За последние десять лет число политических заключенных в России выросло с 40 до более 1000 человек. Часто письма для них — единственный способ поддерживать связь с внешним миром.
Зачем писать письма?
«Я считаю, что письма крайне необходимы людям, которые оказались в тюрьме за свои взгляды, за стремление к свободе, праву и демократии. Это дает силы держаться и вселяет веру. Важно знать, что мы не одни, что о нас помнят» — так объясняет значение писем Евгений Бестужев, осужденный в ноябре 2022 года по статье о «фейках» о российской армии.
Михаил Жариков, которого приговорили к шести годам колонии за антивоенные посты, рассказывает, что переписка вселяет в человека уверенность в том, что он не забыт и что его дело не напрасно: «Конечно, приятно получить письмо от неизвестного [человека], [приятно] от понимания, что ты небезразличен».
И правозащитники, и сами политзаключенные говорят, что письма помогают обеспечивать людям в тюрьме безопасность. «Частота и объем писем дают сотрудникам системы понимание, что есть люди, которые в случае чего спросят, что произошло», — пишет Жариков.
За последние десять лет число политических заключенных в России выросло с 40 до более 1000 человек. Часто письма для них — единственный способ поддерживать связь с внешним миром.
Зачем писать письма?
«Я считаю, что письма крайне необходимы людям, которые оказались в тюрьме за свои взгляды, за стремление к свободе, праву и демократии. Это дает силы держаться и вселяет веру. Важно знать, что мы не одни, что о нас помнят» — так объясняет значение писем Евгений Бестужев, осужденный в ноябре 2022 года по статье о «фейках» о российской армии.
Михаил Жариков, которого приговорили к шести годам колонии за антивоенные посты, рассказывает, что переписка вселяет в человека уверенность в том, что он не забыт и что его дело не напрасно: «Конечно, приятно получить письмо от неизвестного [человека], [приятно] от понимания, что ты небезразличен».
И правозащитники, и сами политзаключенные говорят, что письма помогают обеспечивать людям в тюрьме безопасность. «Частота и объем писем дают сотрудникам системы понимание, что есть люди, которые в случае чего спросят, что произошло», — пишет Жариков.
You may recall that, back when Facebook started changing WhatsApp’s terms of service, a number of news outlets reported on, and even recommended, switching to Telegram. Pavel Durov even said that users should delete WhatsApp “unless you are cool with all of your photos and messages becoming public one day.” But Telegram can’t be described as a more-secure version of WhatsApp. That hurt tech stocks. For the past few weeks, the 10-year yield has traded between 1.72% and 2%, as traders moved into the bond for safety when Russia headlines were ugly—and out of it when headlines improved. Now, the yield is touching its pandemic-era high. If the yield breaks above that level, that could signal that it’s on a sustainable path higher. Higher long-dated bond yields make future profits less valuable—and many tech companies are valued on the basis of profits forecast for many years in the future. On Feb. 27, however, he admitted from his Russian-language account that "Telegram channels are increasingly becoming a source of unverified information related to Ukrainian events." In a message on his Telegram channel recently recounting the episode, Durov wrote: "I lost my company and my home, but would do it again – without hesitation." Just days after Russia invaded Ukraine, Durov wrote that Telegram was "increasingly becoming a source of unverified information," and he worried about the app being used to "incite ethnic hatred."
from pl
