Стоит послушать это стихотворение в авторском исполнении (в первом комментарии), тогда можно физически почувствовать, как постепенно проявляются нюансы и контрапункты, делающие его одним целым. Но это не значит, что этого не происходит на бумаге или на экране. Кажется, что оно написано - хочется сказать: сделано - на одном дыхании, легкими движениями руки. Оба варианта подходят, учитывая пластический фрейм текстов Инны Краснопер, и чтение, подразумевающее специфический способ перераспределения воздушного потока. Как и в пластических искусствах (в диапазоне от пантомимы до свободного танца) легкость здесь - не синоним дилетантизма и не спутница легкомысленности, но результат последовательной и непростой работы, которая не должна быть видна читателям/зрителям. Довольно часто тексты Инны возводят к авангардным и поставангардным практикам письма. Это справедливо. Но все-таки в поставангардных делах нет и не может быть такой органичной позитивной свободы и ее производных, которая, например, была у Натальи Горбаневской, продолжательницей поэтического дела которой видится мне Инна Краснопер.
Нельзя не оставить без комментария и дорогого человека, вынесенного в заглавие второй русскоязычной книги Краснопер (в которой вообще беспрецендентно много для нашего времени, выставляющего счет антропоцентризму, упоминания слова «человек»). C одной стороны, он продолжает ряд, тянущийся, быть может, от известного стихотворении Иосифа Бродского 1989 года («Дорогая, я вышел сегодня из дому поздно вечером…») – к римейку есенинской строчки в коротком стихотворении Григория Дашевского («Собственное сердце откушу/но не перебью и не нарушу/ласковое нашу шушушу/дорогие мои хорошие»). Параллельно можно вспомнить цикл «Серия «Бодлер» Майкла Палмера, построенный на цитатах из писем сверзившегося французского поэта, и сознательно продолжающую его (цикла) логику книгу уже современного французского поэта Эммануэля Окара «Теория столов», в которых вежливый эпитет словно бы выхватывает предметы и людей из тьмы доязыкового существования и максимально приближает их к говорящему, стремящемуся разделить с ними жизненный мир. Если бы нужно было бы быстро обозначить, где в этом ряду находится поэтический жест Инны, то я бы сказал, что где-то посередине между стремлением Дашевского пробиться к так называемой реальности через толщу обрекающего на молчание…культурного архива? одиночества? both? – и деликатными, но прицельными речевыми интервенциями Окара. С другой стороны, нельзя остановиться только на литературной генеалогии (которую,возможно, здесь нужно знать лишь для того, чтобы поскорее забыть), игнорируя лежащую на поверхности диалогическую установку, стремление установить контакт с дорогим человеком и его/ее/их атрибутами (вербально-пластический перформенс которых мы тут наблюдаем) по ту сторону текста. Клишированная вежливая форма, имеющая хождение в переписке и могущая показаться иронической, приобретает здесь особую выразительность, и становится не менее волнующей, чем присутствие дорогого человека рядом.
Стоит послушать это стихотворение в авторском исполнении (в первом комментарии), тогда можно физически почувствовать, как постепенно проявляются нюансы и контрапункты, делающие его одним целым. Но это не значит, что этого не происходит на бумаге или на экране. Кажется, что оно написано - хочется сказать: сделано - на одном дыхании, легкими движениями руки. Оба варианта подходят, учитывая пластический фрейм текстов Инны Краснопер, и чтение, подразумевающее специфический способ перераспределения воздушного потока. Как и в пластических искусствах (в диапазоне от пантомимы до свободного танца) легкость здесь - не синоним дилетантизма и не спутница легкомысленности, но результат последовательной и непростой работы, которая не должна быть видна читателям/зрителям. Довольно часто тексты Инны возводят к авангардным и поставангардным практикам письма. Это справедливо. Но все-таки в поставангардных делах нет и не может быть такой органичной позитивной свободы и ее производных, которая, например, была у Натальи Горбаневской, продолжательницей поэтического дела которой видится мне Инна Краснопер.
Нельзя не оставить без комментария и дорогого человека, вынесенного в заглавие второй русскоязычной книги Краснопер (в которой вообще беспрецендентно много для нашего времени, выставляющего счет антропоцентризму, упоминания слова «человек»). C одной стороны, он продолжает ряд, тянущийся, быть может, от известного стихотворении Иосифа Бродского 1989 года («Дорогая, я вышел сегодня из дому поздно вечером…») – к римейку есенинской строчки в коротком стихотворении Григория Дашевского («Собственное сердце откушу/но не перебью и не нарушу/ласковое нашу шушушу/дорогие мои хорошие»). Параллельно можно вспомнить цикл «Серия «Бодлер» Майкла Палмера, построенный на цитатах из писем сверзившегося французского поэта, и сознательно продолжающую его (цикла) логику книгу уже современного французского поэта Эммануэля Окара «Теория столов», в которых вежливый эпитет словно бы выхватывает предметы и людей из тьмы доязыкового существования и максимально приближает их к говорящему, стремящемуся разделить с ними жизненный мир. Если бы нужно было бы быстро обозначить, где в этом ряду находится поэтический жест Инны, то я бы сказал, что где-то посередине между стремлением Дашевского пробиться к так называемой реальности через толщу обрекающего на молчание…культурного архива? одиночества? both? – и деликатными, но прицельными речевыми интервенциями Окара. С другой стороны, нельзя остановиться только на литературной генеалогии (которую,возможно, здесь нужно знать лишь для того, чтобы поскорее забыть), игнорируя лежащую на поверхности диалогическую установку, стремление установить контакт с дорогим человеком и его/ее/их атрибутами (вербально-пластический перформенс которых мы тут наблюдаем) по ту сторону текста. Клишированная вежливая форма, имеющая хождение в переписке и могущая показаться иронической, приобретает здесь особую выразительность, и становится не менее волнующей, чем присутствие дорогого человека рядом.
#комментарий_дениса_ларионова
BY Смерть студента
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
"We as Ukrainians believe that the truth is on our side, whether it's truth that you're proclaiming about the war and everything else, why would you want to hide it?," he said. But Kliuchnikov, the Ukranian now in France, said he will use Signal or WhatsApp for sensitive conversations, but questions around privacy on Telegram do not give him pause when it comes to sharing information about the war. On December 23rd, 2020, Pavel Durov posted to his channel that the company would need to start generating revenue. In early 2021, he added that any advertising on the platform would not use user data for targeting, and that it would be focused on “large one-to-many channels.” He pledged that ads would be “non-intrusive” and that most users would simply not notice any change. Such instructions could actually endanger people — citizens receive air strike warnings via smartphone alerts. Telegram has gained a reputation as the “secure” communications app in the post-Soviet states, but whenever you make choices about your digital security, it’s important to start by asking yourself, “What exactly am I securing? And who am I securing it from?” These questions should inform your decisions about whether you are using the right tool or platform for your digital security needs. Telegram is certainly not the most secure messaging app on the market right now. Its security model requires users to place a great deal of trust in Telegram’s ability to protect user data. For some users, this may be good enough for now. For others, it may be wiser to move to a different platform for certain kinds of high-risk communications.
from pl
