На подмосковной даче в Мамонтовке Павел познакомился с Верой, которая жила там с родными. Павлик очень редко встречался с Верой и всегда случайно. А полюбил её навсегда. Мечтал о Вере и жил этой мечтой.
2 сентября (понедельник) 1918 г. Что делать? Старый, испытанный способ. Незачем ходить перед домом Веры. А ходи по Тверской и жди встречи, через ½ года, быть может, я её и встречу. А телефон у них не работает — прямо можно с ума спятить.
3 сентября (вторник). Штора на окне снова пришла в неподвижное состояние. После долгого, долгого колебания зашёл в подъезд и спросил швейцара: «Приехали ли М-ны?». И тут последовал voix de grace: «Не приезжали». Я остался спокоен, как человек, который оглушён. И сейчас спокоен, даже, вероятно, скоро смогу начать заниматься. Но внутри у меня пусто, словно всё выметено. Я не в скверном состоянии, у меня никакого настроения, мне всё равно.
9 сентября (понедельник). Под вечер пошёл к Лене и заставил её играть. Выбрал я ноктюрн Döhler'a, так думал создать этим соответствующее настроение. Эффект получился значительно сильнее, чем я хотел. Мои мысли обратились к Верочке, и я чрезвычайно ясно — ясно до боли — представил себе её фигуру, её милое лицо, её голос. С чувством безвыходного отчаяния шёл я домой, тщетно стараясь усилием воли создать себе равнодушное настроение. Только по приходе домой я несколько пришёл в себя.
10 сентября (вторник), 10 час. Спал я плохо, всю ночь в моем мозгу вертелись мотивы. Phantasie Impromptue и Capricio Brillante (Мендельсона); а над всем этим — Верочка. Я её видел такой, какой она была в Мамонтовке (хотя она мало с тех пор переменилась, но всё же переменилась) , а также на фотографии гимназического выпуска. И вперемежку всё время жгучая мысль: «Никогда, никогда...». Хотя я твёрдо решил не смотреть на её окно, но, когда проходил мимо, не мог удержаться. По пути туда (20 ч.) штора была поднята и было темно. На обратном (0 ч.) спущена и светло (у неё и в столовой). Неужели горничная действительно у неё поселилась? Хуже всего то, что на меня опять напало сомнение, хотя я и понимаю, что это нелепость, что это абсолютно невозможно. Мне сейчас пришло в голову, что самое жестокое — это не отнять у человека последнюю надежду, а, наоборот, дать ему искорку надежды в явно (для него самого) безнадёжном случае.
1 сентября. Я узнал тайну «шторы»: там кто-то живёт. Казалось бы, что всё это не особенно должно на меня повлиять. Между тем я пришёл в ужасное состояние. Впервые за всю историю это состояние просилось наружу; более того, мне трудно было сдержаться, и даже не вполне смог это сделать: если моя физиономия и изображала нечто вроде улыбки, то усидеть на месте я совершенно не был способен. Узнал, что Вера с родными в Киеве. Особенно мучительна была картина, которую я себе представил: людная улица, солнечный, тёплый день, она в спокойно хорошем настроении и с радостным лицом... По дороге домой я окончательно успокоился; сейчас мне только немного грустно, не более.
18 октября (пятница). Два дня неумеренно много мечтал о Верочке... Только один раз мне пришла мысль в голову: «А ведь этого никогда не будет», — и мне стало очень не по себе.
26 ноября (вторник). Не могу себе представить, чтоб я полюбил другую. Смотрю я на хорошенькую девушку с удовольствием, охотно разговариваю, даже познакомлюсь, но и только.
На подмосковной даче в Мамонтовке Павел познакомился с Верой, которая жила там с родными. Павлик очень редко встречался с Верой и всегда случайно. А полюбил её навсегда. Мечтал о Вере и жил этой мечтой.
2 сентября (понедельник) 1918 г. Что делать? Старый, испытанный способ. Незачем ходить перед домом Веры. А ходи по Тверской и жди встречи, через ½ года, быть может, я её и встречу. А телефон у них не работает — прямо можно с ума спятить.
