Февраль 2025. «Переговоры без уступок? Нет, не слышали»- 3.
При корпоративистском постлиберализме появился «Бассейн» — второй неофициальный бюджет страны из отчислений бизнеса и корпораций под контролем ФСБ, а также «Роснефтегаз» — специальный внебюджетный фонд, ещё один неконтролируемый финансовый поток. В это же время Путин выступает со знаменитой Мюнхенской речью и открыто провозглашает право Своей России на международную субъектность и собственные правила игры — право, которое, по его мнению, вытекает из «тысячелетней истории», фактически из придуманных собственных мифов, позднее оформленных в книгах Мединского, нынешнего исторического советника Путина. Мюнхенская речь стала предтечей грузинской войны, которая не вызвала серьёзного беспокойства на Западе.
На этот период «корпоративистского постлиберализма» приходится и «межцарствие» Дмитрия Медведева. Он заигрывал с либеральной идеей, продвигал проекты инновационного центра «Сколково» и технопарков, увлекался «сингапурским чудом» и мечтой построить в России «инновационный авторитаризм». Однако именно в его президентство началась первая после Афганистана война — в Грузии. У Медведева как сюзерена появились собственные «любимцы» в бизнесе (братья Магомедовы, влиятельные кавказские фигуры, Прохоров, Вексельберг), он пытался создать «свою» антикоррупционную спецслужбу (ГУБЭПиК Сугробова).
Но проблема Медведева была в отсутствии личной политической субъектности — у него были лишь формальные президентские полномочия. Элиты искали в нём перспективу, но она оставалась туманной и в конце концов исчезла. У Медведева не оказалось будущего. Он его не попытался создать. И вообщем то показал, что будет с политическим режимом, если он не располагает стратегией будущего. Болотная площадь стала рефлексивным ответом общества и части элит на агрессивное рождение формата «жандарма империи» с агрессией, экспансией, технократизмом и лозунгом «можем повторить». «Крым наш» становится стратегией мобилизации системы и страны.
Техно-силовой авторитаризм начал формироваться с присоединения Крыма, создания ДНР на Донбассе, заключения «минских соглашений» и ответа на запрос Болотной площади. С этого момента Россия активно включилась в хакерские войны, стала проявлять агрессию «мягкой силы» и заявлять о «возвращении к ценностям Империи» и «ответственности за постсоветское пространство». Из ФСО убрали генерала Мурова и Золотова. Володина, всё ещё пытавшегося сохранять пусть своеобразные, но политические механизмы управления, сменил Кириенко со своей тягой к методологам и технократическому подходу. Появился статус «иноагента». Стали происходить странные отравления активистов несистемной оппозиции, а по сути публичных оппонентов от «системных либералов». Региональные элиты всё более утрачивают субъектность, появляются «национальные проекты», и Россия под аккомпанемент воинственных барабанов проводит Олимпиаду в Сочи, перестраивает город и организует Чемпионат мира по футболу. Империя сверкает своей силой — вероятно, это пик расцвета постсоветской эпохи. И самое время задаться вопросом «что дальше?»
Эти тревожные настроения привели к отставке Медведева с поста премьера (Медведев уже не всесилен и публично унижен, его команда разогнана, Магомедовы угодили на пожизненный срок, Дворкович покинул Россию) и приходу в правительство «технократического» Мишустина. Началась конституционная реформация, и у многих появилась надежда: «Путин добровольно уйдёт, он готовит коллективное руководство, которое и определит переход к новой России». В уход Путина верили многие, даже Навальный сделал ставку на это — и проиграл жизнь.
Причин неухода Путина достаточно много, и разбирать их можно отдельно. Во‑первых, он больше не чувствовал себя в безопасности, потому что отсутствовали гарантии стабильного будущего; без неё нет и гарантии личной безопасности. Во‑вторых, элиты были растеряны, помня опыт Медведева, и не готовы к новому переделу системы. Недоверие друг к другу столь велико, а желающих «примерить» на себя роль нового лидера оказалось крайне мало.
Февраль 2025. «Переговоры без уступок? Нет, не слышали»- 3.
При корпоративистском постлиберализме появился «Бассейн» — второй неофициальный бюджет страны из отчислений бизнеса и корпораций под контролем ФСБ, а также «Роснефтегаз» — специальный внебюджетный фонд, ещё один неконтролируемый финансовый поток. В это же время Путин выступает со знаменитой Мюнхенской речью и открыто провозглашает право Своей России на международную субъектность и собственные правила игры — право, которое, по его мнению, вытекает из «тысячелетней истории», фактически из придуманных собственных мифов, позднее оформленных в книгах Мединского, нынешнего исторического советника Путина. Мюнхенская речь стала предтечей грузинской войны, которая не вызвала серьёзного беспокойства на Западе.
