На мероприятии Рабкора я неудачно объяснил ММТ-взгляд на природу денег. Попробую исправить это.

Большинство людей воспринимает (и использует) деньги как средство обмена, то есть как товарный эквивалент. Это кажется очевидным: нам интуитивно понятно, что все товары имеют определенные пропорции обмена. Например, 1 кг кофе можно обменять на 10 мармеладных мишек или 5 кг макарон, или месячную подписку Netflix. Так же интуитивно мы понимаем, что если количество кофе в системе удвоится, а количество остальных товаров останется неизменным, его стоимость снизится — произойдет инфляция.

Эту логику легко распространить и на деньги: если, скажем, 1 грамм золота можно обменять на 10 мармеладок, то и 1 бумажную денежную единицу можно обменять на 10 мармеладок. В результате возникает предположение: если увеличить количество денег при неизменном объеме товаров, то их стоимость упадет. Это безупречная математика.

Подобное представление о деньгах как о товаре укрепляется благодаря стандартному историческому нарративу: сначала существовал бартер, но он был неудобен, и люди придумали деньги, чтобы упростить обмен. Этот нарратив многократно повторяется в учебниках и популярной литературе, формируя у большинства людей представление о деньгах как о производном от товарообмена.

Однако антропологические исследования (Д. Грэбер, Дж. Скотт и др.) показывают, что общества, использующие бартер в качестве основного способа экономического взаимодействия, в истории не зафиксированы. Мы не находим примеров того, чтобы деньги когда-либо были изобретены именно как средство обмена. Зато мы находим многочисленные свидетельства того, что деньги возникли прежде всего как средство платежа — в форме долговых обязательств.

Более того, даже в эпоху металлических денег их использование в повседневной торговле было весьма ограниченным — как из-за дефицита монет, так и из-за их неудобства. На локальных рынках, где люди хорошо знали друг друга, расчеты часто велись вовсе без монет — с помощью долговых обязательств. Например, рабочий мог прийти на рынок и взять хлеб, а продавец просто записывал покупку в долг. В конце месяца рабочий рассчитывался, либо долг засчитывался через взаимные обязательства.

Хорошая иллюстрация долговой природы денег — история бумажных денег в Массачусетсе 17 века. Власти колонии неоднократно пытались ввести бумажные деньги, но они не пользовались спросом и теряли в цене. Тогда они пошли на гениальный шаг: просто написали на банкнотах, что ими нужно платить налоги. В этот момент бумажные деньги Массачусетса обрели реальную ценность — люди начали их использовать, и деловая активность оживилась. Это пример того, как деньги получают свою ценность не за счет товарного эквивалента, а через обязательство государству.

Современные деньги работают точно так же. Государство создает деньги не потому, что у него есть «запасы золота» или «доходы» — оно просто выпускает их — вводит в банковскую систему. Деньги становятся ценными, потому что государство требует платить ими налоги, а налоги создают постоянный спрос на национальную валюту.

Если бы государство объявило, что завтра все налоги можно платить, например, в биткойнах или золоте, спрос на национальную валюту резко упал бы, и она потеряла бы свою силу. Именно поэтому государства с суверенными валютами (например, США, Япония или Россия) не могут «обанкротиться» в собственной денежной единице. Они не зарабатывают деньги, как домашние хозяйства или бизнес, — они их создают.

При этом инфляция — это не просто «слишком много денег», а результат нехватки реальных ресурсов. Если в экономике достаточно рабочей силы, производственных мощностей и материалов, то увеличение государственных расходов приведет к росту занятости и выпуска, а не к инфляции. Но если экономика уже работает на полную мощность, дополнительный приток денег без соответствующего роста производства действительно вызовет рост цен.

Иными словами, деньги — это не товар и не «богатство само по себе», а инструмент организации экономической жизни.