Что такое федеративное государство?

Начал новый цикл статей для Бусти и закрытого телеграм-канала — о сложных перипетиях российского федерализма.

Первая часть уже доступна для моих подписчиков на Бусти и в Телеграме — присоединяйтесь. Из нее вы узнаете:

— Какие бывают определения федеративного государства
— Как мы понимаем, какое государство является федерацией, а какое — нет?
— Насколько федерализм, децентрализация и автономия близкие друг другу понятия?
— Способствует ли федеративная модель экономическому росту и эффективности управления?
— Может ли федерация быть авторитарным государством?

Ряд из этих тем я уже затрагивал на этом канале, но решил собрать разрозненные мысли в структурированный текст с кучей новых интересных подробностей.

Читать на Бусти
Читать в Телеграме

P.S. Кстати, с картинкой из интернета, которую я приложил к посту, можно серьезно поспорить. Почему? Узнаете в статье.

Количество одномандатных округов на выборах в Госдуму увеличится в регионах, которые демонстрировали наиболее аномальные результаты голосования в 2021 году (+ округа на «новых территориях») но уменьшится в других. Вот так совпадение, да?

P.S. Однако, будем честны, в Краснодарском крае и Московской области население стабильно растет, поэтому им полагается больше мандатов. А что происходит в новых регионах со статистикой одному богу известно.

На этом канале нет формата кинообзоров, но вот коллега по Телеграму и специалист по Латинской Америке разобрал широко известный в узких кругах фильм «Нет» Пабло Ларраина (2012) о кампании чилийской оппозиции против продления полномочий Пиночета через референдум — пожалуй, самый известный случай демократизации по ошибке.

Текст, как несложно догадаться, не о художественных характеристиках фильма, а его соответствии реальным событиям 1988 года и влиянии на нереалистичное восприятие авторитарной политики политизированной публикой.

🦅Приглашаем на презентацию книги «Рождённые контрреволюцией: Американский консерватизм. Антология»

Уже в эту пятницу, 17 января, в Москве состоится презентация новой работы Родиона Бельковича об интеллектуальной истории консервативной мысли в США — от республиканцев и южных аграриев до неоконсерваторов и традиционалистов. Антология предлагает российскому читателю впервые глубоко погрузиться в богатую и сложную интеллектуальную историю американского консерватизма.

Родион Белькович — научный руководитель Центра республиканских исследований, многократный гость мероприятий «Фронды».

Где: Москва, Газетный переулок, 3/5с1, этаж 5, библиотека Шанинки
Когда: 17 января, 19:00.

Регистрация

Не забудьте взять с собой паспорт для входа в кампус Шанинки

К слову о «зомби-идеях». Помню, как в теперь уже далеком 2017 году просветительский проект InLiberty (помнит ли кто здесь этих крутых ребят?) организовывал одноименную серию лекций. Проронив скупую ностальгическую сну по тем временам, когда такие масштабные ивенты можно было проводить в России (хотя мои коллеги по изданию стараются), собрал для вас в одном месте записи выступлений спикеров — рекомендую ознакомиться:

— Зомби-государственник. Почему правительство — не единственный европеец. Политолог Екатерина Шульман. Текстовая версия.

— Зомби-геополитик. Во что обходится война за мир. Историк Сергей Медведев.

— Зомби-благодетель. К чему приводят мечты социальных реформаторов [ENG]. Журналист Джеймс Бартоломью.

— Зомби-воспитатель. Почему люди не должны быть нормальными. Журналист Вера Шенгелия.

— Зомби-провидец. Можно ли регулировать будущее [ENG]. Экономист Дэвид Фридман.

— Зомби-прокурор. Должны ли преступники гулять на свободе [ENG]. Журналист Рэдли Балко.

— Зомби-меркантилист. Почему торговля — это не борьба. Экономист Константин Сонин.

Слово на букву «Ф»

Признаюсь, за последние несколько лет я порядком устал от того, как часто в отношении текущего политического режима в России используется ярлык «фашизма» — как со стороны политиков и журналистов (тут ничего удивительного), так и ряда вполне себе настоящих академических ученых.

Для того, чтобы лучше разобраться в этом вопросе, я опубликовал на Бусти и в закрытом телеграм-канале перевод колонки на Politico “The return of the F-word, and the laziness of labeling Russia fascist”, который дополнил авторским комментарием по теме. На мой взгляд, в этой статье неплохо объясняется, почему применять ярлык «фашизма» по отношению к современной РФ некорректно.

Мой же взгляд на эту проблему следующий (вынес фрагмент из поста):

Если привести к общему знаменателю тезисы авторов, которые пишут о «фашизме» в РФ, например историков Тимоти Снайдера или Яна Гарнера, то они сводятся к идеологическим характеристикам правящего режима, а не к институциональным объяснениям — на мой взгляд, это в целом характерно для авторов из гуманитарных дисциплин.

