​​Мы продолжаем чествовать последние 200 лет русской поэзии: по субботам в этой рубрике — одно короткое стихотворение. Сегодня — 1831 год и стихи Василия Жуковского, не публиковавшиеся при жизни поэта. «Звёзды небес…» кажутся примечанием на полях к таким шедеврам, как «Лалла Рук» и «Невыразимое», — но небольшой размер стихотворения не отменяет его глубины, и даже если сам Жуковский не ставил его высоко, оно в полной мере выражает силу поэтики лирического фрагмента, столь важную для романтиков-натурфилософов. Невыразимого не выразишь, а необъятного, как мудро заметит спустя 30 лет Козьма Прутков, не обнимешь, но короткое наблюдение поэта становится будто надрезом в повседневном течении мыслей — и сквозь этот надрез видна бездна. Это понимал Тютчев (вспомним стихотворение «Как океан объемлет шар земной…», которое мы обсуждали на прошлой неделе), понимал и Жуковский.

Но как такой фрагмент возникает? Как пишет комментатор Жуковского Александр Жуковский «Звёзды небес…» — вольный перевод анонимного немецкого стихотворения «Erwarten» («Ожидание»), опубликованного в 1822 году и, вероятно, тогда же попавшегося на глаза Жуковскому; он перевёл только первую строфу. Ещё интереснее, что эта строфа, написанная в 1831-м, — отголосок старого стихотворения — «9 марта 1823 года», созданного после встречи с главной любовью жизни Жуковского, Марией Протасовой, накануне её смерти, в тяжелейшее для поэта время. Две последние строки того стихотворения стали двумя первыми строками нового. Вспомнив трагедию, случившуюся восемь лет назад, Жуковский вновь обратился к «звёздам небес» — но уже с совсем другим чувством.

Представляем новый выпуск «Литры» — подкаста для учеников и учителей, для детей и родителей, для тех, кто любит читать и тех, кто любит рассказывать о чтении!

В этом году отмечался юбилей Пушкина — 225 лет. Конечно, это было не такое празднество, как в 1999-м, в год 200-летия поэта, но всё же это повод поговорить о том, как смотрела на Пушкина школа и культура Российской империи, Советского Союза, постсоветской России. Пампуш на Твербуле, балеты «по мотивам», пародии и официоз, Пушкин у Маяковского и Булгакова, Окуджавы и Арбенина. Обо всём этом — в новом эпизоде «Литры» с Мариной Павловой.

Слушайте «Литру»!

Apple https://lnnk.in/cVkm
Castbox https://lnnk.in/cXkg
Яндекс https://lnnk.in/jDiq
Mave https://lnnk.in/g2pu
YouTube https://lnnk.in/ecoB

«Итак, Гоголек, жди от меня длинных писем; я дам волю перу своему и наперед не делаю никакого плана — план был бы неуместен и мне бы даже повредил. Я часто замечал, что у меня наиболее светлых мыслей тогда, как их надобно импровизировать в выражение или в дополнение чужих мыслей. Мой ум как огниво, которым надобно ударить об кремень, чтобы из него выскочила искра. Это вообще характер моего авторского творчества; у меня почти все или чужое, или по поводу чужого — и все, однако, мое», — писал Василий Жуковский Николаю Гоголю в 1847 году.

🔺Германия, 1853 год

​​155 лет со дня рождения Зинаиды Гиппиус, пожалуй, самого язвительного человека в русской литературе, автора важнейших символистских стихотворений, мучительного петербургского романа «Чёртова кукла» и сборника воспоминаний «Живые лица».

Прозаические герани и китайские розы — неназванные герои стихотворения Зинаиды Гиппиус «Дома» — зелёные, лиловые, серебряные, алые, жёлтые, красные, лиловые...

Затихшие и черные,
Склоненные и ждущие...
Жестокие, покорные,
Молчаньем Смерть зовущие...
Зовут, неумолимые,
И зов их все победнее...
Цветы мои, цветы мои,
Друзья мои последние!

​​«Внизу — адский арум стихов вводит во искушение. Наверху, над небесным сводом, воссияли миру светом разума Ангельская Лилия и Багряная Роза. В середине сидит красивая женщина между домашними оберегами — цветком герани и большим кустом китайской розы с оголившимися за зиму ветками», — так филолог Ольга Кушлина описала Зинаиду Гиппиус в книге «Страстоцвет, или Петербургские подоконники». 
Коварные болотные арумы — это из «Цветов ночи». Небесные Лилии — из стихотворения «Иди за мной», своеобразного автопортрета.

Арумы, лилии и герани — все говорят о смерти, но разными голосами. У Гиппиус болотные цветы задумывают убийство, аромат полуувядших лилий манит вечным покоем, комнатные растения медленно чернеют и сохнут.

Время срезает цветы и травы
У самого корня блестящей косой:
Лютик влюбленности, астру славы...
Но корни все целы — там, под землей.
Жизнь и мой разум, огненно-ясный!
Вы двое — ко мне беспощадней всего:
С корнем вы рвете то, что прекрасно,
В душе после вас — ничего, ничего!

О поэзии Гиппиус читайте в лекции Дины Магомедовой «Эпоха символизма».

Повесть о недюжинном русском характере и губительных последствиях необузданной страсти, первая история женщины — серийной убийцы в русской литературе.

🔺Осип Мандельштам. 1910-е годы

​Мы продолжаем чествовать последние 200 лет русской поэзии: по субботам в этой рубрике — одно короткое стихотворение. Сегодня — 1832 год: образец женской лирики пушкинской поры и «пушкинской школы». Надежда Теплова была довольно успешной поэтессой: протеже выдающегося украинского фольклориста, филолога, поэта и издателя Михаила Максимовича, она с очень юных лет публиковалась в ведущих российских литературных журналах — «Библиотеке для чтения», «Сыне отечества», «Московском телеграфе», «Отечественных записках». Стихотворение 1832 года — пример гладко- и сладкозвучия, силлабо-тонической певучести, которая была в полной мере разработана Жуковским, Пушкиным и Баратынским. «Свобода» и «поэтический труд» появляются здесь, вероятно, как раз после удачных публикаций. Но сразу после этого — не при расставании ли с напечатанными стихами? — возникает разочарование: пользуясь достаточно тривиальными рифмами, Теплова с приглушённой горечью пишет о смирении и самоотвержении. Это частый мотив в женской поэзии этого времени: схожие мысли можно встретить у Евдокии Ростопчиной и Юлии Жадовской. Тем не менее уже в следующем году у Тепловой выйдет поэтический сборник, который выдержит два переиздания, второе — уже после смерти поэтессы.