В феврале я блуждала по более-менее незнакомой территории, и это отразилось на дневнике: на февральских страницах больше цитат и конспектов, чем моих собственных мыслей. Я обязательно вернусь к «Снежней стране» ещё и не хочу забыть, что направляло мои мысли сейчас. В общем, в феврале я пользовалась своей записной книжкой скорее как commonplace book, чем как дневником.

Обилие цитат не значит, что в этих записях мало меня. Во-первых, у них есть толстый слой личного подтекста, а толстый слой подтекста замечательно соответствует принципам японской эстетики. Во-вторых, мои февральские записи — как ничто из приведённых слов Кавабаты, в котором «есть свободное общение всего со всем». Саму себя я тоже часто так ощущаю — как площадку для общения книг между собой.

(Забавная деталь: Марко Поло рассказывает в процитированном фрагменте об обилии золота в Чипингу, но своего золота в Японии вообще-то мало; зато его много в оформлении моих записей о ней.)

В моём обращении с записной книжкой наметился сдвиг. В самом начале я страшно боялась её испортить. Теперь я иду на эксперименты, принимаю неудачные решения и спокойно исправляю ошибки. Например, акварельное небо с февральской страницы изначально было черновиком (оно нарисовано на странице из тренировочного блокнота). Но когда я занялась чистовиком, краска просочилась сквозь страницу и испортила готовый разворот — с Федоренко, Овчинниковым и Кавабатой. К счастью, его было легко сделать заново.

Опубликовав первые фотографии дневника, я столкнулась с претензией, что эстетичность — признак поверхностности, если только она не сопровождает какой-то экстраординарный текст. По-моему, что поверхностно, так это оно само. Я бы хуже пропустила прочитанное сквозь себя, если бы у меня не было красивого набора наклеек. Форма — это мостик к содержанию.

#читательский_дневник