Однако для обсуждения идеологических черт необходимо сначала определиться с более-менее универсальным определением фашизма — а с этим наблюдаются серьезные проблемы, консенсуса в литературе по этому вопросу как не было, так и нет. А вместо этого вроде бы уважаемые авторы и издания пишут о «триумфе воли над разумом» или «чувстве исключительности и ресентименте» — очень расплывчатые и неконкретные формулировки, под которые может подходить вообще что угодно. А если какой-то концепт не дает нам лучше понять социальную реальность, то зачем вообще его использовать?

Если же говорить об институтах, то следует уточнить, что исследователи в области сравнительной политологии не оперируют понятием «фашизма» для классификации того или иного политического режима.

Некоторые также могут вспомнить о понятии «тоталитаризма», которое также часто используется в отношении уже упомянутых политических режимов Гитлера и Муссолини — но и с ним все непросто.

Оно вошло в оборот после Второй мировой войны, когда такие авторы, как Арендт, Хайек, Бжезинский и Шапиро пытались концептуализировать недемократические политические режимы, которые сложились в Германии, Италии или коммунистических странах. Они выделяли следующие структурные признаки тоталитаризма: идеологизированность, власть одной партии во главе с сильным лидером, массовый террор, опора на массовую поддержку, тотальный контроль над информацией, командно-административная экономика, вмешательство в частную жизнь людей, полный контроль над государственным аппаратом и насилием.

Довольно скоро этот термин вышел из оборота — потому что большинство существующих тогда недемократических режимов по своим характеристикам не походили на тоталитарные. К тому же, у самих исследователей появились сомнения, являлись ли тоталитарные режимы действительно таковыми, то есть реально ли они соответствовали обозначенным выше характеристикам, которые, кстати, тоже являются довольно общими и нечеткими, что дополнительно сказалось на снижении частоты использования этого термина.

Подходит ли нынешний политический режим в современной России под характеристики «тоталитарного»? Тоже весьма сомнительно: нет ни однопартийности, ни массового террора, ни массовой политической мобилизации снизу, ни командно-административной экономики, ни тотального контроля над информацией.

Поэтому использование термина «фашизм» в отношении РФ или любого другого из текущих политических режимов мне представляется весьма сомнительным занятием — к тому же, в некоторой степени недобросовестным, поскольку зачастую оно является просто-напросто примером ad Hitlerum.

Ехал Гитлер через Гитлер

Раз уж упомянул на днях о проблеме ad Hitlerum в политических дискуссиях — расскажу о забавном исследовании "Nicotine Nazis strike again": a brief analysis of the use of Nazi rhetoric in attacking tobacco control advocacy (2008).

Его авторы с помощью качественного анализа источников — документов табачных компаний, которые использовались в судебных разбирательствах в США, материалов медиа по теме и движений за права курильщиков — исследовали, как представители табачной индустрии использовали риторические приемы, отсылающие к нацистам и Третьему Рейху, в публичных дебатах со сторонниками ограничения курения в общественных местах, рекламы и продажи табачной продукции.

Линия аргументирования была донельзя простой. В нацистской Германии 1930-1940-х годов государство активно боролось с курением и вводила теперь уже привычные для многих стран запретительные меры против курильщиков и табачной индустрии под идеологическим соусом борьбы за здоровье нации. А значит те, кто выступают за схожие меры, вы угадали, литералли Гитлер, «нацисты» и «фашисты здравоохранения».

Авторы статьи отслеживают использование подобных сравнений как минимум с конца 1960-х годов, как раз когда память о недавней Второй мировой войне немного поутихла, а государственные органы во многих западных странах развернули кампании по борьбе с курением.

Приложу к посту, пожалуй, самый безобидный пример, который фигурирует в статье — рекламный плакат 1995 года, сделанный по заказу Philip Morris в рамках информационной кампании против антитабачного законодательства: "Vogliamo creare un altro Ghetto?" («Где они проведут черту?»). На нем на карте Рима нарисован район города, как бы выделенный для курильщиков — что явно отсылает к нацистской практике сгона евреев в гетто. Похожие плакаты были также размещены в общеевропейской и местной прессе в Великобритании, Франции, Испании, Бельгии, Люксембурге, Португалии и Греции.

