Эта неделя вышла архивная, завершу ее еще одной байкой времен «Афиши», связанной с Земфирой и Ренатой.

На закате моей карьеры в ИД «Афиша» году эдак в 2010 у Земфиры случился какой-то инфоповод, и ее решили поставить на обложку. Я тогда вернулась из Питера и имела довольно расплывчатую должность, связанную с большими съемками (придумывать, продюсировать и стилизовать) и организацией ивентов.
Шурик Горбачев каким-то чудом договорился с Земфирой об интервью и обложке и сто раз предупредил меня, что это ОЧЕНЬ сложный человек, будь с ней уважительна, проглатывай все ее капризы, перекрестился и дал ее имейл.

Начиналось все довольно мило, но хватило ее буквально на два письма. На мое предложение о съемке она ответила, что снимать ее будет только некая Катя с третьего курса ВГИКа и никто больше. Идея с неизвестной Катей мне категорически не понравилась, но я вежливо уточнила есть ли у Кати портфолио и можно ли взять дополнительного фотографа для бекстейджа, если у Кати вдруг не выйдет, как запасной вариант.

И тут я получаю письмо, полное оскорблений, где меня обвиняют в отсутствие уважения к людям и как я посмела имя Катя написать с маленькой буквы (тут сознаюсь грешна и действительно написала «катя», но реально без задней мысли). Письмо я отправила Шурику, который запретил мне вступать в дальнейший диалог и от лица редакции мы согласились на все условия.

Пока мы ждали съемку я всю дорогу ворчала, что обложку они не снимут и будет полная фигня. Ну а дальше нам присылают картинки и там фотки в духе фотосайт.ру с Земфирой на Фрунзенской набережной с разблюренным фоном.

Таня Кочергина (арт-директор «Афиши» на тот момент), изучив картинки, резонно сказала: «Говно!», уменьшила самую удачную до размера спичечного коробка, перевела в чб и поставила во внутрь журнала. Я с Таней согласилась, но поняла, что быть беде.

Вышел журнал, и Шура тут же получил имейл, где Земфира призывала к ответу «Ганелилу», которая отомстила ей и поставила картинку не на обложку, во внутрь, так еще и маленькой, переведя ее в чб. Дело решил замять главный редактор, на тот момент это был Илья Красильщик, он написал извинительное письмо Земфире, где объяснил ситуацию, что я к размеру и расположению фотографии не имею отношения. Земфира тут же написала гневное письмо Шурику, назвав его «жалким человеком», возмущенная тем, что он дал какому-то ху**кину ее имейл.

Дальше в игру вступила уже Рената, которая начала звонить Юре Сапрыкину (редакционному директору) и требовать немедленного увольнения «мстительной и хамской Ганелилы». Дальше они неделю третировали всю редакцию тем, чтобы «Ганелила» навсегда покинула стены ИД. Рената даже сходила на обед с Колей Молибогом (генеральным директором), чтобы сообщить ему о ситуации и уволить меня. Надо отдать должное Коле, который обладал невероятной стрессовоустойчивостью и спокойствием, он выслушал взбешенных мадам и замял ситуацию.
Дальше была еще история с Земфирой в Стрелке, но это в другой раз!

https://youtu.be/wmmBZNfJd6s?si=bKV5NlNriXY7dDN4

Не Катя, а Настя!

Иногда бывают необычные заказы: фабрика создавала лис-магистров для Дальневосточного института во Владивостоке, а также игрушки в виде мусоровоза и палок колбасы. В этом году на фабрике готовят серию игрушек в виде многоэтажных домов для строительной компании.

https://makersofsiberia.com/sreda/biryusinka.html

Узнал недавно, что в Красноярске работает единственная за Уралом фабрика елочных игрушек.

Мыло учит смирению. Вокруг поток, и стоит в нем, наверное, пытаться быть пловцом, но вот чего точно не стоит забывать — так это того, что в потоке ты еще и случайная щепка. Упал, плывешь, а чем все кончится… С одной стороны — известно, чем все кончится, с другой — пловец ведь этого не увидит. А щепке — какая разница? Финал невозможен, финала нет, и не исключено, что это хорошая новость.

https://www.kommersant.ru/weekend/159279

Мощнейший номер «Коммерсантъ Weekend» — про финалы, со всеми главными авторами журнала, почти без скучных текстов. Федянина про финалы пьес, Алешичева про финалы сериалов (спойлер: про Lost и КЯВВМ нет), Пугачев про финалы фильмов, Рождественская про Кауфмана, Гулин про Авербаха, интервью Сапрыкина с Курицыным, интервью Шавловского с Аркус, эссе Степановой, Ревзина и Давыдова, Степанов про «Конец света», Ходнев про конец света, Толстова про группу OHO, Пронченко про Иствуда, Семеляк про Богарта, подборка цитат о финалах от Волоховой — нет, правда, такой мощный номер, что невольно начинаешь бояться: это не просто последний номер журнала в году, а это журнал так с нами прощается. Не дай бог, конечно.

