Telegram Group Search
Патрон-клиентские отношения в дореволюционном Иране на примере кочевников племени Комачи

Патрон-клиентские отношения, в которых обмен благ, предоставляемых патроном, в обмен на услуги клиента, являются нормой для развивающихся стран.

Племя Комачи расположено на территории остана Керман. Оно было довольно маленьким в конце 1970-х гг.: около 600 человек, и они никогда не обладали политической властью на местном и региональном уровне. В каком-то смысле это было их преимуществом - шахская власть не обращала на них внимания. Они также не перемещались постоянно по стране, что делало их экономически умеренно успешными.

У этого племени не было упорядоченной политической иерархии, формальная политическая организация практически отсутствовала. Племенная идентичность была основана на родственных связях, но они по факту играли малую роль в племенной политике. У богатейших членов племени было по 800 животных, у беднейших - менее 20, и полностью отсутствовала земля. Более богатые обычно нанимали более бедных на работу. Члены племён продавали свои товары в городе Кермане, и в целом продукция поставлялась на внешний рынок. У членов племён также были долгосрочные отношения с неплеменными жителями провинции, в основном местные землевладельцами. Патрон-клиентские связи включали отношения между богатыми и бедными комачи, между комачи и неплеменными землевладельцами, мясниками, базарными торговцами, игравшими роль их патронов вне племени.

Самым часто встречающимся в племени патроном были богатые владельцы стад, клиентов - нанятые пастухи. По договору пастухи заботились о скоте, владельцы стад платили им, снабжали едой и одеждой. Они также занимались деятельностью вне договоров: продавали продукты пастухов; закупались для пастухов товарами на базарах; доставали лекарства для пастухов и т.д.

При этом пастухи также выполняли дополнительные обязанности вне контрактов, т.е. категория komak (помощь). Пастухи безвозмездно помогли своим коллегам по работе. По факту это неформальная помощь, существующая в маленьких изолированных группах. В случае отношений с землевладельцами эта помощь представляла их себя вовлечение дополнительной рабочей силы для участия в сельском хозяйстве: как правило, семьи пастуха.

Патрон-клиентские отношения богатых владельцев скота и богатых неплеменных элит по сути была такой же, как и уровнем ниже. Патроны представляли своим клиентам услуги, клиенты обеспечивали патронов средствами получения материальной выгоды. Например, внешние патроны участвовали в межплеменных диспутах, помогали взаимодействовать с правительством и т.д. В благодарность они были почётными гостями на разных мероприятиях комачи, получали разные подарки при посещении племени.

В целом общий паттерн патрон-клиентских отношений состоял в том, что патроны зарабатывали на своих клиентах и использовали их для повышения своего благосостояния. По факту они были чисто экономическими, политического клиентелизма в них не было.

На макроуровне у такого состояния было два фактора. Во-первых, это было чувство отсутствия безопасности из-за постоянных политических потрясений. Потому благосостояние было приоритетом. Во-вторых, реальная централизация государства происходила только с 1930-х гг., серьёзных успехов она достигла только к 1960-м. В условиях слабоцентрализованного государства политический клиентелизм не имел смысла, а за прошедшие с начала 1960-х гг. 15-20 лет он просто не успел сформироваться.

В целом можно предположить, что модель патрон-клиентелистских отношений у комачи внутри и вне племени строилась следующим образом. Ключевой была необходимость в благосостоянии, и целью отношений было изъятие благосостояния у клиента. Клиент также нуждался в благосостоянии, которое передавал ему патрон. При этом когда Мохаммед Реза-шах консолидировал власть, плюс выросли цены на нефть, клиентелы стали обременением, а не преимуществом. Патроны верхнего уровня перестали участвовать в поддержке шаха, то же произошло и на более низком уровне.
До консолидации власти Мохаммедом-Резой патрон-клиентские отношения в Иране были сложной системой обмена благ и услуг, однако с расширением центрального правительства она практически исчезла, при этом оставался сильный запрос на благосостояние. Таким образом обмен благ на услуги стал ключевой формой таких отношений в Иране.

В целом факторы национального уровня по факту сформировали формат местных отношений, что и показал пример комачи. Т.е. патрон-клиентские отношения на местном уровне могут не только определяться местным контекстом - на них также большое влияние может оказывать и национальный.