Советские корни Российской Федерации

Выпустил второй лонгрид об истории российского федерализма. В предыдущей части мы разбирались с понятием федеративного государства. Сегодня поговорим о том, как появилась Российская Федерация и какие элементы она переняла от РСФСР:

— советское государственно-территориальное устройство: зачем большевики сделали ставку на этнический фактор;
— был ли СССР реальной федерацией;
— как реформы Горбачева и основы устройства советского государства сработали на дезинтеграцию СССР, хотя их изначальная идея состояла ровно в обратном;
— как РСФСР эволюционировала в Российскую Федерацию — и причем тут противостояние российских властей с союзными;
— насколько реальной была угроза сепаратизма и развала государства;
— какой федерацией могла бы стать Россия в начале 1990-х, но не стала.

Приятного чтения!

Читать на Бусти
Читать в Телеграме

Как построить демократию в мультиэтнической стране?

Во втором номере «‎Фронды» в списке рекомендованной литературы о демократии я предложил ознакомиться в том числе с двумя работами о теории построения демократии в государствах с многосоставным этноконфессиональным населением:

— «‎Демократия в многосоставных сообщества» (1977). Аренд Лейпхарт.
— «‎Этнические группы в конфликте: теории, образцы и политика» (1995). Дональд Горовиц.

Чем же отличаются подходы этих двух авторов?

Подход Лейпхарта — консоциональная демократия

Лейпхарт предложил модель консоциональной демократии, чьи принципы основаны на обеспечении сотрудничества между элитами всех этнических и конфессиональных групп:

— формирование большой коалиции — вовлечение элит всех сторон в принятие решений;
— обеспечение автономии групп в самоуправлении;
— пропорциональное представительство разных групп в органах власти;
— меньшинства имеют право вето — гарантии учета их интересов.

Практические институциональные элементы консоциональной демократии: парламентаризм, пропорциональная избирательная система, федерализм, двухпалатный парламент, судебный надзор, корпоративизм, конституция, которая учитывает интересы меньшинств, элементы прямой демократии.

Существуют как успешные, так и неудачные случаи использования подобной модели (или ее элементов) демократии. К первым относятся Швейцария, Нидерланды, отчасти Бельгия, ряд других западных европейских стран. Ко вторым — Ливан, и этим все сказано.

Подход Горовица — центрипетализм

Он считал, что консоциональная модель поддерживает и усиливает расколы в обществе, поскольку фиксирует и институционализирует устоявшиеся различия между группами. Его альтернативное решение — интеграция:

— формирование перекрещивающихся интересов — например, через широкие массовые партии, которые основаны по идеологическому принципу, а не этноконфессиональному;
— мажоритаризм — внедрение избирательных систем, поощряющих кооперацию разных сторон;
— конструирование общей гражданской идентичности в противовес подчеркиванию различий между группами в этничности и религии.

Практические институционалные элементы центрипетализма: мажоритарная избирательная система, массовые национальные партии, гражданская нация, централизация.

Случаи использования данной модели (или ее элементов) разной степени успешности: Шри-Ланка, Индонезия, Нигерия, Северная Ирландия.

В чем разница?

— элиты vs. массы: Лейпхарт делает ставку на отношения элит, Горовиц — на массовое гражданское участие;
— укрепление идентичностей vs. деполитизация этничности: Лейпхарт защищает малые группы, Горовиц продвигает общую неэтническую, гражданскую идентичность;
— пропорциональность vs. мажоритарность: разные принципы формирования органов власти.

На практике нередко элементы обеих моделей сочетаются в рамках одной политической системы.

Как писал в свое время экономист Дэни Родрик: «На каждого Ли Куан Ю из Сингапура найдется множество лидеров вроде Мобуту Сесе Секо из Конго».

Кто хочет попасть в Сингапур, попадает в Камерун?

Когда-то была популярно высказывание том, что Северная Корея не существует, а ее придумали лишь для того, чтобы собрать воедино все плохое, что может существовать в реальном мире политики и экономики. Возможно, что и Сингапур тоже придумали – для того, чтобы собрать воедино все хорошее, что может существовать в воображаемом мире политики и экономики. Тут тебе и длительный устойчивый экономический рост, и высокое качество государственного управления, ну и, конечно же, священный грааль авторитаризма. Правда, Сингапур в силу ряда причин по всем параметром – outlier, и его «историю успеха» повторить и близко никому не удавалось. Но стремление обосновать те или иные движимые special interests политические решения ссылками на передовой опыт имманентно присуще экспертам на службе государства (не только российского). Что ж, «никогда такого не было, и вдруг опять»: теперь оплату труда российских чиновников предлагается реформировать по «сингапурской» модели, для чего надо всего-навсего изменить порядок начисления премий и критерии оценки чиновников. Ну а обоснование этого подхода – в цитате:

«При всех многочисленных различиях между странами имеется и то, что объединяет современную Россию и Сингапур. Так, в частности, в обеих странах наблюдается несменяемость власти (одно лицо в течение продолжительного времени является лидером нации) в условиях де-факто однопартийной системы»

