❓ Вопрос @radioljubljana.
📞 Ответ на вопрос:

😵‍💫😵‍💫😵‍💫 Славой Жижек:

...положение «агента» в каж­дом из этих четырех [лакановских] дискурсов связано с определенной формой субъективности: Господин — это субъект, кото­рый полностью поглощен своим (речевым) актом, кото­рый в каком-то смысле «есть его слово», слово которого обнаруживает непосредственную перформативную дей­ственность; агент дискурса Университета, напротив, в своей основе свободен: он утверждается как отстранен­ный наблюдатель (и исполнитель) «объективных зако­нов», доступных нейтральному знанию (с клинической точки зрения, его позиция ближе всего к позиции извра­щенца). Истерический субъект — это субъект, существование которого связано с радикальным сомнением и вопрошанием, вся его жизнь связана с неясностью отно­сительно того, чем он является для Другого; поскольку же субъект существует только как ответ на загадку же­лания Другого, истерический субъект — это субъект par excellence. И вновь, явно вопреки этому, аналитик олице­творяет собой парадокс десубъективированного субъ­екта — субъекта, который в полной мере испытал то, что Лакан называет «субъективным опустошением», то есть субъекта, который вырывается из порочного круга ин­терсубъективной диалектики желания и превращается в ацефалическое существо чистого влечения.

👺👺👺Славой Жижек:

С 1950-х годов социальная психология без кон­ца варьирует мотив о том, что в общественной жизни все мы «носим маски», принимаем идентичности, скрывающие наше подлинное «я». Однако ношение маски может оказаться странной штукой: иногда — чаще, чем мы привыкли считать, — в маске присут­ствует больше истины, чем в том, что мы принимаем за наше подлинное «я».

Вспомним пресловутого за­стенчивого импотента, который во время интерактив­ной игры в киберпространстве принимает экранную идентичность убийцы-садиста и неотразимого соблаз­нителя: слишком просто — сказать, что эта идентич­ность — всего лишь воображаемое приложение, вре­менное спасение от его импотенции в реальной жиз­ ни. Суть, скорее, в том, что, поскольку он знает, что интерактивная игра в киберпространстве является «всего лишь игрой», он может «раскрыть свое истин­ное я», делать вещи, которых он никогда бы не сделал в реальной жизни, — истина о нем самом раскрыва­ется под видом вымысла.

Обратной стороной этого ношения маски служит странный запрет, которым до недавнего времени руко­водствовалась жесткая порнография: хотя показыва­лось «все», реальный секс, повествование, обеспечива­ющее схему для частых сексуальных встреч, как прави­ло, было до смешного нереалистичным, стереотипным, тупо комическим, совершая своеобразное возвращение к комедии дель арте, в которой актеры играют не «ре­альных» людей, а плоские типажи: Скупец, Муж-Рого­носец, Развратная Жена.

Не является ли это странное побуждение делать повествование смешным своеобраз­ным жестом почтения: да, мы показываем все, но имен­но поэтому мы пытаемся дать понять, что все это — большая шутка, что на самом деле актеры занимаются этим не всерьез?