Источник: Bradburd, Daniel A. 1983. National conditions and local‐level political structures: patronage in prerevolutionary Iran. // American Ethnologist. Vol. 10. No. 1 P. 23-39.
Написал небольшую колонку для Экономической жвачки.
Реформаторы как придворные в Исламской республике

Иранские реформаторы являются условными системными либералами в иранской политике. Пик их политических возможностей был в период 1997-2005 гг., когда президентом был Мохаммад Хатами. В это время произошла партийная реформа, начали проводиться муниципальные выборы, сильно вырос уровень политических, социальных и культурных свобод.

Сейчас они представляют из себя относительно влиятельную, но достаточно слабую группу в иранской системе власти. Реформатором является президент Масуд Пезешкиян, большая часть вице-президентов, треть министров, около четверти депутатов Меджлиса и т.д. В целом, у них есть свой голос, однако фундаментально влиять на принятие решений они не могут.

Вместе с тем, на них можно посмотреть через призму подхода, который предложил Бальдассаре Кастильоне (1487-1529) в своей работе "Придворный". Она является инструкцией для придворных по поводу того, как вести себя в разных ситуациях. Некоторые теоретики, типа Фрэнк Ловетта, предполагают, что Кастильоне описывает придворных модель государственной службы. Придворный в ней играет роль наставника, гида. Он также является образцом порядочного человека, примера для окружающих. Конечная цель придворного - статья наставником для принца, и сделать принца достойным человеком.

Как эта модель применима к реформаторам? Для начала, надо учитывать, что реформаторы являются вторым лучшим выбором, в условиях отсутствия демократии в Иране. Таким образом, по аналогии придворные действуют в условиях тирании схожим образом, что и реформаторы в Иране. И те, и другие работают легально внутри системы, и не предпринимают революционных действий. Они также не обладают полной властью, только довольно ограниченной.

Важно отметить, что реформаторы в Иране находятся под двойным давлением. С одной стороны, они слишком мягки для радикальной оппозиции, т.к. стремятся избегать прямого конфликта с консерваторами. С другой, они выступают за слишком существенные изменения в Исламской республике, что раздражает консерваторов.

Реформаторы одновременно не удовлетворяют целиком ни консерваторов, ни радикальную оппозицию. Их модель поведения, схожая с придворными по Кастильоне, слишком умеренна для обеих сил, которые на них давят.

Таким образом, этос реформаторов это попытка морально правильного поведения, попытка повлиять на Верховного руководителя изнутри системы. И само их наличие внутри системы по модели Кастильоне создаёт условия для будущих преобразований.

Источник: Payrow Shabani, Omid. 2015. To Be a Courtier in the Islamic Republic of Iran. // Political Theory. Vol. 43. No. 4. P. 427-450.
Городская картография теории и действия иранского революционного социализма 1970-х гг.

Исследователи Исламской революции часто называют её городской. Однако как сами именно революционеры воспринимали себя "городскими" (далее Г.)? Как революция была связана в их глазах с урбанизацией? Ответ на этот вопрос можно получить, исследуя Организацию партизан-фидаинов иранского народа (далее ОПФИН, фидаины). Для этого необходимо проанализировать четыре аналитических элемента, связанных с городом: 1) как центральную особенность исторического контекста и профиля организации; 2) как элементы организационной революционной теории и стратегии; 3) как условие и ресурс для действий; 4) как способ определения революционного потенциала.

"Городское" использовалось фидаинами чтобы взаимодействовать с "глобальным" в конкретном контексте Ирана. Г. стало абстрактным и конкретным связующим звеном, связывающим транснациональное пространство с частной, локализованной борьбой за национальное освобождение, привязывая теорию к практике.

Фидаины были в основном из интеллигентских семей с университетским образованием. Их формирующий опыт пришёлся на 1950-1960-е гг. в городских пространствах: университетах, школах, молодёжных организациях, митингах и демонстрациях.

Важнейшим теоретиком фидаинов был Бижан Джазани. Он родился в Тегеране в 1938 г., присоединился к Молодёжной организации Туде в 1948 г., однако после того, как он отсидел в тюрьме в 1954-1955 гг., он разочаровался в иранской компартии. После этого он был студенческим активистом Второго национального фронта, однако разочаровался в нём к 1963 г. Этот год в целом стал ключевым для большого количества иранских радикалов.

Активисты, которые позже стали фидаинами, начали свои операция как минимум весной 1968 г., когда они атаковали электростанцию и экспроприировали депозиты из одного из банков Южного Тегерана.

В целом городское население Ирана утроилось между 1956 и 1976 гг., к 1979 г. около 50% населения жили в городах, в Большом Тегеране - около 5 млн человек. Рост столицы вместе с земельной реформой и индустриализацией поспособствовал миграции из деревни в город.