На самом деле, под эти характеристики попадают не только Россия и Сингапур, но и, скажем, Камерун, где одно и то же лицо находится у власти с 1982 года, и одна и та же партия обладает парламентским супер-большинством на протяжении вот уже более двух десятилетий. Между тем, по качеству государственного управления – нравится это кому-то или нет – Россия куда ближе к Камеруну, нежели к Сингапуру (по данным Всемирного банка, по трем из шести параметров программы WGI Россия в 203 году опережала Камерун, а по трем - наоборот). Но почему-то на опыт Камеруна экспертам ссылаться неохота, а зря. Те, кто хотят, всего-навсего изменив порядок начисления премий и критерии оценки чиновников, попасть в Сингапур, скорее всего, попадают в Камерун…


https://www.rbc.ru/economics/24/01/2025/6792672c9a79474b82fe77cf

Россия, которую мы потеряли. Два величайших автора своей эпохи на страницах одного журнала. Инь и ян российской политической аналитики

Венгрия — самая хайповая автократия 2026 года

И неспроста — ведь в стране пройдут уже четвертые подряд парламентские выборы при инкумбенте Викторе Орбане и доминировании его партии Фидес. Почему они будут столь важными и интересными и в чем смысл следить за этой страной следующие пару лет?

Для начала напомню о контексте венгерского случая, о котором я ранее рассказывал в деталях в этом посте. В 2010 году на парламентских выборах победила партия Фидес во главе с Виктором Орбаном — она завоевала супер-большинство в парламенте (227 / 386). Произошло это из-за: 1) провала на выборах левых партий, которые растеряли поддержку после кризиса 2008 года, когда они были в правительстве; 2) особенностей венгерской избирательной системы, которая склонна «награждать» победителя гонки дополнительными местами. Получив контроль над легислатурой, Орбан принялся переписывать правила игры: изменил Конституцию страны, сократил количество мандатов в парламенте, усугубил диспропорциональность избирательной системы, поменял партийное и избирательные законодательство. Далее он начал подчинять себе государственные институты (в литературе этот процесс называется state capture) и вводить репрессивное по отношению к третьему сектору законодательство.

В общем, Венгрия при Орбане — это хрестоматийный пример подрыва демократии (democratic subversion) — когда авторитарные силы завоевывают супер-большинство через вполне себе демократические выборы, а затем пользуются своим положением для обеспечения несменяемости собственной власти.

Благодаря этому комплексу мер в 2014, 2019 и 2022 годах Фидес вместе с младшим партнером по коалиции — христианскими демократами, стабильно побеждали на выборах раздробленную оппозицию. В последний раз ей не помогло даже объединение в альянс, в который вошли все крупные оппозиционные партии: от либералов до левых и националистов. Параллельно с этими процессами, Венгрия оставалась членом ЕС, регулярно выбивала из Евросоюза экономическую помощь, более мягкие условия соблюдения санкций против РФ и другие бонусы в обмен на поддержку инициатив ЕС, которые могут быть приняты лишь единогласной поддержкой всех членов Союза.

Однако в последние годы во многом из-за внешнеполитических потрясений (но не только) экономический рост Венгрии замедлился, а популярность Орбана и Фидес начала падать. Параллельно с этим, у Фидес появился конкурент на их собственном консервативном поле — партия Тиса, в которую в 2024 году вошел Петер Мадьяр, ранее член Фидес и буквально плоть от плоти политической элиты. Летом 2024 году на выборах в Европарламент Тиса застолбили за собой аж 29,6% мест от венгерской квоты (против 44,8% Фидес), оставив далеко позади прочие оппозиционные партии. Осенью рейтинги Тисы и Петера Мадьяра обогнали Фидес и Орбана соответственно. Поэтому, если тренд не поменяется, а правящая группа Венгрии не решится на более авторитарные меры (не забываем, что это страна-член ЕС, очень экономически зависимая от соседей), то уже в 2026 году Орбан рискует столкнуться с опрокидывающими выборами — редким, но известным явлением, когда авторитарный режим теряет власть через выборы либо из-за собственных ошибок, либо потому что правящая элита заранее понимает исходы и таким образом плавно передает власть оппозиции.

Поэтому в ближайший год-два Венгрия, как это бывает с электоральными авторитарными режимами в кризисный период, столкнется с развилкой: правящей группе нужно будет либо автократизировать режим дальше со всеми вытекающими внутре- и внешнеполитическими последствиями, либо пойти на существенные риски и попытаться пройти через очень конкурентную кампанию с шансами потерять власть (как это ранее случилось в Польше с PiS в 2023 году). И исходы тут вообще не очевидны.