На этот период «корпоративистского постлиберализма» приходится и «межцарствие» Дмитрия Медведева. Он заигрывал с либеральной идеей, продвигал проекты инновационного центра «Сколково» и технопарков, увлекался «сингапурским чудом» и мечтой построить в России «инновационный авторитаризм». Однако именно в его президентство началась первая после Афганистана война — в Грузии. У Медведева как сюзерена появились собственные «любимцы» в бизнесе (братья Магомедовы, влиятельные кавказские фигуры, Прохоров, Вексельберг), он пытался создать «свою» антикоррупционную спецслужбу (ГУБЭПиК Сугробова).
Но проблема Медведева была в отсутствии личной политической субъектности — у него были лишь формальные президентские полномочия. Элиты искали в нём перспективу, но она оставалась туманной и в конце концов исчезла. У Медведева не оказалось будущего. Он его не попытался создать. И вообщем то показал, что будет с политическим режимом, если он не располагает стратегией будущего. Болотная площадь стала рефлексивным ответом общества и части элит на агрессивное рождение формата «жандарма империи» с агрессией, экспансией, технократизмом и лозунгом «можем повторить». «Крым наш» становится стратегией мобилизации системы и страны.
Техно-силовой авторитаризм начал формироваться с присоединения Крыма, создания ДНР на Донбассе, заключения «минских соглашений» и ответа на запрос Болотной площади. С этого момента Россия активно включилась в хакерские войны, стала проявлять агрессию «мягкой силы» и заявлять о «возвращении к ценностям Империи» и «ответственности за постсоветское пространство». Из ФСО убрали генерала Мурова и Золотова. Володина, всё ещё пытавшегося сохранять пусть своеобразные, но политические механизмы управления, сменил Кириенко со своей тягой к методологам и технократическому подходу. Появился статус «иноагента». Стали происходить странные отравления активистов несистемной оппозиции, а по сути публичных оппонентов от «системных либералов». Региональные элиты всё более утрачивают субъектность, появляются «национальные проекты», и Россия под аккомпанемент воинственных барабанов проводит Олимпиаду в Сочи, перестраивает город и организует Чемпионат мира по футболу. Империя сверкает своей силой — вероятно, это пик расцвета постсоветской эпохи. И самое время задаться вопросом «что дальше?»
Эти тревожные настроения привели к отставке Медведева с поста премьера (Медведев уже не всесилен и публично унижен, его команда разогнана, Магомедовы угодили на пожизненный срок, Дворкович покинул Россию) и приходу в правительство «технократического» Мишустина. Началась конституционная реформация, и у многих появилась надежда: «Путин добровольно уйдёт, он готовит коллективное руководство, которое и определит переход к новой России». В уход Путина верили многие, даже Навальный сделал ставку на это — и проиграл жизнь.
Причин неухода Путина достаточно много, и разбирать их можно отдельно. Во‑первых, он больше не чувствовал себя в безопасности, потому что отсутствовали гарантии стабильного будущего; без неё нет и гарантии личной безопасности. Во‑вторых, элиты были растеряны, помня опыт Медведева, и не готовы к новому переделу системы. Недоверие друг к другу столь велико, а желающих «примерить» на себя роль нового лидера оказалось крайне мало.
BY ВРЕМЯ ПУТИНА
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
NEWS WhatsApp, a rival messaging platform, introduced some measures to counter disinformation when Covid-19 was first sweeping the world. Recently, Durav wrote on his Telegram channel that users' right to privacy, in light of the war in Ukraine, is "sacred, now more than ever." In view of this, the regulator has cautioned investors not to rely on such investment tips / advice received through social media platforms. It has also said investors should exercise utmost caution while taking investment decisions while dealing in the securities market. What distinguishes the app from competitors is its use of what's known as channels: Public or private feeds of photos and videos that can be set up by one person or an organization. The channels have become popular with on-the-ground journalists, aid workers and Ukrainian President Volodymyr Zelenskyy, who broadcasts on a Telegram channel. The channels can be followed by an unlimited number of people. Unlike Facebook, Twitter and other popular social networks, there is no advertising on Telegram and the flow of information is not driven by an algorithm.
from us
