Исследовательницы Вера Шумина и Наталья Свитенко отмечают, что фабула «Бедной Лизы» укладывается в типично сентименталистскую схему: «представитель высших классов соблазняет и губит девушку низкого сословия», но при этом «подлинная социальная среда, где происходит конфликт, затушёвана; Лиза и её мать с успехом могли бы быть поняты читателем как горожанки, как бедные дворянки».
Мы продолжаем чествовать последние 200 лет русской поэзии: по субботам в этой рубрике — одно короткое стихотворение. Сегодня — 1836 год и стихотворение Лукьяна Якубовича.
Этот поэт, один из авторов пушкинского «Современника», ныне почти совершенно забыт — так обстояли дела и в начале XX века, когда в словаре Брокгауза и Ефрона сообщалось, что у Якубовича «не было сколько-нибудь заметного дарования», а симпатией других литераторов, в том числе Пушкина, и многочисленными публикациями он обязан своему «доброму, но чудаковатому нраву». И всё-таки кажется, что автор словарной статьи, прекрасный критик Семён Венгеров, был чересчур строг. Мысль того же «Рока» кажется банальной, но в стихотворение заложен диалог, даже антагонизм, напоминающий о куда более известном стихотворении Тютчева «Два голоса» (1850) — там тоже будут действовать олимпийские боги, олицетворяющие судьбу.
Этот поэт, один из авторов пушкинского «Современника», ныне почти совершенно забыт — так обстояли дела и в начале XX века, когда в словаре Брокгауза и Ефрона сообщалось, что у Якубовича «не было сколько-нибудь заметного дарования», а симпатией других литераторов, в том числе Пушкина, и многочисленными публикациями он обязан своему «доброму, но чудаковатому нраву». И всё-таки кажется, что автор словарной статьи, прекрасный критик Семён Венгеров, был чересчур строг. Мысль того же «Рока» кажется банальной, но в стихотворение заложен диалог, даже антагонизм, напоминающий о куда более известном стихотворении Тютчева «Два голоса» (1850) — там тоже будут действовать олимпийские боги, олицетворяющие судьбу.
«Вакханалия. Стихи. Речи. Парадоксы. Открытия. Возможности. Качания. Предсказания. Засада гениев. Карнавал. Ливень идей. Хохот. Рычания. Политика».
«Ёлка» у футуристов получилась грандиозная. Маяковский вспоминал, что «народищу было, как на советской демонстрации». Толпу, состоявшую, в основном, из студентов, привело в восторг праздничное дерево, увешенное картонными кукишами. «В заключение Маяковский жестоко обругал «почтеннейшую публику», громко и весело ржавшую в ответ», — вспоминал поэт Николай Захаров-Мэнский.
«Ёлка» у футуристов получилась грандиозная. Маяковский вспоминал, что «народищу было, как на советской демонстрации». Толпу, состоявшую, в основном, из студентов, привело в восторг праздничное дерево, увешенное картонными кукишами. «В заключение Маяковский жестоко обругал «почтеннейшую публику», громко и весело ржавшую в ответ», — вспоминал поэт Николай Захаров-Мэнский.
Представляем новый выпуск «Литры» — подкаста для учеников и учителей, для тех, кто любит читать и тех, кто любит рассказывать о чтении!
В этом выпуске Надежда Шапиро рассказывает о поэзии Великой Отечественной войны — и о том, насколько разными были стихи этого времени. От «Священной войны» и вопроса о её авторстве — до «непарадных» стихов фронтовиков Михаила Кульчицкого, Яна Сатуновского и Бориса Слуцкого; особое внимание здесь уделено стихотворению Слуцкого «Расстреливали Ваньку-взводного»: о чём оно? Почему оно так бесстрастно выглядит? Как оно связано с биографией поэта?
Слушайте «Литру»!
Apple Podcasts: https://lnnk.in/cxlz
Яндекс.Музыка: https://lnnk.in/jxiW
Castbox: https://lnnk.in/czlw
Mave: https://lnnk.in/cWkK
YouTube: https://lnnk.in/jviZ
В этом выпуске Надежда Шапиро рассказывает о поэзии Великой Отечественной войны — и о том, насколько разными были стихи этого времени. От «Священной войны» и вопроса о её авторстве — до «непарадных» стихов фронтовиков Михаила Кульчицкого, Яна Сатуновского и Бориса Слуцкого; особое внимание здесь уделено стихотворению Слуцкого «Расстреливали Ваньку-взводного»: о чём оно? Почему оно так бесстрастно выглядит? Как оно связано с биографией поэта?
