pavle

​​Последний путь у всех один – и у простых Васьков, и у прокуроров. Местных тут нет, тут одни залетные.

«Вавилон» является первой попыткой Дэмьена, если не присесть на стульчак в общественном туалете рухнувших надежд и ложных обещаний о красивом будущем, то по крайней мере уже не вставать ногами на него, корячась и пыхтя, но не позволяя тлетворным бактериям заразить тебя СПИДом или простудой. Герои «Вавилона» проходят узнаваемый и приятный, если смотреть со стороны, маршрут от неловких, но упорных мечтаний – к реализации и пресловутой неге от успеха. Но Шазелл тут впервые решает не останавливаться, а продолжать.

По сути, «Вавилон» закрывает две истории одновременно – историю беспредельной веры Шазелла в сверхчеловека, который, как оказалось, неспособен существовать в безумном мире бесконечных изменений; и историю «старого» кинематографа, где тоже очень много верили и даже не допускали, что может что-то поменяться. А потом пришел звук. И все накрылось.

Не то что бы в «Вавилоне» нет сверхлюдей, совсем нет. Каждый из героев, кроме, собственно, главного – запредельно талантлив/богат/известен «просто так». Потому что «ну вот он такой/ая. Героиня Марго Робби очень много мечтала стать актрисой, а когда выпала возможность – моментально выяснилось, что она способна плакать одним глазом, как Безруков в «Бригаде». Герой Брэда Питта может быть вдрызг пьяным, но, оказавшись на съемочной площадке, – моментально перевоплотиться и отыграть так, что прощаешь ему расставание с Дженнифер Энистон, впервые не спутав ее с куда более великой (несомненно!) Николь Энистон. Герой Тоби Магуаера, который, несмотря ни на что по-прежнему имеет лицо Тоби Магуаера – сказочно богат и всех пугает, потому что ну вот так надо. Он богатый и страшный. Верь этому. И ты веришь.

Собственно, весь кинематограф про веру. Так что. Ну да, верим.

Единственный, кто выделяется на фоне сверхлюдей – герой Диего Кальва по имени Мэнни. Он не обладает невероятными талантами или стенобитной уверенностью. Всё, что он умеет: любить кино. За счет этого и живет. По сути, «Вавилон» оказывается историей, рассказанной глазами Мэнни – влюбленного в кино, героиню Робби и в весь процесс, человека. Который, как оно часто бывает, влюбляется, настолько сильно и глубоко, что когда «желание проходит, а морок улетучивается», то неизменно поражаешься, что мы, кажется, реально, настолько «глупы и ничему не учимся» (Ваше Высочество, как поживает ваше сучество?).

Дэмьен Шазелл впервые сворачивает с тропы бесконечного достигаторства с беспредельными жертвами, обращая внимание на болячки «во время» и, особенно, «после». Это первый фильм Шазелла, в котором его герои не идут снизу-вверх, как бы потихоньку поднимаясь над мирским, обыденным, воплощая заложенный в них талант, предназначение, называйте как хотите. В «Вавилоне» герои стремительно взлетают, после чего медленно, но от этого становится только трагичнее – разваливаются и падают.

«Вавилон» становится историей о разложении во имя любви – к себе, к кино, к женщине. А так же напоминанием режиссера, кажется, в первую очередь самому себе – конец один. Сама темнота смерти одинаковая, однако вход в нее более болезненный для тех, кто сиял ярче.

www.group-telegram.com/pl/pavleblog.com/710

2.7K viewsMay 7 at 18:22

​​Последний путь у всех один – и у простых Васьков, и у прокуроров. Местных тут нет, тут одни залетные.

«Вавилон» является первой попыткой Дэмьена, если не присесть на стульчак в общественном туалете рухнувших надежд и ложных обещаний о красивом будущем, то по крайней мере уже не вставать ногами на него, корячась и пыхтя, но не позволяя тлетворным бактериям заразить тебя СПИДом или простудой. Герои «Вавилона» проходят узнаваемый и приятный, если смотреть со стороны, маршрут от неловких, но упорных мечтаний – к реализации и пресловутой неге от успеха. Но Шазелл тут впервые решает не останавливаться, а продолжать.

По сути, «Вавилон» закрывает две истории одновременно – историю беспредельной веры Шазелла в сверхчеловека, который, как оказалось, неспособен существовать в безумном мире бесконечных изменений; и историю «старого» кинематографа, где тоже очень много верили и даже не допускали, что может что-то поменяться. А потом пришел звук. И все накрылось.

Не то что бы в «Вавилоне» нет сверхлюдей, совсем нет. Каждый из героев, кроме, собственно, главного – запредельно талантлив/богат/известен «просто так». Потому что «ну вот он такой/ая. Героиня Марго Робби очень много мечтала стать актрисой, а когда выпала возможность – моментально выяснилось, что она способна плакать одним глазом, как Безруков в «Бригаде». Герой Брэда Питта может быть вдрызг пьяным, но, оказавшись на съемочной площадке, – моментально перевоплотиться и отыграть так, что прощаешь ему расставание с Дженнифер Энистон, впервые не спутав ее с куда более великой (несомненно!) Николь Энистон. Герой Тоби Магуаера, который, несмотря ни на что по-прежнему имеет лицо Тоби Магуаера – сказочно богат и всех пугает, потому что ну вот так надо. Он богатый и страшный. Верь этому. И ты веришь.

Собственно, весь кинематограф про веру. Так что. Ну да, верим.

Единственный, кто выделяется на фоне сверхлюдей – герой Диего Кальва по имени Мэнни. Он не обладает невероятными талантами или стенобитной уверенностью. Всё, что он умеет: любить кино. За счет этого и живет. По сути, «Вавилон» оказывается историей, рассказанной глазами Мэнни – влюбленного в кино, героиню Робби и в весь процесс, человека. Который, как оно часто бывает, влюбляется, настолько сильно и глубоко, что когда «желание проходит, а морок улетучивается», то неизменно поражаешься, что мы, кажется, реально, настолько «глупы и ничему не учимся» (Ваше Высочество, как поживает ваше сучество?).

Дэмьен Шазелл впервые сворачивает с тропы бесконечного достигаторства с беспредельными жертвами, обращая внимание на болячки «во время» и, особенно, «после». Это первый фильм Шазелла, в котором его герои не идут снизу-вверх, как бы потихоньку поднимаясь над мирским, обыденным, воплощая заложенный в них талант, предназначение, называйте как хотите. В «Вавилоне» герои стремительно взлетают, после чего медленно, но от этого становится только трагичнее – разваливаются и падают.

«Вавилон» становится историей о разложении во имя любви – к себе, к кино, к женщине. А так же напоминанием режиссера, кажется, в первую очередь самому себе – конец один. Сама темнота смерти одинаковая, однако вход в нее более болезненный для тех, кто сиял ярче.

BY pavle