Ох, всё-таки это действительно последний номер. Ужасно жаль, замечательный журнал был, я ждал каждую пятницу в том числе из-за него.

https://www.group-telegram.com/ZinaidaPronchenko/1428

Даже любой дуре нужен умный мужчина с чувством юмора. Пресса — это такой умный мужчина с чувством юмора. Блогеры некомпетентны и не могут удержать ваше внимание. Их 15 минут прошли.

https://style.rbc.ru/people/67642ad99a7947c61fc9fbb4

Я умный мужчина с чувством юмора, какие выплаты мне положены, Игорь Виленович?

Восьмилетняя Клаудия с молодой мамой и отцом, который на 21 год старше жены, живет в городе Кали на западе Колумбии. Все события книги мы видим глазами девочки — родители то хотят расходиться, то передумывают и живут так, что лучше бы разошлись, то подруга и родственница мамы гибнет, упав с балкона (суицид? убийство?), то в овраге находят останки женщины, пропавшей много лет назад.

Бездны в романе «Бездны» Пилар Кинтаны фигурируют и буквально, и метафорично. Героини подходят к краю пропасти, улетают в кювет, падают с 18-го этажа. С другой стороны, есть измены жены или мужа, развод родителей, отказ от мечт, раннее материнство, страх потерять близких людей или саму себя, послеродовая депрессия — так уж ли хороша взрослая жизнь, раз везде зияют не менее темные, глубокие, страшные бездны? Кого нам винить в смерти Грейс Келли, Натали Вуд, Глории Иньес, Ребеки О’Брайен? Как не впустить в себя тьму и не позволить ей решить всё за тебя? Автор не дает ответов, но помогает осознать вопросы — уже полдела, как известно.

Стоял такой густой туман, что фонарь казался совсем далеким. Крошечное солнце в загазованном воздухе. Загородки видно не было. Вдруг в нескольких метрах от фонаря я заметила белое пятно, более плотное, чем туман.

Я села в постели. Это была то ли тряпка, то ли кусок ткани. Я посмотрела на свои руки и пошевелила ими, все получилось. Паулина, как всегда, спала в кровати напротив моей. Куклы девочек стояли на полках с открытыми глазами и выглядели не более жутко, чем обычно. Я проснулась в своей настоящей комнате, а снаружи эта штука развевалась на ветру — таком сильном, что туман, казалось, слегка расступился.

Это была женская фигура в белом платье.

— Мама!

Я вскочила и помчалась в спальню родителей. Спина у меня была мокрая, ступни — ледяные. Кровать была в беспорядке, окно открыто, газовые занавески вздымались на ветру.

Я проверила на балконе, в ванной, в шкафу. Обежала другие комнаты и вторую ванную. Зовя ее, сбежала вниз по лестнице. Мамы не было ни в большой гостиной, ни в столовой, ни на кухне, где на барной стойке стояла пустая бутылка из-под виски. Ни в кабинете, ни в гостиной с камином. Я открыла раздвижную дверь и выглянула на террасу.

— Мама…

Не было видно ни зги.

— Мама!

Я выбежала на террасу. Холодный ветер растрепал мне волосы и рассыпал мурашки по коже. Мне захотелось упасть на землю и разрыдаться, больше не искать ее. Пускай прыгнет в пропасть и никогда не возвращается, а я останусь с папой и утону в море его молчания. И все же я металась по террасе, а потом, убедившись, что там мамы нет, вернулась в дом.

Поднялась по лестнице. Страх бился в моем сердце, будто зверь. Я распахнула дверь в сад. Туман, сгустившийся под светом из дома, несся со скоростью ветра; ветер качал деревья и завывал яростно, будто призрак.

Я прошла по дорожке вдоль дома и двинулась дальше по траве, ветер дул мне в лицо. Я спустилась пониже: в тумане материализовались фонарь, загородка, хлипкая и низенькая, неспособная ничего и никого удержать, и человеческая фигура — ноги в грязи, руки придерживают над землей подол белого платья. У нее были мамины густые волосы и ее белый халат.

— Мама.

Мне было страшно: вдруг фигура сейчас обернется, и окажется, что это не мама, а Ребека.

— Мама?

Со спины — вылитая мама, а спереди — труп.

— Тезка, — тихонько сказала я.

Фигура обернулась. Это была мама, живая и здоровая.

— Что ты делаешь?

— Вышла прогуляться.

Посреди ночи, в пижаме и без обуви, как Натали Вуд.

— Я никогда не была в этой части финки.

А рядом — многометровая пропасть.

— Давненько мы с тобой не ходили гулять, да?

Голос у нее был странный, пьяный. В руке она держала бокал. Она пошатнулась. Я подошла поближе и взяла ее за предплечье, такое худое, что пальцы мои почти сомкнулись. Как у Карен Карпентер.

— Пойдем домой, мам.

— Завтра пойдем с тобой гулять. Обещаю.

Пропасть была прямо за ней, в паре шагов. Хоть ее и не было видно из-за тумана, она была там, такая же глубокая, как та, в которой погибла княгиня Грейс. Мама чувствовала исходившую от пропасти силу, как будто снизу ее кто-то дергал за нитку.

— Косточки рассыпались.

— Ребеки?

— Ей-то удалось довести дело до конца.

И я увидела ее в маминых глазах. Пропасть у нее внутри, такую же, как у погибших женщин, как у Глории Инес, бездонную пропасть, которую ничем было не утолить.

— Это идеальное место, чтобы исчезнуть.

— Пойдем, — сказала я и потянула ее за руку.