Дмитрий Михайличенко, аналитик, доктор философских наук
О факторах трансформации политического дискурса в России
После начала СВО ключевые акторы власти обозначили стремление унифицировать политический дискурс и вписать его в жесткие рамки патриотического консенсуса. Успешность таких попыток не гарантирована, а любые попытки жесткого исключения несогласия и критики могут быть успешны только на краткосрочную перспективу. В качестве побочного эффекта формируются отчетливые риски в виде усиления влияния на общественное мнение эмигрантского интеллектуального дискурса.
Зампред СовБеза Д.Медведев определил желаемое состояние публичной политики в стране так: «любой политический лидер, который попытается изменить возникший после 24 февраля 2022 года дискурс развития страны, будет подвергнут анафеме как предатель». Здесь имеется ввиду прежде всего невозможность оспаривания ключевых нарративов власти (от СВО-патриотизма до осуждения ЛГБТ).
Сейчас, когда с начала СВО прошло 16 месяцев, можно сказать, что эту рамку удается обеспечивать в отношениях значительной части социума. Российское общество в нынешних реалиях еще не утратило, но стремительно утрачивает инструментарий для критического осмысления СВО-реальности и возможности смены ключевых нарративов.
Социум давно уже приучен жить в условиях диктата власти, которая периодами ослабевает (Перестройка, ельцинские 1990-е гг.), а периодами, как сейчас, снова усиливается. Показательно, как из общественного сознания в последние годы буквально пропал термин «революция», который в советское время получал позитивные коннотации не только в политической сфере. Аналогичное касается и слов «демократия» и «либерализм», которые оказались опошлены и маргинализированы. Это не явный, а косвенный пример того, как власть управляет публичным дискурсом.
После 24 февраля 2022 года власти попытались исключить из публичной сферы критиков (типа иноагентов и признанной нежелательной в России «Медузы») и системных либералов (типа «Эхо Москвы»): сейчас этот «аппендикс» публичной сферы, казалось бы, «успешно» удален и практически не востребован властью. Однако он оказался ожидаемо востребован за пределами страны (в основном, в Европе): с помощью него идет не только агитация части российского общества против СВО, но и успешно формируются проукраинские нарративы.
В условиях невозможности запретить YouTube и жестко надавить на Telegram, запреты признанных экстремистскими Instagram и Facebook выглядят как половинчатая мера, которая мало что решила. Более того, внимательный анализ пропагандистских масс-медиа показывает, что они по-прежнему вынуждены отвечать различным «экстремистским» и «нежелательным» медиа-ресурсам и блогерам. То есть, исключить из общественного сознания их не удается: конечно, византийские социологи могут показывать в высоких кабинетах результаты замеров, в которых будет указано, что никто эти ресурсы не читает и не смотрит, но реальность иная.
Политизированная часть социума, а это 10-15% граждан страны (вне зависимости от того, в России они находятся или за ее пределами) в курсе нарративов и дискурса не только Медведева, но и несистемной оппозиции. Провластные политологи любят рассуждать о том, что интерес к политике в стране падает и политизированных все меньше. На это хочется возразить: да нет, просто ваш византийский контент с массой ограничений мало кому интересен, равно как и обильное размещалово в каналах с сотней тысяч подписчиков-ботов.
А оппонировать диссидентскому дискурсу становится просто некому: ситуация будет и дальше развиваться в эту сторону. Прекратить все это можно будет только по белорусско-ДНР-овскому стандарту (с досмотром правоохранителями смартфонов «подозрительных» граждан на улицах и угрозе реальных санкций за подписку на вражеские Телеграм- и Ютуб-каналы). Пока российская власть далека до такого уровня демонстрации суверенитета, но, возможно, и этот рубеж придется брать.
Дмитрий Михайличенко, аналитик, доктор философских наук
О факторах трансформации политического дискурса в России
После начала СВО ключевые акторы власти обозначили стремление унифицировать политический дискурс и вписать его в жесткие рамки патриотического консенсуса. Успешность таких попыток не гарантирована, а любые попытки жесткого исключения несогласия и критики могут быть успешны только на краткосрочную перспективу. В качестве побочного эффекта формируются отчетливые риски в виде усиления влияния на общественное мнение эмигрантского интеллектуального дискурса.
