Даже Чехов не в силах меня торкнуть. Разве что Линч, но нет больше Линча. Радость знают лишь девочки-волонтёрки. А у меня-то какая радость? О личном
Не принято говорить в родном общепите Общества, коим славится город Питер.
Эпоха железного века русской поэзии Создала поэзию Z и милый официоз. Никому не принадлежать - это весело. Полозкова ушла, но Воскрес Христос.
Я гляжу на эти неистовые баталии И обнимаю берёзку за голгофскую талию.
Обнимать - это всё, что нам остаётся, Между родными бодряческими ханжами И релокантами из новых нью-йоркцев. Стихи - это корка льда на пожаре.
Чуть надтреснет - и взвоет бездна. То, что пишу я, грядущему интересно.
А пока я просто иду по грязному насту, Захожу в аптеку и к кому-нибудь в гости. Судьба - гуттаперчивая гимнастка: Может выжить, а может разбиться вовсе.
Поэзия - это судьба, и ей всё равно, Какое покажут общественное кино.
Завтра пройдут все, как с ветвей листики. Не пройдут лишь Родина и вот эта боль. Искусство есть нечто, что вне политики. От тренда и антитренда меня уволь.
В Питере, как обычно, заснежены фонари. Не дай вам Господь, знать это изнутри.
Даже Чехов не в силах меня торкнуть. Разве что Линч, но нет больше Линча. Радость знают лишь девочки-волонтёрки. А у меня-то какая радость? О личном
Не принято говорить в родном общепите Общества, коим славится город Питер.
Эпоха железного века русской поэзии Создала поэзию Z и милый официоз. Никому не принадлежать - это весело. Полозкова ушла, но Воскрес Христос.
Я гляжу на эти неистовые баталии И обнимаю берёзку за голгофскую талию.
Обнимать - это всё, что нам остаётся, Между родными бодряческими ханжами И релокантами из новых нью-йоркцев. Стихи - это корка льда на пожаре.
Чуть надтреснет - и взвоет бездна. То, что пишу я, грядущему интересно.
А пока я просто иду по грязному насту, Захожу в аптеку и к кому-нибудь в гости. Судьба - гуттаперчивая гимнастка: Может выжить, а может разбиться вовсе.
Поэзия - это судьба, и ей всё равно, Какое покажут общественное кино.
Завтра пройдут все, как с ветвей листики. Не пройдут лишь Родина и вот эта боль. Искусство есть нечто, что вне политики. От тренда и антитренда меня уволь.
В Питере, как обычно, заснежены фонари. Не дай вам Господь, знать это изнутри.
During the operations, Sebi officials seized various records and documents, including 34 mobile phones, six laptops, four desktops, four tablets, two hard drive disks and one pen drive from the custody of these persons. After fleeing Russia, the brothers founded Telegram as a way to communicate outside the Kremlin's orbit. They now run it from Dubai, and Pavel Durov says it has more than 500 million monthly active users. At the start of 2018, the company attempted to launch an Initial Coin Offering (ICO) which would enable it to enable payments (and earn the cash that comes from doing so). The initial signals were promising, especially given Telegram’s user base is already fairly crypto-savvy. It raised an initial tranche of cash – worth more than a billion dollars – to help develop the coin before opening sales to the public. Unfortunately, third-party sales of coins bought in those initial fundraising rounds raised the ire of the SEC, which brought the hammer down on the whole operation. In 2020, officials ordered Telegram to pay a fine of $18.5 million and hand back much of the cash that it had raised. Soloviev also promoted the channel in a post he shared on his own Telegram, which has 580,000 followers. The post recommended his viewers subscribe to "War on Fakes" in a time of fake news. But Kliuchnikov, the Ukranian now in France, said he will use Signal or WhatsApp for sensitive conversations, but questions around privacy on Telegram do not give him pause when it comes to sharing information about the war.
from pl