Именно в таких условиях формировались теория и практика фидаинов. Основатели движения имели бэкграунд коммунистических или левых организаций, связанных с Национальным фронтом, часть была арестована после Государственного переворота 1953 г., другие - после протестов 1963 г. Фидаины фреймировали свою борьбу как продолжение борьбы за национальное освобождение и демократию, которая была заявлена Конституционной революцией 1905-1911 гг., при этом предлагая отдельный, не московский и не пекинский путь к социализму.

Они обсуждали и изучали коммунистические революции и сопротивление по всему миру: в России, Китае, Вьетнаме, Боливии, на Кубе. Они критиковали ленинистскую, маоистскую и латиноамериканские модели революции, вдохновляясь алжирской и палестинской. Некоторые из фидаинов даже лично участвовали в борьбе за Палестину.

Члены ОПФИН придерживались модели фокизма, сформулированной французским марксистом Режисом Дебре на основе латиноамериканского опыта Че Гевары и Фиделя Кастро.

Но несмотря на глобальную привязанность своих идей, фидаины очень осторожно встраивали их в иранский контекст. По факту, "индигенативные" подходы постоянно декларировали важными вторым по влиятельности мыслителем фидаинов Масудом Ахмадзаде.

В центре внимания Джазани и Ахмадзаде была земельная реформа, которую запустил режим Пехлеви в 1961 г. и ускорил посредством Белой революции 1963 г. Эти реформы по мнению Джазани послужили катализатором для перехода от феодализма к зависимому капитализму. Зависимость шахского авторитаризма от США интегрировала Иран в глобальный капитализм, но на его периферию, и вызвала значительные изменения в иранском обществе.
Для ОПФИН эти изменения были как минимум имплицитно связаны с урбанизацией. Джазани доказывал, что земельная реформа привела к тому, что крестьяне вынужденно стали работать на городскую буржуазию. "Городское" для него было одновременно культурным, социальным, экономическим и идеологическим: это процесс, который сопровождает и/или ускоряет проникновение капитализма в докапиталистические части общества; это практики, которые контрастируют с традиционным сельским стилем жизни; это условие появления полицейского государства, а так же как минимум мираж прогресса и благосостояния.

Ахмадзаде также поддерживал Джазани в плане оценки роли земельной реформы. Он также добавлял, что более интенсивные противоречия между крестьянами и капиталистами приводят к более близким связям пролетариата и крестьян в городах.

Для них обоих урбанизация была одновременно репрессивной и потенциально эмансипативной.

Джазани также выступал с идеей того, что "большие города это леса людей", таким образом поддерживая городские партизанские бои. Однако группа вокруг Ахмадзаде отличалась по взглядам от Джазани. Ахмадзаде считал, что террор играет роль "малого мотора", который подожжёт "большой мотор" в обществе и сделает революционную борьбу массовой.

С учётом пропаганды, "городское" также стало сценой для исполнения революционных действий. Члены ОПФИН грабили банки, устраивали уличные перестрелки, убегали от полицейских и спецслужб. Одной из наиболее показательных акций было убийство генерал-лейтенанта Зия-уд-Дина Фарсию. В 1971 г. фидаины атаковали машины генерала коктейлями Молотова и расстреливая её из разного вида оружия. Отчёты об операциях показывают, что город воспринимался ими не просто как случайное место - он был материализацией капитализма, империализма и авторитаризма, потому они атаковали символы такого порядка: полицейские участки, офисы западных нефтяных компаний, отели и т.д.

Фидаины также воспринимали сам город как отдельного актора. Это проявилось в анонимном тексте "Уроки городских боёв" 1974 г. Через призму партизанской урбанистики члены ОПФИО смотрели на город особым образом. Этот взгляд был связан с экзистенциальной проблемой партизанской борьбы и безопасности. В нём явно призывалось изучать и получать опыт из первых рук для понимания города как поля боя. При этом он касался в основном на зданиях и инфраструктуре, но не затрагивал демографию, плотность, общественные пространства или даже трафик.

В середине 1970-х гг. фидаины начали открывать для себя городских тружеников, о которых писал Джазани. Открытие этого класса позволило теоретикам фидаинов расширить их концепт "народа".

В конце 1970-х гг. фидаины также пошли в город, чтобы работать с массами. Там они столкнулись с борьбой горожан за места проживания. В частности, они активно исследовали трущобы и публиковали доклады на эту. Через них можно понять, что члены ОПФИН анализировали муниципальную политику Пехлеви как технологию доминирования над обществом. При этом они также преподносили свою позицию жителям трущоб в сравнительной позиции, ставя её в международный контекст. Для них революция уже шла, и борьба за жильё стала частью Исламской революции.

