«Нас осталось мало: мы да наша боль…» Люди идут по дороге, вокруг которой активно развернулись строительные работы. Почти 20 лет эта изрытая котлованами земля была их огородами — рабочих и служащих, ветеранов войны и труда, воинов-«афганцев» и ликвидаторов аварии на ЧАЭС. Теперь от неё им достаётся только пыль, мягко опускающаяся на согбенные плечи. Рудиментом прошлой жизни стоит среди котлованов уцелевший абрикос Ольги Савченко, получившей свой надел совсем молоденькой, в конце 1990-х. Рядом с абрикосом — куча грунта, похожая на террикон. По самому участку Ольги проходит асфальтированная дорога, которой бывшие огородники идут на митинг — отстаивать отнятую у них землю.
Из протестных рядов уже выбыли все участники Великой Отечественной войны. «Так и умерли ограбленными», — вздыхают женщины, которых здесь большинство.
Кто-то принёс складные брезентовые стульчики: их передают тем, кому протестовать стоя слишком тяжело. Ветер раскачивает привязанную к стульчику этикетку — видать, его покупали специально для митинга. Я смотрю на эту качающуюся этикетку и мне хочется плакать.
Мы уже писали о том, что в Краснодаре одновременно ограбили более тысячи садоводов и огородников...
«Нас осталось мало: мы да наша боль…» Люди идут по дороге, вокруг которой активно развернулись строительные работы. Почти 20 лет эта изрытая котлованами земля была их огородами — рабочих и служащих, ветеранов войны и труда, воинов-«афганцев» и ликвидаторов аварии на ЧАЭС. Теперь от неё им достаётся только пыль, мягко опускающаяся на согбенные плечи. Рудиментом прошлой жизни стоит среди котлованов уцелевший абрикос Ольги Савченко, получившей свой надел совсем молоденькой, в конце 1990-х. Рядом с абрикосом — куча грунта, похожая на террикон. По самому участку Ольги проходит асфальтированная дорога, которой бывшие огородники идут на митинг — отстаивать отнятую у них землю.
Из протестных рядов уже выбыли все участники Великой Отечественной войны. «Так и умерли ограбленными», — вздыхают женщины, которых здесь большинство.
Кто-то принёс складные брезентовые стульчики: их передают тем, кому протестовать стоя слишком тяжело. Ветер раскачивает привязанную к стульчику этикетку — видать, его покупали специально для митинга. Я смотрю на эту качающуюся этикетку и мне хочется плакать.
Мы уже писали о том, что в Краснодаре одновременно ограбили более тысячи садоводов и огородников...
As the war in Ukraine rages, the messaging app Telegram has emerged as the go-to place for unfiltered live war updates for both Ukrainian refugees and increasingly isolated Russians alike. "For Telegram, accountability has always been a problem, which is why it was so popular even before the full-scale war with far-right extremists and terrorists from all over the world," she told AFP from her safe house outside the Ukrainian capital. On February 27th, Durov posted that Channels were becoming a source of unverified information and that the company lacks the ability to check on their veracity. He urged users to be mistrustful of the things shared on Channels, and initially threatened to block the feature in the countries involved for the length of the war, saying that he didn’t want Telegram to be used to aggravate conflict or incite ethnic hatred. He did, however, walk back this plan when it became clear that they had also become a vital communications tool for Ukrainian officials and citizens to help coordinate their resistance and evacuations. He adds: "Telegram has become my primary news source." Russians and Ukrainians are both prolific users of Telegram. They rely on the app for channels that act as newsfeeds, group chats (both public and private), and one-to-one communication. Since the Russian invasion of Ukraine, Telegram has remained an important lifeline for both Russians and Ukrainians, as a way of staying aware of the latest news and keeping in touch with loved ones.
from us
