«Что ж, если бы мне, Федору Михайловичу, довелось увидеть интерпретацию своего 'Преступления и наказания' в декорациях Петербурга 2024 года (о, «Кинопоиск», ты режешь без ножа), боюсь, я бы почувствовал более глубокую тоску, чем ту, что испытывал, скитаясь по набережным и слушая стоны человеческой души. Город мой, когда-то обветшалый и пыльный, в новой версии стал полем битвы не за спасение души, а за микрокредиты и клубное похмелье.
Старуха-процентщица, некогда символ алчности и несправедливости, теперь с кислой усмешкой раздает микрозаймы из своей закутанной в неон и пластик лавки. Ее злобный взор остался прежним, но в руках — не медные гроши, а смартфон с перечнем долгов.
А Раскольников... Ах, Родион, ты, горемычный мученик, бродящий по ночным клубам с бокалом дешевого виски, в поисках не ответа, а очередной дозы забвения. Он все еще произносит те же слова, написанные мною, но звучат они теперь как нечто чуждое, натянутое, как старый костюм, надетый на футуристического манекена. Нет, хорош Янковский. Но играть бы ему и дальше свое, родное, современное. А мою классику, Ваня, ты не тронь.
Диалоги, когда-то врезавшиеся в душу, теперь звучат словно цитаты из школьного учебника, произносимые под оглушительные ритмы клубной музыки и сверкающие огни лазеров. Слова о боге, свободе и совести теряются среди запахов дыма и смеха танцующих. Порой кажется, что даже сам Петербург, этот новый, перенасыщенный глянцем и светом, смотрит на происходящее с равнодушием и усталостью, как на очередной спектакль, не имеющий ничего общего с правдой.
И хотя сатира и гипербола здесь могли бы найти свое место, вульгарщина и бессмысленный блеск не передают той глубины, что была в глазах моего Родиона, стоявшего в одиночестве среди серых стен. Да, страдание души не изменилось, но новый Петербург искажает его до неузнаваемости. Мой роман, казалось бы, выжил из ума, танцуя на руинах морали, но вместо искупления — только музыка, что гремит в пустоте».
С днем рождения, Федор Михайлович. Хемингуэй позвонит и вам. Или иеперь — после такой премьеры — по вам.
Тут уж как драматургия развернет сюжет. Кто знает.
«Что ж, если бы мне, Федору Михайловичу, довелось увидеть интерпретацию своего 'Преступления и наказания' в декорациях Петербурга 2024 года (о, «Кинопоиск», ты режешь без ножа), боюсь, я бы почувствовал более глубокую тоску, чем ту, что испытывал, скитаясь по набережным и слушая стоны человеческой души. Город мой, когда-то обветшалый и пыльный, в новой версии стал полем битвы не за спасение души, а за микрокредиты и клубное похмелье.
Старуха-процентщица, некогда символ алчности и несправедливости, теперь с кислой усмешкой раздает микрозаймы из своей закутанной в неон и пластик лавки. Ее злобный взор остался прежним, но в руках — не медные гроши, а смартфон с перечнем долгов.
А Раскольников... Ах, Родион, ты, горемычный мученик, бродящий по ночным клубам с бокалом дешевого виски, в поисках не ответа, а очередной дозы забвения. Он все еще произносит те же слова, написанные мною, но звучат они теперь как нечто чуждое, натянутое, как старый костюм, надетый на футуристического манекена. Нет, хорош Янковский. Но играть бы ему и дальше свое, родное, современное. А мою классику, Ваня, ты не тронь.
Диалоги, когда-то врезавшиеся в душу, теперь звучат словно цитаты из школьного учебника, произносимые под оглушительные ритмы клубной музыки и сверкающие огни лазеров. Слова о боге, свободе и совести теряются среди запахов дыма и смеха танцующих. Порой кажется, что даже сам Петербург, этот новый, перенасыщенный глянцем и светом, смотрит на происходящее с равнодушием и усталостью, как на очередной спектакль, не имеющий ничего общего с правдой.
И хотя сатира и гипербола здесь могли бы найти свое место, вульгарщина и бессмысленный блеск не передают той глубины, что была в глазах моего Родиона, стоявшего в одиночестве среди серых стен. Да, страдание души не изменилось, но новый Петербург искажает его до неузнаваемости. Мой роман, казалось бы, выжил из ума, танцуя на руинах морали, но вместо искупления — только музыка, что гремит в пустоте».
С днем рождения, Федор Михайлович. Хемингуэй позвонит и вам. Или иеперь — после такой премьеры — по вам.
Тут уж как драматургия развернет сюжет. Кто знает.
BY Хемингуэй позвонит
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
And while money initially moved into stocks in the morning, capital moved out of safe-haven assets. The price of the 10-year Treasury note fell Friday, sending its yield up to 2% from a March closing low of 1.73%. "Markets were cheering this economic recovery and return to strong economic growth, but the cheers will turn to tears if the inflation outbreak pushes businesses and consumers to the brink of recession," he added. Ukrainian forces successfully attacked Russian vehicles in the capital city of Kyiv thanks to a public tip made through the encrypted messaging app Telegram, Ukraine's top law-enforcement agency said on Tuesday. Overall, extreme levels of fear in the market seems to have morphed into something more resembling concern. For example, the Cboe Volatility Index fell from its 2022 peak of 36, which it hit Monday, to around 30 on Friday, a sign of easing tensions. Meanwhile, while the price of WTI crude oil slipped from Sunday’s multiyear high $130 of barrel to $109 a pop. Markets have been expecting heavy restrictions on Russian oil, some of which the U.S. has already imposed, and that would reduce the global supply and bring about even more burdensome inflation. I want a secure messaging app, should I use Telegram?
from pl