В целом можно сказать, что фидаины воспринимали город как сцену революционного действия. Они также воспринимали других акторов в контексте города, что приводило их к "открытию" городских тружеников как агентов революции. Таким образом, "городское" играло фундаментальную роль как инструмент познания и действия для ОПФИН.

Источник: Elling, Rasmus Christian. 2021. “In a Forest of Humans”: The Urban Cartographies of Theory and Action in 1970s Iranian Revolutionary Socialism. Global 1979: Geographies and Histories of the Iranian Revolution. Cambridge: Cambridge University Press. P. 141-177.
Некоторые рисунки федаинов, отражающие их отношения с городской средой
Дал интервью журналисту Андрею Дубровскому про историю и политику Ирана. Спасибо ему за приглашение, было интересно.
Forwarded from Дубровский (Андрей Дубровский)
Друзья, публикую интервью с экспертом об Иране, очень жду вашей поддержки и реакций. Это мой дебют в роли ведущего, так что не серчайте за орехи и огрехи.

Это разговор про мифы: Иран считается одним из главных врагов Запада – но тесно с ним связан, в первую очередь с Парижем. Почему Франция стала убежищем для главного иранского революционера? Зачем помогала технологиями и строила автомобильные заводы, инвестировала в Исламскую Республику?

Это разговор про мифы: Иран считается страной победившего ислама, но влияние ислама в стране слабеет, она становится более светской, и политики могут нарушать нормы ислама ради политической целесообразности.

Это разговор про мифы: Иран называют страной, 50 лет живущей под санкциями, изолированной от мировой экономики, построившей закрытую автаркию, но санкции вводили США, а Франция 90-е и нулевые строила Ирану промышленность, Иран также привлекал других крупных игроков, “с кем ”антисанкционная программа Ирана состояла не в том, чтобы все построить самому, а в привлечении крупных региональных игроков, кто согласился бы поделиться компетенциями и деньгами. Иначе говоря, никаких полувековых тотальных санкций против Ирана не было.

Это разговор про мифы: Иран называют диктатурой исламского духовенства, которая противостоит демократии Запада, на деле же исламский Иран более демократичен, чем шахский (монархический) Иран, который был большим партнером Запада, будучи диктатурой. Более того, спецслужбы США и Британии даже свергли либеральное демократически избранное правительство Ирана, чтобы вернуть монархическую диктатуру шаха. Ради доступа к иранской нефти.

Давайте вместе развенчивать мифы, друзья, прошу вашей поддержки и реакций, чтобы этот выпуск могли увидеть больше людей.

Смотреть можно везде:

https://rutube.ru/video/7ea3d9e51c5e9abeada5e9a1f37c0c81/

https://www.youtube.com/watch?v=pNkUB7xJMvc

https://vk.com/video-227990886_456239017
Васильев Алексей Иванович (1903-1936), иранист

На момент ареста научный сотрудник АН СССР, аспирант ИВ АН СССР. Арестован 17 июня 1936 года УНКВД Ленинградской области; обвинен по ст. 58-10, 11 УК РСФСР. 6 ноября 1936 года выездной сессией ВК ВС СССР приговорен к ВМН. В тот же день приговор приведен в исполнение. Реабилитирован в 1957 году.

Гульбин Григорий Григорьевич (1892-1941), арабист, тюрколог, иранист; этнограф и филолог

На момент первого ареста научный сотрудник МАЭ АН СССР (Кунсткамеры). Арестован 15 апреля 1930 года по "делу АН". Обвинен по статье 58-6 УК РСФСР. 8 августа 1931 года осужден Коллегией ОГПУ на 5 лет ИТЛ. Вышел из заключения в 1935 году. На момент второго ареста научный сотрудник ИВ АН СССР. Арестован УНКВД ЛО 24 сентября 1941 года; обвинен по ст. 58-10, ч. 2 УК РСФСР.