3 сентября (вторник). Штора на окне снова пришла в неподвижное состояние. После долгого, долгого колебания зашёл в подъезд и спросил швейцара: «Приехали ли М-ны?». И тут последовал voix de grace: «Не приезжали». Я остался спокоен, как человек, который оглушён. И сейчас спокоен, даже, вероятно, скоро смогу начать заниматься. Но внутри у меня пусто, словно всё выметено. Я не в скверном состоянии, у меня никакого настроения, мне всё равно.
9 сентября (понедельник). Под вечер пошёл к Лене и заставил её играть. Выбрал я ноктюрн Döhler'a, так думал создать этим соответствующее настроение. Эффект получился значительно сильнее, чем я хотел. Мои мысли обратились к Верочке, и я чрезвычайно ясно — ясно до боли — представил себе её фигуру, её милое лицо, её голос. С чувством безвыходного отчаяния шёл я домой, тщетно стараясь усилием воли создать себе равнодушное настроение. Только по приходе домой я несколько пришёл в себя.
10 сентября (вторник), 10 час. Спал я плохо, всю ночь в моем мозгу вертелись мотивы. Phantasie Impromptue и Capricio Brillante (Мендельсона); а над всем этим — Верочка. Я её видел такой, какой она была в Мамонтовке (хотя она мало с тех пор переменилась, но всё же переменилась) , а также на фотографии гимназического выпуска. И вперемежку всё время жгучая мысль: «Никогда, никогда...». Хотя я твёрдо решил не смотреть на её окно, но, когда проходил мимо, не мог удержаться. По пути туда (20 ч.) штора была поднята и было темно. На обратном (0 ч.) спущена и светло (у неё и в столовой). Неужели горничная действительно у неё поселилась? Хуже всего то, что на меня опять напало сомнение, хотя я и понимаю, что это нелепость, что это абсолютно невозможно. Мне сейчас пришло в голову, что самое жестокое — это не отнять у человека последнюю надежду, а, наоборот, дать ему искорку надежды в явно (для него самого) безнадёжном случае.
1 сентября. Я узнал тайну «шторы»: там кто-то живёт. Казалось бы, что всё это не особенно должно на меня повлиять. Между тем я пришёл в ужасное состояние. Впервые за всю историю это состояние просилось наружу; более того, мне трудно было сдержаться, и даже не вполне смог это сделать: если моя физиономия и изображала нечто вроде улыбки, то усидеть на месте я совершенно не был способен. Узнал, что Вера с родными в Киеве. Особенно мучительна была картина, которую я себе представил: людная улица, солнечный, тёплый день, она в спокойно хорошем настроении и с радостным лицом... По дороге домой я окончательно успокоился; сейчас мне только немного грустно, не более.
18 октября (пятница). Два дня неумеренно много мечтал о Верочке... Только один раз мне пришла мысль в голову: «А ведь этого никогда не будет», — и мне стало очень не по себе.
26 ноября (вторник). Не могу себе представить, чтоб я полюбил другую. Смотрю я на хорошенькую девушку с удовольствием, охотно разговариваю, даже познакомлюсь, но и только.
BY воспоминания математиков
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Emerson Brooking, a disinformation expert at the Atlantic Council's Digital Forensic Research Lab, said: "Back in the Wild West period of content moderation, like 2014 or 2015, maybe they could have gotten away with it, but it stands in marked contrast with how other companies run themselves today." Groups are also not fully encrypted, end-to-end. This includes private groups. Private groups cannot be seen by other Telegram users, but Telegram itself can see the groups and all of the communications that you have in them. All of the same risks and warnings about channels can be applied to groups. On Telegram’s website, it says that Pavel Durov “supports Telegram financially and ideologically while Nikolai (Duvov)’s input is technological.” Currently, the Telegram team is based in Dubai, having moved around from Berlin, London and Singapore after departing Russia. Meanwhile, the company which owns Telegram is registered in the British Virgin Islands. Either way, Durov says that he withdrew his resignation but that he was ousted from his company anyway. Subsequently, control of the company was reportedly handed to oligarchs Alisher Usmanov and Igor Sechin, both allegedly close associates of Russian leader Vladimir Putin. Friday’s performance was part of a larger shift. For the week, the Dow, S&P 500 and Nasdaq fell 2%, 2.9%, and 3.5%, respectively.
from pl
