2) Теоретики свободы человеческого действия. Даже в бытовом общественном создании можно сказать, что данная типология прочно закрепилась при всём том, что, как это всегда бывает, ситуация складывалась несколько сложнее.
Неделю назад мне на глаза попалась интереснейшая диссертация Виктора Куприянова, посвящённая истории телеологии в классической и неклассической видах философии (рекомендую ознакомиться). С одной стороны, Куприянов на манер Плеханова проводит схожее разделение в тексте своей работы, противопоставляя телеологию механицизму (последний он оценивает скорее негативно), но, на что здесь можно обратить внимание? В первую очередь на то, что отрицание телеологии, отнюдь, не предполагает автономию человеческого действия. Тот же Спиноза, отрицая телеологичность развития, придерживался максимально детерминистской картины мира, которую многие его критики были склонны даже описывать как разновидность фатализма. В то же время первые французские материалисты, которые рассматривали телеологию лишь в контексте религиозно-мистического мракобесия, полностью отрицали идею случайности (согласно их позиции сам по себе мир есть механизм). Таким образом, телеология и детерминизм исторически чаще оказывались по разные стороны баррикад, что заставляет задуматься о том, что любые типологии в контексте истории философских учений всегда являются условными и весьма противоречивыми.
Как вы знаете, в XX веке телеология и детерминизм чаще интерпретировались как родственные понятия, что уже было связано с влиянием марксизма и гегельянства. При этом противоположная стратегия критики телеологии далеко не всегда соприкасалась именно со случайностью. Определённая традиция возвращения к Спинозе (который вообще-то саму случайность отрицал) способствовала тому, что телеология начала рассматриваться в единстве с разумной субстанцией, наделённой способностью к целеполаганию (Спиноза против Гегеля). Очевидно, что соединение критики данной мировоззренческой схемы осуществлялось в двух направлениях: 1) Телеология невозможна так как воля индивида хаотична; 2) Телеология невозможна так как у случайной природы пустоты нет никакого направления. В общей сложности тот же Альтюссер, очевидно, скорее склонялся ко второму варианту, однако, тем не менее критика телеологии довольно плохо оказывается совместимой со структуралистской версией детерминизма, которую сам он разделял в период 1960-х годов. В этом случае возвращение к проблеме субъекта, вынужденного маневрировать внутри случайной природы конкретных ситуаций кажется вполне себе очевидным выходом. Короче говоря, традиционные типологии довольно редко остаются с нами надолго. За примерами далеко ходить не надо.