8 октября 1941 года в числе 2,5 тыс. подследственных и просто задержанных отправлен из блокированного Ленинграда на барже через Ладогу для этапирования в тюрьмы и лагеря Сибири. Баржа во время бомбардировки была брошена буксиром, заключенные в духоте и скученности сидели 6 суток в трюме, под бомбами, без воды и пищи. Задыхавшиеся люди старались забраться повыше, на нары, где легче было дышать, но нары рухнули, многие были раздавлены или разбились насмерть. Пытавшиеся вылезти через открытые охраной люки на палубу были расстреляны конвоем из пулеметов. Многие стали жертвами ночной резни, устроенной уголовниками, которые делились награбленным с конвоирами. В итоге погибло из этапа 756 человек, 121 из них считались пропавшими без вести, на них был объявлен всесоюзный розыск. В числе последних был и Григорий Гульбин. Тела погибших были частью сброшены охранниками в воду, частью захоронены в общей яме на берегу р. Сясь. По делу 1935 года реабилитирован в 1967 году, по делу 1941 года - в 1965 году.
Политическая экономия найма женщин в Иране

В Иране вплоть до реформ Реза-шаха Пехлеви женщины играли разные роли. В сельском хозяйстве они занимались посадкой, прополкой, сбором урожая, работой на рисовых полях. Они также разводили скот и птицу, занимались пчеловодством и шелководством. В промышленности они участвовали в рукоделии, ковроткачестве. 70% всей ткани производилось женщинами. В кочевых и скотоводческих общества они также участвовали в ряде видов деятельности, типа доения, заботы о животных и т.д.

В конце XIX - начале XX вв. произошёл значительный сдвиг в сельском хозяйстве: натуральное производство замещалось продажей сельхозкультур на экспорт. Это привело к росту числа крупных поместий вместо мелких земельных наделов. Что, в свою очередь, уменьшило роль женщин в хозяйстве. точно таким же образом производство ковров перешло на фабрики, что привело к потере женщинами их экономического статуса в хозяйстве.

В городах присутствовала гендерная сегрегация и влияние социального класса. Часть работ были исключительно женскими: работа в женских общественных банях, продажа товаров в домах, игра на музыкальных инструментах, танцы и пение и т.д. Плюс были работы, открытые для женщин низших классов: швеи, прядильщицы, ткачихи, горничные, прачки и няни. У женщин из богатых семей по факту возможностей было меньше.

Начиная с государственного переворота 1921 г., совершённого Реза-ханом, ситуация стала меняться. В 1936 г. он издал указ, запрещающий женщинам носить платки, вуали и чадры. Эта политика была успешна среди горожанок, женщин из среднего и высшего классов. Также она предполагала расширение женщинам доступа к светскому образованию.

После смены монарха на Мохаммеда-Резу, Второй мировой и Государственного переворота 1953 г. ситуация снова начала меняться. Начатая в 1963 г. Белая революция заметно изменила роль женщин в сельском хозяйстве. У земельной реформы было три важных результата. Во-первых, она даровала землю мужчинам как главам домохозяйств, что мешало женщинам заниматься сельским хозяйством и увеличивало роль мужчины. Во-вторых, она игнорировала безземельных крестьян, большинством из которых также был женщины. В-третьих, она практически не помогала издольщикам, оставляя их в уязвимом положении.

Все эти политики привели к ослаблению мелких землевладельцев. Часть из них банкротилась и уезжала в город. Уменьшающийся сельскохозяйственный сектор стал источником найма для женщин. Т.е. в 1950-1970-е этот сектор уменьшился, а доля женщин в нём стала значительно больше.

На контрасте с сельскохозяйственным сектором, промышленность сильно выиграла от Белой революции. Доля нанятых в производстве женщин сильно выросла, и оставалась довольно высокой в дореволюционный период. При этом женщин низших классов работали горничными, или могли быть домохозяйками.

Как часть Белой революции, шах выступал за получение женщинами дополнительных прав, чтобы они участвовали в общественной жизни так же, как европейские и американские. В частности, в 1963 г. женщины получили право голоса на выборах. Сестра шаха, принцесса Ашраф, создала Женскую организацию Ирана. Целью организации было увеличение роли женщин и решение разных проблем женщин, связанных с здравоохранением, образованием, законом и социальным благосостоянием. Организация участвовала в Международной женской конференции 1975 г., во время которой была принята 11-страничная резолюция, призывавшая устранить всю дискриминацию по отношению к женщинам, и дать им равные права. Она не была принята Иранской организацией ни в каком виде.

Самые большие изменения коснулись только горожанок среднего и высшего класса, которые были реальными бенефициарами модернизации. Они начали более активно участвовать в общественной жизни, становились учительницами, врачами и т.д.