Слушайте «Литру»!
Apple Podcasts: https://lnnk.in/cxlz
Яндекс.Музыка: https://lnnk.in/jxiW
Castbox: https://lnnk.in/czlw
Mave: https://lnnk.in/cWkK
YouTube: https://lnnk.in/jviZ
Накануне нового года — премьера новой рубрики: редакторы «Полки» Лев Оборин и Алёна Фокеева будут раз в месяц писать о четырёх новых книгах. В первом выпуске — рассказ Салмана Рушди о том, как он пережил покушение и вернулся с того света, короткая повесть Марии Степановой, роман с драконами Алексея Сальникова и история российских компьютерных игр в изложении их создателей. Хорошего вам чтения!
Полка
2+2: фокус, нож, когната и видеоигры
«Полка» о новых книгах, достойных вашего внимания
«Полка» старается следить за тем, что происходит в современной русистике. Каждый год выходят сотни книг, посвящённых русской литературе — и классической, и современной. В уходящем 2024-м больше трёхсот таких книг попало в поле нашего зрения. Мы отсеяли переиздания, а из оставшихся книг выбрали сто, которые показались нам самыми интересными. Этот список — в помощь всем, кто любит русскую литературу, а ещё тем, кто гадает, что бы подарить друзьям-филологам. С наступающим!
Полка
100 новых книг о русской литературе
От классики до современности: о чём писали филологи в 2024-м
Мы продолжаем чествовать последние 200 лет русской поэзии: по субботам в этой рубрике — одно короткое стихотворение. Сегодня — 1837 год и любовное послание Петра Вяземского.
1837 год в русской поэзии, конечно, связан со смертью Пушкина. И Вяземский, и Тютчев, и Полежаев, и, разумеется, Лермонтов написали о ней стихи. Кажется, что тоской и горем из-за смерти первого поэта охвачены и вещи, написанные по другим поводам — как, например, эта вещь Вяземского, одного из ближайших пушкинских друзей. Посвящённая, вероятно, Эмилии Мусиной-Пушкиной — светской красавице, которой увлекались, кажется, все поэты этого круга, — она пропитана элегическими мотивами, образами смерти, заката, тихого сумрака, а не утра торжествующей любви. Вяземский обращается к романтической меланхолии ламартиновского типа — при том что к Ламартину он относился не без скепсиса: «Он у нас в особенности поэт женского пола… Он несколько похож на проповедника, который раз в году, на известный случай, читал бы проповедь свою всегда на один текст», — писал он в 1830 году. Но в сумрачном 1837-м именно эта интонация кажется ему уместной — и выигрывает благодаря искренности и свежести. Много лет спустя она, кажется, отзовётся в лирическом шедевре Анненского — «Среди миров, в мерцании светил…».
1837 год в русской поэзии, конечно, связан со смертью Пушкина. И Вяземский, и Тютчев, и Полежаев, и, разумеется, Лермонтов написали о ней стихи. Кажется, что тоской и горем из-за смерти первого поэта охвачены и вещи, написанные по другим поводам — как, например, эта вещь Вяземского, одного из ближайших пушкинских друзей. Посвящённая, вероятно, Эмилии Мусиной-Пушкиной — светской красавице, которой увлекались, кажется, все поэты этого круга, — она пропитана элегическими мотивами, образами смерти, заката, тихого сумрака, а не утра торжествующей любви. Вяземский обращается к романтической меланхолии ламартиновского типа — при том что к Ламартину он относился не без скепсиса: «Он у нас в особенности поэт женского пола… Он несколько похож на проповедника, который раз в году, на известный случай, читал бы проповедь свою всегда на один текст», — писал он в 1830 году. Но в сумрачном 1837-м именно эта интонация кажется ему уместной — и выигрывает благодаря искренности и свежести. Много лет спустя она, кажется, отзовётся в лирическом шедевре Анненского — «Среди миров, в мерцании светил…».