Зампред СовБеза Д.Медведев определил желаемое состояние публичной политики в стране так: «любой политический лидер, который попытается изменить возникший после 24 февраля 2022 года дискурс развития страны, будет подвергнут анафеме как предатель». Здесь имеется ввиду прежде всего невозможность оспаривания ключевых нарративов власти (от СВО-патриотизма до осуждения ЛГБТ).
Сейчас, когда с начала СВО прошло 16 месяцев, можно сказать, что эту рамку удается обеспечивать в отношениях значительной части социума. Российское общество в нынешних реалиях еще не утратило, но стремительно утрачивает инструментарий для критического осмысления СВО-реальности и возможности смены ключевых нарративов.
Социум давно уже приучен жить в условиях диктата власти, которая периодами ослабевает (Перестройка, ельцинские 1990-е гг.), а периодами, как сейчас, снова усиливается. Показательно, как из общественного сознания в последние годы буквально пропал термин «революция», который в советское время получал позитивные коннотации не только в политической сфере. Аналогичное касается и слов «демократия» и «либерализм», которые оказались опошлены и маргинализированы. Это не явный, а косвенный пример того, как власть управляет публичным дискурсом.
После 24 февраля 2022 года власти попытались исключить из публичной сферы критиков (типа иноагентов и признанной нежелательной в России «Медузы») и системных либералов (типа «Эхо Москвы»): сейчас этот «аппендикс» публичной сферы, казалось бы, «успешно» удален и практически не востребован властью. Однако он оказался ожидаемо востребован за пределами страны (в основном, в Европе): с помощью него идет не только агитация части российского общества против СВО, но и успешно формируются проукраинские нарративы.
В условиях невозможности запретить YouTube и жестко надавить на Telegram, запреты признанных экстремистскими Instagram и Facebook выглядят как половинчатая мера, которая мало что решила. Более того, внимательный анализ пропагандистских масс-медиа показывает, что они по-прежнему вынуждены отвечать различным «экстремистским» и «нежелательным» медиа-ресурсам и блогерам. То есть, исключить из общественного сознания их не удается: конечно, византийские социологи могут показывать в высоких кабинетах результаты замеров, в которых будет указано, что никто эти ресурсы не читает и не смотрит, но реальность иная.
Политизированная часть социума, а это 10-15% граждан страны (вне зависимости от того, в России они находятся или за ее пределами) в курсе нарративов и дискурса не только Медведева, но и несистемной оппозиции. Провластные политологи любят рассуждать о том, что интерес к политике в стране падает и политизированных все меньше. На это хочется возразить: да нет, просто ваш византийский контент с массой ограничений мало кому интересен, равно как и обильное размещалово в каналах с сотней тысяч подписчиков-ботов.
А оппонировать диссидентскому дискурсу становится просто некому: ситуация будет и дальше развиваться в эту сторону. Прекратить все это можно будет только по белорусско-ДНР-овскому стандарту (с досмотром правоохранителями смартфонов «подозрительных» граждан на улицах и угрозе реальных санкций за подписку на вражеские Телеграм- и Ютуб-каналы). Пока российская власть далека до такого уровня демонстрации суверенитета, но, возможно, и этот рубеж придется брать.
BY Кремлёвский безБашенник
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
But Kliuchnikov, the Ukranian now in France, said he will use Signal or WhatsApp for sensitive conversations, but questions around privacy on Telegram do not give him pause when it comes to sharing information about the war. The last couple days have exemplified that uncertainty. On Thursday, news emerged that talks in Turkey between the Russia and Ukraine yielded no positive result. But on Friday, Reuters reported that Russian President Vladimir Putin said there had been some “positive shifts” in talks between the two sides. Overall, extreme levels of fear in the market seems to have morphed into something more resembling concern. For example, the Cboe Volatility Index fell from its 2022 peak of 36, which it hit Monday, to around 30 on Friday, a sign of easing tensions. Meanwhile, while the price of WTI crude oil slipped from Sunday’s multiyear high $130 of barrel to $109 a pop. Markets have been expecting heavy restrictions on Russian oil, some of which the U.S. has already imposed, and that would reduce the global supply and bring about even more burdensome inflation. In view of this, the regulator has cautioned investors not to rely on such investment tips / advice received through social media platforms. It has also said investors should exercise utmost caution while taking investment decisions while dealing in the securities market. Russian President Vladimir Putin launched Russia's invasion of Ukraine in the early-morning hours of February 24, targeting several key cities with military strikes.
from pl