В целом шахская модернизация реально затронула только относительно небольшой слой населения, сконцентрированный в городах, и принадлежащий к высшему и среднему классам.
Именно этот характер модернизации, наравне с диктаторским режимом шаха как таковым, стал одной из причин исламизации женщин. Для многих из них меры, которые предпринимал шах, были бессмысленны, постольку поскольку в стране не было честных выборов. В тюрьмах режима Пехлеви находилось и было запытано много женщин. В конце 1970-х гг. запрос на социальную справедливость и идея имамата стали сильными импульсами для присоединения женщин к исламским движениям.

После Исламской революции 1979 г. положение женщин снова изменилось. Важно учитывать, что и взгляды аятоллы Хомейни на женщин также трансформировались. В 1960-е гг. он критиковал шаха за дарование женщинам новых прав. А в 1980-е гг. он сам стал на них опираться, по крайней мере частично.

В то время как женщины среднего класса и высококлассные специалистки были вынуждены покинуть свои места работы из-за новых законов о ношении платков, вуалей и чадр, бедные горожанки и крестьянки сильно выиграли от реформ. Комбинация Ирано-Иракской войны 1980-1988 гг. и санкций США создали для женщин новые возможности для вовлечения в общественную жизнь. Однако этот процесс был сильно ограничен из-за сегрегационной политики и ограничений для образованных и светских женщин.

Вместе с тем, параллельно выросла доля женщин в аграрном секторе, не смотря на его уменьшение в экономике в целом. Доля женщин также уменьшилась в промышленности из неэффективных политик: раннего ухода на пенсию для госслужащих и пенсий для рабочих частного сектора.

Социальная программа Хомейни во многом опиралась на женщин и не могла быть реализована без них. Она мобилизовала большое количество женщин из традиционных семей и включила их в публичную сферу. До этого они были отчуждены политическим курсом шахского периода. Многие женщины, участвовавшие в программах повышения грамотности, часто не были исламистами. Многие левые женщины присоединились к Хомейни для ликвидации безграмотности. По факту кампания Хомейни привела к тому, что левые и исламистские женщины вместе боролись с женской неграмотностью.

При этом гендерная сегрегация парадоксальным образом привела к созданию новых рабочих мест. Женщины не имели серьёзной конкуренции в областях образования и здравоохранения.

В целом в 1980-е гг. женский найм проходил через сложные преобразования. С одной стороны, он сильно уменьшился, однако на это в первую очередь повлияла война и экономический кризис. При этом найм в городах также слегка уменьшился, но он был следствием долгосрочных процессов, которые начались ещё до революции.

В 1990-е гг. женский найм начал снова расти, в связи с возобновлением экономического роста в целом. Он продолжался вплоть до конца 2000-х гг. Он был связан с рядом факторов. Во-первых, выросло число женщин, которым нужна была работа. Они родились незадолго до революции, и заканчивали школу в конце 1980-х гг. Помимо них, были также волонтёрки, оставшиеся с предыдущего десятилетия. Также выросла роль женщин в государственном секторе, особенно в образовании, здравоохранении, обеспечении социальных услуг.

Боньяды (благотворительные тресты) не смогли обеспечить женщин достаточным уровнем благ. Вместо них с этим достаточно успешно справился Благотворительный фонд Имама Хомейни. Экономическая политика 1990-х гг. не привела к росту числа наёмных сотрудников в целом, некоторые промышленные политики оставались преемственными шахским. Соответственно, в большинстве отраслей женский труд не приветствуется, а трудозатратные отрасли типа текстильной и пищевой, снизили найм женщин из-за игнорирования государством.

Источник: Bahramitash, Roksana; Salehi-Isfahani, Hadi. 2011. Modernization, Revolution, and Islamism: Political Economy of Women’s Employment. Veiled Employment: Islamism and the political economy of women’s employment in Iran. Syracuse: Syracuse University Press. P. 53-82.
Голосование американских иранцев на президентских выборах в США

Опрос Public Affairs Alliance of Iranian Americans показывает, что америанские иранцы скорее будут голосов за Камалу Харрис (45%), хотя Дональд Трамп (41%) не так уж сильно от неё отстаёт.

При этом, что интересно, те же самые люди скорее предпочтут иметь большинство демократов (42%), а не республиканцев (31%) в Конгрессе. Для 24% нет никакой разницы, кто будет большинством.

Вообще заметен довольно сильный сдвиг в их настроениях. Если даже в 2016 г. они поддерживали Берни Сандерса (43%) и Хиллари Клинтон (34%) с большим отрывом от Трампа (9%), то сейчас кандидаты обеих партий почти сравнялись по уровню поддержки. А на выборах 2020 г. они однозначно поддержали Джо Байдена (56%), поддержка Трампа была куда меньше (31%).

Из интересного ещё можно отметить, что тремя важнейшими факторами, определяющими голосование американских иранцев являются отношения США и Ирана (55%), инфляция и уровень жизни (40%) и экономика и рабочие места (39%).
Интервью с Андреем Коротаевым

В продолжение интервью с Андреем Коротаевым, опубликованном в Системном блоке, выкладываю его первую часть. Она касается прихода Андрея Витальевича в науку, интереса к востоковедению, исследований Древнего Йемена, социо-культурных тем и т.д. - в общем, всего того, что не вошло в текст на СБъ. Спасибо редакции издания за разрешение выложить текст, а самому Андрею Витальевичу за редактуру.

Ознакомиться с интервью можно на Яндекс.Дзене, Телетайпе и Медиуме.
Вступительные экзамены в университет в Иране как способ исламизации общества: устройство конкура

На начало 2000-х гг. в Иране около 800 тысяч студентов училось в государственных университетах, ещё примерно столько же - в Исламском свободном университете. Для многих из них государственные университеты были первыми приоритетами: там были низкая плата а обучение, и степени государственных университетов считались более престижными.

В ответ на этот запрос государство расширило возможности университетов принимать больше студентов. Однако всё равно, в государственные университеты могли поступать только 10% от всех желающих, в основном из-за роста молодого населения. Однако причиной такого низкого числа поступающих было не только их общее количество. Вступительный экзамен в университет, конкур, использовался правительством Исламской республики не только чтобы определить уровень знаний абитуриента, но и чтобы идеологизировать его.

Для поступления в государственный университет все абитуриенты обязаны сдать национальный тест, конкур. Вообще он изначально был принят за десятилетие до 1979 г. По сути это аналог российского ЕГЭ, американского SAT и других подобных тестов.

После Исламской революции конкур критиковался из-за трёх вещей. Во-первых, дореволюционный конкурс давал преимущества горожанам из высшего и средне-высшего классов с лучшим образованием и большим количеством возможностей для сдачи теста на высокий балл. Во-вторых, он не мог предотвратить поступление в университет слишком вестернизированной молодёжи, отрицавшей ислам и культурную независимость. В-третьих, этот метод вёл к концентрации студентов в крупных городах и способствовал её миграции из деревни в город.

В 1980-1983 гг. в Иране проходила культурная революция, во время которой все университеты были закрыты. Тогда же был передал конкур. Для этого были введены новые критерии принятия сдачи теста: социально-экономический и политический, помимо уже существовавшего академического.

Основной их смысл был в том, чтобы дать больше возможностей для поступления людям с низкими социально-экономическими возможностями через преференции. Также авторы политического курса считали, что верность исламу более важна, чем академические успехи.

Социально-экономический критерий был основан на географических зонах, где жили абитуриенты и их семьи. Наличие высокого регионального неравенства легитимизировало этот критерий. Абитуриенты были разделены на категории согласно географическим зонам, каждая из которых получала пропорциональные привилегии.

Политический критерий был введён для замещения вестернезированных абитуриентов лояльными. Он играл особенно большую роль в 1980-е гг.

В ноябре-декабре 1982 г. впервые были проведены тесты нового образца. По их итогам 35% мест были распределены между выпускниками из Тегерана и региональных столиц (свободная квота), ещё 35% - из сельских территорий (зональная квота).

Политический критерий использовался двумя разными способами. Первый - давать преференции ветеранам, семьям мучеников, членам революционных организаций типа созидательного джихада. В 1982 г. 30% всех мест были отданы им. 25% из них были членами революционных организаций, 5% - определены Фондом мучеников.

Второй способ - проверка личных и моральных качеств абитуриента и его семьи. При этом, поскольку он был финальном этапом процедуры, даже абитуриента с очень высоким баллом могли не пустить в университет. Для этого был создан Отборочный комитет, находящийся под надзором Высшего совета Культурной революции (ВСКР). У него были региональные офисы, ответственные за сбор информации о местных кандидатах. Сотрудники офисов отбирались из наиболее лояльных сторонников режима.
В течение 1980-х гг. квоты сильно варьировались, вводились и убирались новые категории. Одновременно под сомнение ставилась процедура проверки абитуриентов на лояльность. Главной проблема была честность. Поскольку отрицательный результат проверки был сокрушительным для абитуриента, ответственность проверяющих была крайне высока. Помимо этого, сбор информации об абитуриентах требовал очень много времени и денег. Из-за этого в 1988 г. ВСКР запретил собирать информацию об абитуриентах у соседей. Помимо этого, Отборочная комиссия могла запрашивать информацию только у Министерства информации и Генеральной прокуратуры о политических качества абитуриента. Всё это снизило роль политического фактора при сдаче экзамена. И, по факту, изгнание антирежимных элементов закончилось в 1988 г.

Созданное в 1981 г. Генеральное бюро отбора студентов в 1989 г. было преобразовано в Национальную организацию по оценке образования. Организация была привязана к Министерству науки, исследования и технологий.

В 1998 г. все кандидаты кроме тех, кто из революционный квоты, были разделены на 3 зоны. Они отсылают на места происхождения и обучения абитуриентов. Зона 1 - столицы и крупные города, зона 3 - наименее развитые регионы страны, зона 2 между ними.

Конкур на начало 2000-х гг. разделён на две стадии. На первой они сдают общий тест, состоящий из персидского языка и литературы, арабского, исламской культуры и иностранного языка. Абитуриент может выбрать среди языков английский, немецкий, французский, итальянский и русский. Религиозные меньшинства могут сдавать тест на языке своей религии. На второй стадии абитуриенты сдавали профильные экзамены, соответствующие программа бакалавриата, на которые они хотели поступить.

Если говорить о социально-демографических характеристиках абитуриентов, то они сильно менялась. В начале 1990-х гг. революционная квота составляла 25%, к 2000 г. она опустилась до 5%. Параллельно сильно выросло число студентов на 100 тысяч человек в принципе. При этом из беднейших провинций типа Систана и Белуджистана, Чахармахаля и Бахтияри число студентов было значительно выше, чем в среднем по стране. Также выросла доля женщин - если в начале 1990-х гг их было ~50%, то в 2002 г. в числе поступивших в университеты женщин было 67%.

Миграция из города в деревню также вынудила правительство улучшить качество образования на местах. Для этого были предприняты две меры. Во-первых, в 1988 г. был создан Университет Пайам-е Нур со 168 учебными центрами по всей стране. Он принял 21% всех успешно сдавших конкур абитуриентов в 1993 г и 27% в 1997 г. Также создавались новые региональные университеты, типа Университетов Илама и Бушира в 1991 г.

Во-вторых, был создан новый метод распределения студентов по университетам. Студентов предпочитали отправлять в университеты тех провинций, откуда они происходили. Для этого университетские департаменты были разделены территориально. Например, департаменты, существующие в каждой провинции, типа педагогического и химического, назывались провинциальными. Над ними стояли региональные департаменты, состоящие из нескольких близлежащих провинций. Помимо них, также были родные регионы, на которые была разделена вся страна. Выше них стояли полюсные департаменты, состоящие из большого количества провинций, всего их было 5. К полюсным относятся такие направления как экономика, история, психология, образование, стоматология и т.д. Меньше всего национальных департаментов, и к ним относятся редкие направления типа инжиниринга природных ресурсов.

После получения результата студенты могут выбрать до 100 департаментов и университетов. Они принимаются на них согласно своим баллам. Чем выше балл, тем выше вероятность быть принятым на более престижную программу. При этом, например, на уровне провинций, регионов, родных территорий 80% студентов должны быть выходцами из тех провинций, где студенты родились и учились.
Такое распределение позволяет контролировать миграцию из села в город, а также снабжать рабочей силой регионы с недостатком квалифицированных кадров. Для этого университеты заключают специальные соглашения со студентами. Согласно этому соглашению студенты из зон 2 и 3 обязаны отработать в регионах определённое время в обмен на преференции.

В целом обновлённый конкур оказал довольно сильное влияние на социльное происхождение студентов. Значительно выросла доля студентов из бедных и неразвитых провинций. Она также поспособствовала в 1980-е гг. привлечению в университеты политически лояльных студентов. Он также сильно ограничил миграцию в крупные города, мотивируя студентов оставаться в их родных провинциях. Значительно выросла доля студентов среди всех обучающихся.

При этом у конкура есть и недостатки. Средний балл среди поступающих по революционной квоте был ощутимо ниже, чем у остальных. Снизились конкуренция и свобода академической борьбы. Вместе с тем, он также поспособствовал экономическому развитию бедных регионов.

Источник: Sakurai, Keiko. 2004. University entrance examination and the making of an Islamic society in Iran: a study of the post-revolutionary Iranian approach to “konkur”. // Iranian Studies. Vol. 37. No. 3. P. 385-406.
2024/12/03 09:24:44
Back to Top
HTML Embed Code: