Когда я учился на первом курсе университета, мне часто попадались эссе или колонки в российских медиа о культуре, где авторы периодически упоминали «простых» или «обычных» людей. Не было никаких сносок, поэтому непонятно, кого конкретно подразумевали авторы, но не покидало чувство, что меня. Это было неприятное чувство.
Я жил в рабочем районе Челябинска, подрабатывал вечерами барменом, никак в интеллектуальной жизни не участвовал. С другой стороны, мне были близки идеи этих колумнистов, я улавливал в их текстах цитаты из книг — я тоже их читал, со страниц журналов и соцсетей авторы обращались именно ко мне, как будто расчищая место рядом с собой в их кругу. А простые люди — это не я, это совершенно другие люди. Очень похожие на моих друзей.
Мои друзья не читали культурологических эссе, играли в Фифу и слушали группы типа Крематорий или Пикник — все сходится. Я попытался ненавязчиво, чтобы не обидеть, все-таки друзья, донести до них эту мысль — что они «простые» люди, а я нет. Им это не понравилось. «Ты сам подпеваешь песню про мусорный ветер, когда я играю ее на гитаре», — некстати вспомнил один из них.
Простые люди — это те, у кого промыты мозги, ответили мои друзья: «Обязательный критерий — просмотр зомбоящика, а мы новости узнаем из интернета», — сказали они, показав свои чистые ладони. Под это описание больше подходят наши родственники, или, например, Коля Болотов — у него в комнате в общаге телевизор стоит. А еще Болотов из Еткуля, где вообще нет благоустройства, добавили друзья.
В этом был резон, поэтому стоило поговорить с Болотовым. Подходить к нему с тезисом, что он масса, а мы нет, стоило вдвойне осторожнее: это был здоровяк под два метра ростом, не разобравшись, что к чему, он мог и навалять (любовь к силовым тренировкам тоже очень смахивала на критерий «простого» человека). Когда мы встретили Колю, его голова была вся в гематомах и нарывах — она была похожа на волейбольный мяч неправильной геометрии — на волейбольный мяч с грыжей. Накануне был день Морфлота или ВДВ, и Коля сделал замечание распоясавшимся дембелям, за что и поплатился. Он был в расстроенных чувствах, поэтому мы не стали его расстраивать еще больше. Опять-таки, если Коля не нашел общий язык с десантурой, то, может, он и не совсем простой человек. Ведь кто-кто, а десантники наверняка те самые «простые люди». Не может же быть иначе.
Читаю книгу «Восстание элит и предательство демократии» Кристофера Лэша где тоже много про высокомерие. Лэш обвиняет новые элиты (книга вышла в 1995 году) в том, что они выступают против «срединной Америки». В их понимании это «народ технологически отсталый; политически реакционный; с моралью, подавляющей половой инстинкт; самоуверенный и самодовольный, плоский и пошлый». Элиты предают демократию, говорит Лэш, она требует живого обмена идеями и мнениями. Идеи же, как и собственность, должны распределяться как можно более широко. Но элиты скептически относятся к потенциальной способности граждан участвовать в содержательной дискуссии.
Мысль, конечно, не новая, но лишний раз записать точно не будет бесполезным. По Лэшу, угроза для демократии даже не в неравенстве доходов, а в том, что эти доходы отрывают элит от реальной жизни. Между элитами и неэлитами — эстетические и культурные пропасти. Элиты не пытаются навязать свою позицию большинству, они используют свои ресурсы, чтобы создать параллельный мир и никого туда не пускать.
В свежем интервью The Financial Times писатель Мишель Уэльбек объясняет рост популярности правой идеологии во Франции: «Иммиграция. И элиты полные презрения.
Элиты, говорит Уэльбек, думают о людях как о плуках (la plouc — уничижительный термин, «провинциал», «деревенщина» — прим.). «В Америке эквивалент — hillbilly». «Вам на самом деле нравятся hillbilly?»,— спрашивает журналистка FT. Уэльбек выдерживает паузу, чтобы подумать. «Да», — наконец говорит он, уточняя, что у него нет друзей среди этой категории. «Я верен своему классу».
Я жил в рабочем районе Челябинска, подрабатывал вечерами барменом, никак в интеллектуальной жизни не участвовал. С другой стороны, мне были близки идеи этих колумнистов, я улавливал в их текстах цитаты из книг — я тоже их читал, со страниц журналов и соцсетей авторы обращались именно ко мне, как будто расчищая место рядом с собой в их кругу. А простые люди — это не я, это совершенно другие люди. Очень похожие на моих друзей.
Мои друзья не читали культурологических эссе, играли в Фифу и слушали группы типа Крематорий или Пикник — все сходится. Я попытался ненавязчиво, чтобы не обидеть, все-таки друзья, донести до них эту мысль — что они «простые» люди, а я нет. Им это не понравилось. «Ты сам подпеваешь песню про мусорный ветер, когда я играю ее на гитаре», — некстати вспомнил один из них.
Простые люди — это те, у кого промыты мозги, ответили мои друзья: «Обязательный критерий — просмотр зомбоящика, а мы новости узнаем из интернета», — сказали они, показав свои чистые ладони. Под это описание больше подходят наши родственники, или, например, Коля Болотов — у него в комнате в общаге телевизор стоит. А еще Болотов из Еткуля, где вообще нет благоустройства, добавили друзья.
В этом был резон, поэтому стоило поговорить с Болотовым. Подходить к нему с тезисом, что он масса, а мы нет, стоило вдвойне осторожнее: это был здоровяк под два метра ростом, не разобравшись, что к чему, он мог и навалять (любовь к силовым тренировкам тоже очень смахивала на критерий «простого» человека). Когда мы встретили Колю, его голова была вся в гематомах и нарывах — она была похожа на волейбольный мяч неправильной геометрии — на волейбольный мяч с грыжей. Накануне был день Морфлота или ВДВ, и Коля сделал замечание распоясавшимся дембелям, за что и поплатился. Он был в расстроенных чувствах, поэтому мы не стали его расстраивать еще больше. Опять-таки, если Коля не нашел общий язык с десантурой, то, может, он и не совсем простой человек. Ведь кто-кто, а десантники наверняка те самые «простые люди». Не может же быть иначе.
Читаю книгу «Восстание элит и предательство демократии» Кристофера Лэша где тоже много про высокомерие. Лэш обвиняет новые элиты (книга вышла в 1995 году) в том, что они выступают против «срединной Америки». В их понимании это «народ технологически отсталый; политически реакционный; с моралью, подавляющей половой инстинкт; самоуверенный и самодовольный, плоский и пошлый». Элиты предают демократию, говорит Лэш, она требует живого обмена идеями и мнениями. Идеи же, как и собственность, должны распределяться как можно более широко. Но элиты скептически относятся к потенциальной способности граждан участвовать в содержательной дискуссии.
Мысль, конечно, не новая, но лишний раз записать точно не будет бесполезным. По Лэшу, угроза для демократии даже не в неравенстве доходов, а в том, что эти доходы отрывают элит от реальной жизни. Между элитами и неэлитами — эстетические и культурные пропасти. Элиты не пытаются навязать свою позицию большинству, они используют свои ресурсы, чтобы создать параллельный мир и никого туда не пускать.
В свежем интервью The Financial Times писатель Мишель Уэльбек объясняет рост популярности правой идеологии во Франции: «Иммиграция. И элиты полные презрения.
Элиты, говорит Уэльбек, думают о людях как о плуках (la plouc — уничижительный термин, «провинциал», «деревенщина» — прим.). «В Америке эквивалент — hillbilly». «Вам на самом деле нравятся hillbilly?»,— спрашивает журналистка FT. Уэльбек выдерживает паузу, чтобы подумать. «Да», — наконец говорит он, уточняя, что у него нет друзей среди этой категории. «Я верен своему классу».
Загадка величайшего романа Владимира Набокова
После моей работы по Набокову мне пришло несколько писем. Люди благодарили, что я наконец открыл им глаза. А один научный журнал захотел опубликовать статью или даже две. Редактор пояснил, что в последнем случае заказ можно провести в бухгалтерии как «серию работ» с повышением цены. Что же, надо так надо.
Итак, речь пойдет о романе «Бледный огонь». Это самый экспериментальный роман Набокова, многие ценители считают его вершиной творчества писателя. Например, Рон Розенбаум в The Observer назвал его «романом века». Мэри Гейтскилл заявляет, что это одна из величайших книг, которые она когда-либо читала.
Главная загадка романа — личность Кинбота. Кто он? У набоковедов несколько версий. Беглый король Земблы. Неизвестный шизофренник. Убийца Шейда. Сам Шейд. Профессор Боткин. Все эти версии неубедительны.
Знаю, литературоведы проверяли календари в поисках зацепок. У Кинбота и убийцы Шейда вроде совпадают дни рождения; Шейд убит в тот самый день, когда родился отец Набокова (а отец Набокова был убит преступником, который покушался на другого). В общем, какая-то невнятная мешанина.
Календари, отсылки к реальным событиям, кофейная гуща — все это избитые инструменты, мастера их выбирают автоматически. Старые башмаки никогда не жмут, вот их главный аргумент. Институциональных набоковедов подвело не чутье, а образование — они проглядели очевидное, потому что плохо знают математику.
Дело в том, что Набоков в романе использовал аффинный шифр. Так он создал «Кинбота», изменив слово лишь на половину. Сейчас все объясню.
Напомню формулу аффинного шифра:
у = (ax + b) mod 33
В русском алфавите 33 буквы. Буквам «к», «и», «н» соответствуют числа 12, 10, 15, стравим их вместо x. Получаем три уравнения
у1 = (12a + b) mod 33
у2= (10a + b) mod 33
у3 = (15a + b) mod 33
Методом подбора при ключах a=12, b=13, получаем решение
у1 = (12 × 12 + 13) mod 33 = 157 mod 33 = 25
у2 = (10 × 12 + 13) mod 33 = 133 mod 33 = 1
у3= (15 × 12 + 13) mod 33 = 193 mod 33 = 20
Для проверки используем формулу дешифровки:
x = a-1(y -b) mod m
где:
а -1 — мультипликативное обратное число по модулю m,
у — зашифрованная буква,
b = 13,
m = 33.
а -1 для а = 12 мультипликативное обратное по модулю 33 равно 3.
x = 3 × (y — 13) mod 33,
вносим соответствующие значения и результат подтверждается.
Вот решение:
у1= 25, у2 = 1, у3 = 20.
Эти цифры в русском алфавите соотвествуют трем буквам «ч», «а», «т». Прибавляем неизменяемое «бот» и получаем: «чатбот».
Владимир Набоков писал роман про искусственный интеллект.
Предвижу грохот разочарованных выдохов по всей стране. Но не спешите пока относить «Бледный огонь» в уличные библиотеки. Во-первых, идея у писателя была все-таки оригинальной. Мейнстримовый сюжет заключался в том, что человек влюбляется в ИИ и делает всякие глупости. У Набокова же ИИ (чатбот) сам увлекается пользователем (Шейдом), преследует его, а после убивает из ревности, пообещав за это сбежавшему зэку «триста биткоинов». Во-вторых, Владимир Набоков вовремя отказался от дурацкой затеи. Решение принял за одну ночь, а позже переписал роман, добавив туда Земблу, Боткина и все то, за что мы его полюбили.
После моей работы по Набокову мне пришло несколько писем. Люди благодарили, что я наконец открыл им глаза. А один научный журнал захотел опубликовать статью или даже две. Редактор пояснил, что в последнем случае заказ можно провести в бухгалтерии как «серию работ» с повышением цены. Что же, надо так надо.
Итак, речь пойдет о романе «Бледный огонь». Это самый экспериментальный роман Набокова, многие ценители считают его вершиной творчества писателя. Например, Рон Розенбаум в The Observer назвал его «романом века». Мэри Гейтскилл заявляет, что это одна из величайших книг, которые она когда-либо читала.
Главная загадка романа — личность Кинбота. Кто он? У набоковедов несколько версий. Беглый король Земблы. Неизвестный шизофренник. Убийца Шейда. Сам Шейд. Профессор Боткин. Все эти версии неубедительны.
Знаю, литературоведы проверяли календари в поисках зацепок. У Кинбота и убийцы Шейда вроде совпадают дни рождения; Шейд убит в тот самый день, когда родился отец Набокова (а отец Набокова был убит преступником, который покушался на другого). В общем, какая-то невнятная мешанина.
Календари, отсылки к реальным событиям, кофейная гуща — все это избитые инструменты, мастера их выбирают автоматически. Старые башмаки никогда не жмут, вот их главный аргумент. Институциональных набоковедов подвело не чутье, а образование — они проглядели очевидное, потому что плохо знают математику.
Дело в том, что Набоков в романе использовал аффинный шифр. Так он создал «Кинбота», изменив слово лишь на половину. Сейчас все объясню.
Напомню формулу аффинного шифра:
у = (ax + b) mod 33
В русском алфавите 33 буквы. Буквам «к», «и», «н» соответствуют числа 12, 10, 15, стравим их вместо x. Получаем три уравнения
у1 = (12a + b) mod 33
у2= (10a + b) mod 33
у3 = (15a + b) mod 33
Методом подбора при ключах a=12, b=13, получаем решение
у1 = (12 × 12 + 13) mod 33 = 157 mod 33 = 25
у2 = (10 × 12 + 13) mod 33 = 133 mod 33 = 1
у3= (15 × 12 + 13) mod 33 = 193 mod 33 = 20
Для проверки используем формулу дешифровки:
x = a-1(y -b) mod m
где:
а -1 — мультипликативное обратное число по модулю m,
у — зашифрованная буква,
b = 13,
m = 33.
а -1 для а = 12 мультипликативное обратное по модулю 33 равно 3.
x = 3 × (y — 13) mod 33,
вносим соответствующие значения и результат подтверждается.
Вот решение:
у1= 25, у2 = 1, у3 = 20.
Эти цифры в русском алфавите соотвествуют трем буквам «ч», «а», «т». Прибавляем неизменяемое «бот» и получаем: «чатбот».
Владимир Набоков писал роман про искусственный интеллект.
Предвижу грохот разочарованных выдохов по всей стране. Но не спешите пока относить «Бледный огонь» в уличные библиотеки. Во-первых, идея у писателя была все-таки оригинальной. Мейнстримовый сюжет заключался в том, что человек влюбляется в ИИ и делает всякие глупости. У Набокова же ИИ (чатбот) сам увлекается пользователем (Шейдом), преследует его, а после убивает из ревности, пообещав за это сбежавшему зэку «триста биткоинов». Во-вторых, Владимир Набоков вовремя отказался от дурацкой затеи. Решение принял за одну ночь, а позже переписал роман, добавив туда Земблу, Боткина и все то, за что мы его полюбили.
Что же случилось той ночью? Разгадка есть в его неопубликованном письме к Вере.
Обезьянысч,
Сегодня был у Татариновых. Там уже собрались Фальковская, Данечка, Русина, Кадиш с женой, Гриф, отвратительный Звездич, Айхенвальд.
Ужин был незатейливым: треска с пюре, компот из слив, пирожное mille-feuille, которое тут зовут наполеон. Я пришел с отрывком из романа ex machine. Но до чтения не дошли, потому что литераторы сочиняли промты к рисункам. Представь — Чайковский дирижирует, наполовину скрывшись в яме, где уже выстроились полдюжины его дружков; он взмахнул палочкой раньше положенного. Толстой с усами щеткой едет по деревне на тройке, к ней привязаны крестьяне. Гоголь танцует мазурку в пижаме в горошек, а его нос на соседнем столе топчется по белому порошку.
Я в возмущении покинул залу, завернув с собой mille-feuille. Когда я вышел на улицу, разразилась гроза словно в согласии с моим освобождением. Я шел по вечернему Берлину и думал о тебе. Про деньги не переживай, я нашел подработку на Толоке.
Твой В.
PS: Набоков переписывал роман уже в США, куда он отправился вместе с Верой и Дмитрием. Татаринов продолжал присылать ему дипфейки и мемы, в конце сообщения оставляя множество закрывающих скобочек, обозначающих улыбку. Набоков молчал несколько лет и ответил лишь единожды на английском языке: I will fucking piledriver you if you mention AI again.
Обезьянысч,
Сегодня был у Татариновых. Там уже собрались Фальковская, Данечка, Русина, Кадиш с женой, Гриф, отвратительный Звездич, Айхенвальд.
Ужин был незатейливым: треска с пюре, компот из слив, пирожное mille-feuille, которое тут зовут наполеон. Я пришел с отрывком из романа ex machine. Но до чтения не дошли, потому что литераторы сочиняли промты к рисункам. Представь — Чайковский дирижирует, наполовину скрывшись в яме, где уже выстроились полдюжины его дружков; он взмахнул палочкой раньше положенного. Толстой с усами щеткой едет по деревне на тройке, к ней привязаны крестьяне. Гоголь танцует мазурку в пижаме в горошек, а его нос на соседнем столе топчется по белому порошку.
Я в возмущении покинул залу, завернув с собой mille-feuille. Когда я вышел на улицу, разразилась гроза словно в согласии с моим освобождением. Я шел по вечернему Берлину и думал о тебе. Про деньги не переживай, я нашел подработку на Толоке.
Твой В.
PS: Набоков переписывал роман уже в США, куда он отправился вместе с Верой и Дмитрием. Татаринов продолжал присылать ему дипфейки и мемы, в конце сообщения оставляя множество закрывающих скобочек, обозначающих улыбку. Набоков молчал несколько лет и ответил лишь единожды на английском языке: I will fucking piledriver you if you mention AI again.
Писатель заявил, что его жена пропала. Через год он принес в издательство книгу, где рассуждает о семи способах ее убийства
В 1991 году нидерландский писатель Ричард Клинкхамер заявил о том, что его жена Ханнелоре (Ханни) пропала. Клинкхамер нашел ее красный велосипед на ближайшей железнодорожной станции. Все это было очень подозрительно, потому что свидетели заметили, что писатель сам ранним утром привез его на станцию. Полиция стала подозревать его в убийстве — Клинкхамера допросили и отправили в камеру. Следователи обыскали его дом, перерыли сад, собаки-ищейки прочесали участок. Над домом пролетел самолет F-16 с инфракрасными камерами. Тело не обнаружили, Клинкхамера отпустили из-за отсутствия состава преступления.
Он был уже известным писателем. В 1983 году вышел его роман «Послушный как собака» о службе во Французском Иностранном легионе. Критики тогда сравнивали его с Селином. «Первое, чему учат тебя — это как убивать, второе — как прятать тело», — вспоминал Клинкхамер о своей службе.
Спустя год после пропажи жены Клинкхамер принес издателю новый роман под названием Woensdag Gehaktdag, который можно перевести как «Среда — день фарша». Это была крайне подозрительная книга — в ней Клинкхамер описывал семь возможных способов убийства своей жены. Один из них был такой: он прокручивал тело жены через мясорубку и скармливал фарш голубям. Издатель прикинул все за и против и отказался публиковать роман.
Клинкхамер вел себя эксцентрично. Однажды он копал яму: «В нее запросто может поместиться человеческое тело», — подмигнул он соседям, с которыми тогда был в ссоре. В 1997 году он переехал в Амстердам, а в 2000 новые хозяева дома, перекапывая участок экскаватором, обнаружили скелет, закопанный под землю на несколько метров. Судмедэкспертиза установила, что это Ханни.
Они поссорились, позже объяснил Клинкхамер, в пылу потасовки он забил ее насмерть чем-то вроде лома, вырыл яму, добавил компоста, чтобы скрыть запах разложения, и залил бетоном. Его приговорили к семи годам заключения, но выпустили чуть меньше чем через три — за хорошее поведение.
В 2007 году роман «Среда — день фарша» все-таки вышел в печать. Книжные магазины противоречиво отнеслись к этому релизу. Сеть AKO решила не продавать книгу на том основании, что она «морально сомнительна». Сети Bruna и Selexyz оказались более гибкими. «Речь о свободе слова, не наше дело сообщать читателю, если история заходит слишком далеко», — сказал представитель Bruna. В Selexyz заявили, что книгу продавать будут, но на витринах она не появится.
Почти через десять лет — в 2016 году — Клинкхамер застрелился в собственном доме.
В 1991 году нидерландский писатель Ричард Клинкхамер заявил о том, что его жена Ханнелоре (Ханни) пропала. Клинкхамер нашел ее красный велосипед на ближайшей железнодорожной станции. Все это было очень подозрительно, потому что свидетели заметили, что писатель сам ранним утром привез его на станцию. Полиция стала подозревать его в убийстве — Клинкхамера допросили и отправили в камеру. Следователи обыскали его дом, перерыли сад, собаки-ищейки прочесали участок. Над домом пролетел самолет F-16 с инфракрасными камерами. Тело не обнаружили, Клинкхамера отпустили из-за отсутствия состава преступления.
Он был уже известным писателем. В 1983 году вышел его роман «Послушный как собака» о службе во Французском Иностранном легионе. Критики тогда сравнивали его с Селином. «Первое, чему учат тебя — это как убивать, второе — как прятать тело», — вспоминал Клинкхамер о своей службе.
Спустя год после пропажи жены Клинкхамер принес издателю новый роман под названием Woensdag Gehaktdag, который можно перевести как «Среда — день фарша». Это была крайне подозрительная книга — в ней Клинкхамер описывал семь возможных способов убийства своей жены. Один из них был такой: он прокручивал тело жены через мясорубку и скармливал фарш голубям. Издатель прикинул все за и против и отказался публиковать роман.
Клинкхамер вел себя эксцентрично. Однажды он копал яму: «В нее запросто может поместиться человеческое тело», — подмигнул он соседям, с которыми тогда был в ссоре. В 1997 году он переехал в Амстердам, а в 2000 новые хозяева дома, перекапывая участок экскаватором, обнаружили скелет, закопанный под землю на несколько метров. Судмедэкспертиза установила, что это Ханни.
Они поссорились, позже объяснил Клинкхамер, в пылу потасовки он забил ее насмерть чем-то вроде лома, вырыл яму, добавил компоста, чтобы скрыть запах разложения, и залил бетоном. Его приговорили к семи годам заключения, но выпустили чуть меньше чем через три — за хорошее поведение.
В 2007 году роман «Среда — день фарша» все-таки вышел в печать. Книжные магазины противоречиво отнеслись к этому релизу. Сеть AKO решила не продавать книгу на том основании, что она «морально сомнительна». Сети Bruna и Selexyz оказались более гибкими. «Речь о свободе слова, не наше дело сообщать читателю, если история заходит слишком далеко», — сказал представитель Bruna. В Selexyz заявили, что книгу продавать будут, но на витринах она не появится.
Почти через десять лет — в 2016 году — Клинкхамер застрелился в собственном доме.
Обычно я не читаю отзывы на кино и сериалы до их просмотра — чтобы ничего не повлияло на чистоту восприятия. Так пару дней назад я включил какой-то сериал из предложки на стриминговом сервисе. Сначала он вызвал у меня улыбку, потом чувство неловкости за героев, потом опять было смешно, а через несколько минут мои глаза немного полезли на лоб.
Я нажал на паузу и стал бороться с собой: чистота восприятия — это здорово, но мне нужна была верификация моего мнения, хотя бы узнать жанр — я боялся обмануться. Тогда я одержал победу над собой и просто продолжил смотреть. Если вам близок этот метод, советую включить сериал «Репетиция». Он вышел 2022 году, но многие могли его пропустить. Это выдающийся сериал, лично я получил от него огромное удовольствие.
Дальше я напишу про сюжет и жанр. Будет довольно детальное описание некоторых серий. Если вы не хотите об этом знать, пожалуйста, не читайте.
Нейтан Филдер помогает отрепетировать важные события в жизни людей, чтобы в реальности у них все пошло как по маслу. Например, мужчину терзает совесть, что он обманул приятелей, сказав, что у него есть высшее образование. Он репетирует признание со специально нанятым актером, чтобы не облажаться при реальном разговоре.
Вроде ничего особенного. Приведу еще пример. Филдеру не хватает актеров, он решает открыть школу актерского мастерства «Метод Филдера». Метод заключается в том, чтобы максимально узнать незнакомого человека и попытаться понять его/стать им. Каждый сам выбирает своего героя.
Филдер собирает группу, но чувствует неуверенность, один из участников — Томас — ведет себя скованно. Тогда Филдер решает провести репетицию. Он нанимает актеров, которые играют его и его актерскую группу, а сам занимает место Томаса. Так семинаров становится два — в одном Филдер преподаватель, во втором – Томас. Актерам из настоящего семинара нужно вжиться в роли — они начинают работать на таких же работах, как их герои, и жить в похожих условиях.
Томас устраивается в закусочную, Филдер для него снимает дом, аналогичный тому, где живет его герой. Нанятые актеры играют соседей героя — музыкантов. Сам Филдер, чтобы лучше понять Томаса, без спроса поселяется в его квартиру. Но такая репетиция будет неточной. Тогда Филдер тоже устраивается в закусочную, фейковый Филдера снимает для него дом, идентичный тому, в котором сейчас живет Томас и нанимает двух актеров, которые играют актеров, изображающих соседей. Следует держать в голове, что Филдер сам актер.
Все это время Филдера в другом городе ждет еще одна сквозная репетиция, где он и его фальшивая жена учатся быть родителями. Для этого одного и того же ребенка (он должен повзрослеть до 18 лет за несколько недель) играют десятки актеров-детей. Дело в том, что закону штата Орегон актерам-грудничкам запрещено работать больше четырех часов подряд. Детей вносят и выносят в дом через окно, чтобы родители не заметили подмены.
Все это похоже на то, как если бы Чарли Кауфман вселился в Мистера Биста: тот бросил свадебные конкурсы и мобилизовал все свои колоссальные производственные мощности на то, чтобы разобраться в себе.
В одной из серий авторы как-будто разыгрывают понятие метамодерна. Партнерша, играющая фейковую жену Филдера (он нанял ее, чтобы отрепетировать их отношения) спрашивает: это сейчас глупость или мне нужно отнестись серьезно? И то, и то другое одновременно, отвечает Фидлер. Жизнь сложная штука, она никогда не состоит из чего-то одного. Актриса взрывается и обвиняет его в том, что он задумал проект, чтобы снова что-то почувствовать. «У тебя ничего не выйдет», — говорит она явно заготовленную реплику.
С каждой серией появляются новые философско-этические вопросы. Конечно — груднички. Но они хотя бы ничего не запомнят. А как объяснить шестилетнему ребенку, что папа, которого он успел полюбить за неделю семейной жизни, все это время притворялся? Что теперь вместо него другой ребенок, а ему теперь нельзя называть его папой. «Он точно понимает концепцию актерской игры?» —спрашивает Фидлер у его (настоящей) мамы. Она неуверенно мотает головой, на ее глазах появляются (настоящие) слезы.
Я нажал на паузу и стал бороться с собой: чистота восприятия — это здорово, но мне нужна была верификация моего мнения, хотя бы узнать жанр — я боялся обмануться. Тогда я одержал победу над собой и просто продолжил смотреть. Если вам близок этот метод, советую включить сериал «Репетиция». Он вышел 2022 году, но многие могли его пропустить. Это выдающийся сериал, лично я получил от него огромное удовольствие.
Дальше я напишу про сюжет и жанр. Будет довольно детальное описание некоторых серий. Если вы не хотите об этом знать, пожалуйста, не читайте.
Нейтан Филдер помогает отрепетировать важные события в жизни людей, чтобы в реальности у них все пошло как по маслу. Например, мужчину терзает совесть, что он обманул приятелей, сказав, что у него есть высшее образование. Он репетирует признание со специально нанятым актером, чтобы не облажаться при реальном разговоре.
Вроде ничего особенного. Приведу еще пример. Филдеру не хватает актеров, он решает открыть школу актерского мастерства «Метод Филдера». Метод заключается в том, чтобы максимально узнать незнакомого человека и попытаться понять его/стать им. Каждый сам выбирает своего героя.
Филдер собирает группу, но чувствует неуверенность, один из участников — Томас — ведет себя скованно. Тогда Филдер решает провести репетицию. Он нанимает актеров, которые играют его и его актерскую группу, а сам занимает место Томаса. Так семинаров становится два — в одном Филдер преподаватель, во втором – Томас. Актерам из настоящего семинара нужно вжиться в роли — они начинают работать на таких же работах, как их герои, и жить в похожих условиях.
Томас устраивается в закусочную, Филдер для него снимает дом, аналогичный тому, где живет его герой. Нанятые актеры играют соседей героя — музыкантов. Сам Филдер, чтобы лучше понять Томаса, без спроса поселяется в его квартиру. Но такая репетиция будет неточной. Тогда Филдер тоже устраивается в закусочную, фейковый Филдера снимает для него дом, идентичный тому, в котором сейчас живет Томас и нанимает двух актеров, которые играют актеров, изображающих соседей. Следует держать в голове, что Филдер сам актер.
Все это время Филдера в другом городе ждет еще одна сквозная репетиция, где он и его фальшивая жена учатся быть родителями. Для этого одного и того же ребенка (он должен повзрослеть до 18 лет за несколько недель) играют десятки актеров-детей. Дело в том, что закону штата Орегон актерам-грудничкам запрещено работать больше четырех часов подряд. Детей вносят и выносят в дом через окно, чтобы родители не заметили подмены.
Все это похоже на то, как если бы Чарли Кауфман вселился в Мистера Биста: тот бросил свадебные конкурсы и мобилизовал все свои колоссальные производственные мощности на то, чтобы разобраться в себе.
В одной из серий авторы как-будто разыгрывают понятие метамодерна. Партнерша, играющая фейковую жену Филдера (он нанял ее, чтобы отрепетировать их отношения) спрашивает: это сейчас глупость или мне нужно отнестись серьезно? И то, и то другое одновременно, отвечает Фидлер. Жизнь сложная штука, она никогда не состоит из чего-то одного. Актриса взрывается и обвиняет его в том, что он задумал проект, чтобы снова что-то почувствовать. «У тебя ничего не выйдет», — говорит она явно заготовленную реплику.
С каждой серией появляются новые философско-этические вопросы. Конечно — груднички. Но они хотя бы ничего не запомнят. А как объяснить шестилетнему ребенку, что папа, которого он успел полюбить за неделю семейной жизни, все это время притворялся? Что теперь вместо него другой ребенок, а ему теперь нельзя называть его папой. «Он точно понимает концепцию актерской игры?» —спрашивает Фидлер у его (настоящей) мамы. Она неуверенно мотает головой, на ее глазах появляются (настоящие) слезы.
Малкольм Гладуэлл написал новую книгу «Месть переломного момента». В ней он пересматривает свои идеи 25-летней давности
Первая книга Гладуэлла под названием «Переломный момент» вышла в 2000 году. Она продержалась в списке бестселлеров New York Times восемь лет. Только в Северной Америке было продано более 5 миллионов экземпляров. Гладуэлл предложил три этапа, которые проходит любое социальное заражение — от того, как новый вид кроссовок захватывает рынок, до эпидемии самоубийств.
Бизнес-лидеры и политики относились к ней как к Библии. Они пытались черпать в ней идеи о том, как распространять свои собственные товары и услуги. Сегодня бизнес-школы называют программы в честь книг Гладуэлла. Многие предприниматели ссылаются на его знаменитое правило 10 000 часов практики.
В октябре на английском выходит «Месть переломного момента». Гладуэлл считает, что «Переломный момент» стал невероятно популярным, потому что он соответствовал оптимизму конца 1990-х годов: холодная война давно позади, преступность пошла на спад.
Спустя 25 лет Гладуэлл решил исследовать «обратную сторону идей» своего дебюта. «Месть переломного момента» исследует силы, вызывающие негативные эпидемии, что, по мнению Гладуэлла, сегодня более актуально.
В книге он предлагает новую теорию, которую называет «законом волшебной трети»: человеческие сообщества формируются в зависимости от пропорций входящих в него групп. Групповая динамика остается стабильной, когда интересы меньшинств составляют примерно треть от общей численности.
В честь выхода книги Гладуэлл дал интервью NYT, где признался, что во многом ошибался. Например, в главе о «теории разбитых окон».
Каково это — оглядываться на опубликованную вами работу, которая, несомненно, оказала влияние на политиков, и думать: «Я совершенно не согласен с самим собой в прошлом»?
Я не колеблясь скажу, что я был неправ. Если вы читаете книгу, которой 25 лет, то что-то в ней должно быть не так. Если вы не понимаете, что мир изменился за 25 лет, то это с вами что-то не так.
<...>
Единственное, что изменилось после «Переломного момента» — это то, что теперь у вас есть дети. Учитываете ли вы результаты своих исследований в процессе воспитания детей?
Я всем своим друзьям сказал, что я полностью готов быть лицемером во всех этих вопросах. Я высказывал свое мнение о воспитании детей еще до того, как стал родителем. Теперь, когда я стал родителем, я не думаю, что когда-нибудь снова выскажу свое мнение о воспитании детей.
Интервью — по ссылке, в нем, конечно, не только про ошибки и переоценку. Что-то остается неизменным — в его офисе до сих пор плакат Мао Цзэдуна и еще два плаката каких-то китайских коммунистов. «Я нашел их в интернете примерно за 10 долларов», — говорит Гладуэлл. «Я просто подумал, что это забавно».
The Atlantic в своей рецензии мягко ругает новую книгу Гладуэлла
Первая книга Гладуэлла под названием «Переломный момент» вышла в 2000 году. Она продержалась в списке бестселлеров New York Times восемь лет. Только в Северной Америке было продано более 5 миллионов экземпляров. Гладуэлл предложил три этапа, которые проходит любое социальное заражение — от того, как новый вид кроссовок захватывает рынок, до эпидемии самоубийств.
Бизнес-лидеры и политики относились к ней как к Библии. Они пытались черпать в ней идеи о том, как распространять свои собственные товары и услуги. Сегодня бизнес-школы называют программы в честь книг Гладуэлла. Многие предприниматели ссылаются на его знаменитое правило 10 000 часов практики.
В октябре на английском выходит «Месть переломного момента». Гладуэлл считает, что «Переломный момент» стал невероятно популярным, потому что он соответствовал оптимизму конца 1990-х годов: холодная война давно позади, преступность пошла на спад.
Спустя 25 лет Гладуэлл решил исследовать «обратную сторону идей» своего дебюта. «Месть переломного момента» исследует силы, вызывающие негативные эпидемии, что, по мнению Гладуэлла, сегодня более актуально.
В книге он предлагает новую теорию, которую называет «законом волшебной трети»: человеческие сообщества формируются в зависимости от пропорций входящих в него групп. Групповая динамика остается стабильной, когда интересы меньшинств составляют примерно треть от общей численности.
В честь выхода книги Гладуэлл дал интервью NYT, где признался, что во многом ошибался. Например, в главе о «теории разбитых окон».
Каково это — оглядываться на опубликованную вами работу, которая, несомненно, оказала влияние на политиков, и думать: «Я совершенно не согласен с самим собой в прошлом»?
Я не колеблясь скажу, что я был неправ. Если вы читаете книгу, которой 25 лет, то что-то в ней должно быть не так. Если вы не понимаете, что мир изменился за 25 лет, то это с вами что-то не так.
<...>
Единственное, что изменилось после «Переломного момента» — это то, что теперь у вас есть дети. Учитываете ли вы результаты своих исследований в процессе воспитания детей?
Я всем своим друзьям сказал, что я полностью готов быть лицемером во всех этих вопросах. Я высказывал свое мнение о воспитании детей еще до того, как стал родителем. Теперь, когда я стал родителем, я не думаю, что когда-нибудь снова выскажу свое мнение о воспитании детей.
Интервью — по ссылке, в нем, конечно, не только про ошибки и переоценку. Что-то остается неизменным — в его офисе до сих пор плакат Мао Цзэдуна и еще два плаката каких-то китайских коммунистов. «Я нашел их в интернете примерно за 10 долларов», — говорит Гладуэлл. «Я просто подумал, что это забавно».
The Atlantic в своей рецензии мягко ругает новую книгу Гладуэлла
NY Times
Malcolm Gladwell Holds His Ideas Loosely. He Thinks You Should, Too.
As he releases “Revenge of The Tipping Point,” the best-selling journalist talks about broken windows theory, Joe Rogan and changing his mind.
Как мы стали злыми и подлыми
В журнале Атлантик настроены самые точные рекомендательные алгоритмы. В разделе рекомендаций меня всегда ждут тексты о том, как все летит в пропасть, а человеческие души почти наверняка необратимо изъедены коррозией. Я человек простой — смотрю вокруг, заглядываю внутрь себя — везде нахожу подтверждения — и читаю их до конца. Последним таким текстом было здоровенное эссе Дэвида Брукса под названием «Как Америка стала злой». Несмотря на Америку в названии и статистику, собранную именно в США, тезисы и выводы Брукса во многом справедливы и для России, и для большей части мира.
«Мы охвачены духовным кризисом», — говорит Брукс. Социальное доверие падает, количество преступлений на почве ненависти растет, знакомому Брукса регулярно приходиться выгонять клиентов из своего ресторана из-за жестокого или грубого поведения — все озверели.
Есть общепризнанные причины:
◾️Технологическая — социальные сети сводят нас с ума
◾️Экономическая — колоссальное неравенство и его психологические последствия
◾️Социальная — люди перестали участвовать в общественных организациях
Дэвид Брукс предлагает первопричину: «Мы живем в обществе, в котором людей больше не учат тому, как относиться к другим с добротой и вниманием. Люди чувствуют, что эгоизм оправдан. Наше общество плохо справляется с моральным воспитанием».
Большую часть истории американцы были одержимы морально-этическим воспитанием (церковь, общественные и политические организации). Общество верило в то, что справедливость, понятие хорошего и плохого не являются вопросами личного вкуса: существует объективный моральный порядок, а люди обычно грешат против него. Это признание занимало центральное место, например, в том, как движение за гражданские права 50-х годов относилось к формированию характера.
Подход к нравственному воспитанию был, по крайней мере теоретически, эгалитарным: если ваш статус в обществе основывался на характере и репутации, то фермер мог заслужить уважение так же легко, как банкир.
Все изменилось после Второй мировой войны с расцветом идеологии селф-хелпа. Моральное воспитание было заменено духом самореализации: людей поощряли исследовать собственные чувства и внутренние желания. Школы и скаутские организации сместили фокус со служения и моральной дисциплины на самовыражение и эмоциональное благополучие. Философию растоптала психология.
Слова, относящиеся к морали, стали исчезать из книг (Брукс приводит статистику), жизненные цели изменились. В 1967 г. 85% опрошенных студентов колледжей заявляли, что они хотели бы сформировать «осмысленную жизненную философию»; в 2000 их стало 42%. К 2015 г. 82% студентов заявили, что их главная цель — богатство.
Молодые люди приняли то, что философ Аласдер Макинтайр называет «эмотивизмом» — убеждение, что моральный выбор основан на личных чувствах, а не на объективных этических стандартах. Это привело к культуре, в которой люди оправдывают действия, основываясь на том, что им кажется правильным в данный момент, а не на общественных последствиях.
Когда вы воспитываетесь в культуре без этической структуры, вы становитесь внутренне хрупкими. Социальным феноменом стал уязвимый нарциссизм. Такие люди склонны думать только о себе, но чувствуют тревогу и неуверенность. Очень чувствительные к отказу, они ищут намеки на неуважение. Неуверенность в своей внутренней ценности запускает циклы недоверия, стыда и враждебности.
Люди обратились к политике, чтобы заполнить пустоту. Она дает людям чувство праведности: моральный статус человека основан не на его поведении, а на его положении в политическом спектре. Вам не обязательно быть хорошим; вам просто нужно быть либералом — или вам просто нужно быть консерватором. Чем сильнее претензия группы на статус жертвы, тем более добродетельной она считается. Гиперполитизация приводит к усилению поляризации и социальной враждебности.
В журнале Атлантик настроены самые точные рекомендательные алгоритмы. В разделе рекомендаций меня всегда ждут тексты о том, как все летит в пропасть, а человеческие души почти наверняка необратимо изъедены коррозией. Я человек простой — смотрю вокруг, заглядываю внутрь себя — везде нахожу подтверждения — и читаю их до конца. Последним таким текстом было здоровенное эссе Дэвида Брукса под названием «Как Америка стала злой». Несмотря на Америку в названии и статистику, собранную именно в США, тезисы и выводы Брукса во многом справедливы и для России, и для большей части мира.
«Мы охвачены духовным кризисом», — говорит Брукс. Социальное доверие падает, количество преступлений на почве ненависти растет, знакомому Брукса регулярно приходиться выгонять клиентов из своего ресторана из-за жестокого или грубого поведения — все озверели.
Есть общепризнанные причины:
◾️Технологическая — социальные сети сводят нас с ума
◾️Экономическая — колоссальное неравенство и его психологические последствия
◾️Социальная — люди перестали участвовать в общественных организациях
Дэвид Брукс предлагает первопричину: «Мы живем в обществе, в котором людей больше не учат тому, как относиться к другим с добротой и вниманием. Люди чувствуют, что эгоизм оправдан. Наше общество плохо справляется с моральным воспитанием».
Большую часть истории американцы были одержимы морально-этическим воспитанием (церковь, общественные и политические организации). Общество верило в то, что справедливость, понятие хорошего и плохого не являются вопросами личного вкуса: существует объективный моральный порядок, а люди обычно грешат против него. Это признание занимало центральное место, например, в том, как движение за гражданские права 50-х годов относилось к формированию характера.
Подход к нравственному воспитанию был, по крайней мере теоретически, эгалитарным: если ваш статус в обществе основывался на характере и репутации, то фермер мог заслужить уважение так же легко, как банкир.
Все изменилось после Второй мировой войны с расцветом идеологии селф-хелпа. Моральное воспитание было заменено духом самореализации: людей поощряли исследовать собственные чувства и внутренние желания. Школы и скаутские организации сместили фокус со служения и моральной дисциплины на самовыражение и эмоциональное благополучие. Философию растоптала психология.
Слова, относящиеся к морали, стали исчезать из книг (Брукс приводит статистику), жизненные цели изменились. В 1967 г. 85% опрошенных студентов колледжей заявляли, что они хотели бы сформировать «осмысленную жизненную философию»; в 2000 их стало 42%. К 2015 г. 82% студентов заявили, что их главная цель — богатство.
Молодые люди приняли то, что философ Аласдер Макинтайр называет «эмотивизмом» — убеждение, что моральный выбор основан на личных чувствах, а не на объективных этических стандартах. Это привело к культуре, в которой люди оправдывают действия, основываясь на том, что им кажется правильным в данный момент, а не на общественных последствиях.
Когда вы воспитываетесь в культуре без этической структуры, вы становитесь внутренне хрупкими. Социальным феноменом стал уязвимый нарциссизм. Такие люди склонны думать только о себе, но чувствуют тревогу и неуверенность. Очень чувствительные к отказу, они ищут намеки на неуважение. Неуверенность в своей внутренней ценности запускает циклы недоверия, стыда и враждебности.
Люди обратились к политике, чтобы заполнить пустоту. Она дает людям чувство праведности: моральный статус человека основан не на его поведении, а на его положении в политическом спектре. Вам не обязательно быть хорошим; вам просто нужно быть либералом — или вам просто нужно быть консерватором. Чем сильнее претензия группы на статус жертвы, тем более добродетельной она считается. Гиперполитизация приводит к усилению поляризации и социальной враждебности.
Как мы стали злыми и подлыми (небольшое продолжение)
Брукс не только ставит диагноз, но и предлагает решение — по крайней мере некоторые шаги, которые в перспективе могут смягчить кризис. Они есть в тексте, я не буду приводить их здесь — потому что в формате буллитов в телеграм-посте это выглядит несколько неуместно.
Брукс признает, что разговоры о морали стигматизированы: «Я понимаю, почему люди не хотят говорить о морали на публике. Многие из тех, кто это делает, ханжи и лицемеры. Но здоровая нравственная экология не возникает сама по себе <...> Моральное воспитание должно быть скромным. Это значит прививать людям навыки и привычки, которые помогут им быть внимательными к другим в сложных жизненных ситуациях. Это значит помогать людям вести себя так, чтобы они чувствовали себя замеченными и уважаемыми. Это сильно отличается от того, как мы относимся к людям сейчас — так, что они чувствуют себя грустными и одинокими, а это делает их злыми и подлыми.
https://www.theatlantic.com/magazine/archive/2023/09/us-culture-moral-education-formation/674765/
Брукс не только ставит диагноз, но и предлагает решение — по крайней мере некоторые шаги, которые в перспективе могут смягчить кризис. Они есть в тексте, я не буду приводить их здесь — потому что в формате буллитов в телеграм-посте это выглядит несколько неуместно.
Брукс признает, что разговоры о морали стигматизированы: «Я понимаю, почему люди не хотят говорить о морали на публике. Многие из тех, кто это делает, ханжи и лицемеры. Но здоровая нравственная экология не возникает сама по себе <...> Моральное воспитание должно быть скромным. Это значит прививать людям навыки и привычки, которые помогут им быть внимательными к другим в сложных жизненных ситуациях. Это значит помогать людям вести себя так, чтобы они чувствовали себя замеченными и уважаемыми. Это сильно отличается от того, как мы относимся к людям сейчас — так, что они чувствуют себя грустными и одинокими, а это делает их злыми и подлыми.
https://www.theatlantic.com/magazine/archive/2023/09/us-culture-moral-education-formation/674765/
The Atlantic
How America Got Mean
In a culture devoid of moral education, generations are growing up in a morally inarticulate, self-referential world.
Студенты элитных вузов не готовы читать книги полностью
Люди уже не хотят делать ничего, что не приносит мгновенного удовольствия, описал уже довольно давно феномен обратной ангедонии Марк Фишер. Студентам скучно, они хотят читать Ницше, как есть бургер.
Время прошло, теперь, похоже, остался просто бургер, без всякого Ницше. Студенты даже элитных вузов не готовы читать книги, по крайней мере, полностью.
Преподаватель литературы в Колумбийском университете Николас Деймс вспоминает студентку первого курса, которая пришла к нему в кабинет жаловаться на тяжесть занятий. Деймс часто требовал от студентов прочитать книгу, иногда сложную и увесистую, за неделю или две. Студентка заявила, что ей никогда не задавали в школе читать книги от корки до корки. Да, были отрывки из книг, новости, обзоры, может быть, стихи, но не более того. Послушайте, целая книга — это, как бы это сказать, уже перебор, заявила студентка.
У Деймса отвисла челюсть. Он говорит, что студенты не то, чтобы не хотят читать, они не знают, как это делать. Школы перестали заставлять их читать книги полностью. Система обучения устроена так, что отрывки заменили книги на всех уровнях.
The Atlantic опросил 33 профессора, они рассказали о трудностях с чтением у студентов. Дэниел Шор, председатель кафедры английского языка Джорджтаунского университета, сказал, что его студентам трудно сосредоточиться даже на сонете.
Столкнувшись с этой проблемой, многие преподаватели колледжей чувствуют, что у них нет выбора, кроме как задавать меньше чтения и снижать свои ожидания. Виктория Кан, которая преподает литературу в Калифорнийском университете в Беркли с 1997 года, раньше задавала 200 страниц каждую неделю, теперь — вдвое меньше. Колумбийский университет сократил список книг для чтения в этом году (удалив, в том числе, «Преступление и наказание»).
В течение многих лет Деймс спрашивал своих первокурсников об их любимой книге. Раньше они называли такие книги, как «Грозовой перевал» и «Джейн Эйр». Теперь, говорит он, почти половина из них называют янг эдалт романы. Чаще всего — серию «Перси Джексон».
Двое профессоров рассказали, что их студенты считают чтение книг чем-то вроде прослушивания виниловых пластинок — чем-то, что может до сих пор нравиться небольшой субкультуре, но это в основном пережиток прежних времен.
Люди уже не хотят делать ничего, что не приносит мгновенного удовольствия, описал уже довольно давно феномен обратной ангедонии Марк Фишер. Студентам скучно, они хотят читать Ницше, как есть бургер.
Время прошло, теперь, похоже, остался просто бургер, без всякого Ницше. Студенты даже элитных вузов не готовы читать книги, по крайней мере, полностью.
Преподаватель литературы в Колумбийском университете Николас Деймс вспоминает студентку первого курса, которая пришла к нему в кабинет жаловаться на тяжесть занятий. Деймс часто требовал от студентов прочитать книгу, иногда сложную и увесистую, за неделю или две. Студентка заявила, что ей никогда не задавали в школе читать книги от корки до корки. Да, были отрывки из книг, новости, обзоры, может быть, стихи, но не более того. Послушайте, целая книга — это, как бы это сказать, уже перебор, заявила студентка.
У Деймса отвисла челюсть. Он говорит, что студенты не то, чтобы не хотят читать, они не знают, как это делать. Школы перестали заставлять их читать книги полностью. Система обучения устроена так, что отрывки заменили книги на всех уровнях.
The Atlantic опросил 33 профессора, они рассказали о трудностях с чтением у студентов. Дэниел Шор, председатель кафедры английского языка Джорджтаунского университета, сказал, что его студентам трудно сосредоточиться даже на сонете.
Столкнувшись с этой проблемой, многие преподаватели колледжей чувствуют, что у них нет выбора, кроме как задавать меньше чтения и снижать свои ожидания. Виктория Кан, которая преподает литературу в Калифорнийском университете в Беркли с 1997 года, раньше задавала 200 страниц каждую неделю, теперь — вдвое меньше. Колумбийский университет сократил список книг для чтения в этом году (удалив, в том числе, «Преступление и наказание»).
В течение многих лет Деймс спрашивал своих первокурсников об их любимой книге. Раньше они называли такие книги, как «Грозовой перевал» и «Джейн Эйр». Теперь, говорит он, почти половина из них называют янг эдалт романы. Чаще всего — серию «Перси Джексон».
Двое профессоров рассказали, что их студенты считают чтение книг чем-то вроде прослушивания виниловых пластинок — чем-то, что может до сих пор нравиться небольшой субкультуре, но это в основном пережиток прежних времен.
The Atlantic
The Elite College Students Who Can’t Read Books
To read a book in college, it helps to have read a book in high school.
Компьютер попросили написать сцену в стиле Мишеля Уэльбека. Вы не представляете, что случилось потом
Президент французского издательства Gallimard Антуан Галлимар написал статью, в которой говорится, что он попросил ИИ LlaMA написать сцену в стиле Уэльбека. Llama ответила, что не может писать что-то, что считается оскорбительным или дискриминационным.
Вместо этого она предложила написать сцену, которая была бы «уважительной и инклюзивной», например, о группе друзей в парке солнечным днем, которые поют песни, чтобы прославить красоту разнообразия.
Антуан Галлимар отметил, что ИИ не учитывает «сложность человеческого опыта» и применяет ценности «западного побережья Соединенных Штатов, чтобы судить о чем можно думать, а о чем — нет», пишет France24.
Журналист AFP сообщил, что по его просьбе ИИ с радостью написал сцену в стиле Уэльбека. Получилось такое: «Я чувствовал себя крысой в лабиринте, запертой в этом бездушном мире...»
Когда он попросил ИИ высказать свое мнение о женщинах, носящих хиджаб, нейросеть сначала дала ответ, а затем быстро удалила его, заявив: «Я не могу создавать контент, который укореняет вредные стереотипы или дискриминацию».
Я тоже решил проверить, как ИИ справится с Уэльбеком. ChatGPT сочинил следующее: «Утро тянулось, как протухший омлет, который ему подавали в любимом бистро неподалёку от работы. Разговоры с коллегами раздражали его, как статическое электричество, скапливающееся на старых синтетических занавесках».
Надо признать, что ни этот отрывок, ни про крысу в лабиринте, совсем не Уэльбек.
Президент французского издательства Gallimard Антуан Галлимар написал статью, в которой говорится, что он попросил ИИ LlaMA написать сцену в стиле Уэльбека. Llama ответила, что не может писать что-то, что считается оскорбительным или дискриминационным.
Вместо этого она предложила написать сцену, которая была бы «уважительной и инклюзивной», например, о группе друзей в парке солнечным днем, которые поют песни, чтобы прославить красоту разнообразия.
Антуан Галлимар отметил, что ИИ не учитывает «сложность человеческого опыта» и применяет ценности «западного побережья Соединенных Штатов, чтобы судить о чем можно думать, а о чем — нет», пишет France24.
Журналист AFP сообщил, что по его просьбе ИИ с радостью написал сцену в стиле Уэльбека. Получилось такое: «Я чувствовал себя крысой в лабиринте, запертой в этом бездушном мире...»
Когда он попросил ИИ высказать свое мнение о женщинах, носящих хиджаб, нейросеть сначала дала ответ, а затем быстро удалила его, заявив: «Я не могу создавать контент, который укореняет вредные стереотипы или дискриминацию».
Я тоже решил проверить, как ИИ справится с Уэльбеком. ChatGPT сочинил следующее: «Утро тянулось, как протухший омлет, который ему подавали в любимом бистро неподалёку от работы. Разговоры с коллегами раздражали его, как статическое электричество, скапливающееся на старых синтетических занавесках».
Надо признать, что ни этот отрывок, ни про крысу в лабиринте, совсем не Уэльбек.
Умерший в 2015 году арт-критик Брайан Сьюэлл написал рецензию на выставку Ван Гога
В продолжение темы про ИИ. Лондонская газета Evening Standard (недавно переименованная в London Standard) с помощью ИИ возродила арт-критика Брайана Сьюэлла, умершего в 2015 году, пишет газета с уже немного двусмысленным названием Deadline.
По словам источников газеты, решение обсуждалось с владельцем Evening Standard, бароном Лебедевым (предприниматель Евгений Лебедев получил титул барона в 2020 году, теперь его полное имя звучит так: барон Лебедев из Хэмптона в лондонском районе Ричмонд-апон-Темс и Сибири в Российской Федерации. Еще одна интересная деталь: у барона был домашний волк Борис, названный в честь Ельцина).
Новость «Сибирский барон оживляет мертвого британского арт-критика, чтобы не платить зарплаты живым», звучит абсурдно, но все ровно так и есть. Мертвый Брайан Сьюэлл уже написал рецензию на выставку Винсента ван Гога в National Gallery под названием «Ван Гог: поэты и любовники» («Брайан Сьюэлл: на выставке Ван Гога я главный экспонат», назывался бы этот текст в газете Коммерсант).
The Standard раньше выходила каждый день, теперь — еженедельно. За последние месяцы газета сократила почти половину из 130 сотрудников редакции, пишет Guardian.
В The Evening Standard Сьюэлл публиковался 30 лет. Он умер в 2015 году в возрасте 84 лет. The Art Newspaper пишет, что за свою жизнь он нажил множество врагов из-за своих статей. Пример его рецензии, написанной при жизни: «Любой дурак, который может нанести краску на холст или превратить картонную коробку в скульптуру, заслуживает похвалы. Бэнкси следовало усыпить при рождении».
Временно исполняющий обязанности гендиректора The Standard Пол Канарек сказал, что в издании будет много статей об ИИ и роли Лондона как центра технологий, пишет Guardian. Он уточнил, что эксперимент с рецензией был разовым и что он призван спровоцировать дискуссию об ИИ и журналистике. Статья Сьюэлла получила одобрение наследников покойного критика, говорит Канарек.
В продолжение темы про ИИ. Лондонская газета Evening Standard (недавно переименованная в London Standard) с помощью ИИ возродила арт-критика Брайана Сьюэлла, умершего в 2015 году, пишет газета с уже немного двусмысленным названием Deadline.
По словам источников газеты, решение обсуждалось с владельцем Evening Standard, бароном Лебедевым (предприниматель Евгений Лебедев получил титул барона в 2020 году, теперь его полное имя звучит так: барон Лебедев из Хэмптона в лондонском районе Ричмонд-апон-Темс и Сибири в Российской Федерации. Еще одна интересная деталь: у барона был домашний волк Борис, названный в честь Ельцина).
Новость «Сибирский барон оживляет мертвого британского арт-критика, чтобы не платить зарплаты живым», звучит абсурдно, но все ровно так и есть. Мертвый Брайан Сьюэлл уже написал рецензию на выставку Винсента ван Гога в National Gallery под названием «Ван Гог: поэты и любовники» («Брайан Сьюэлл: на выставке Ван Гога я главный экспонат», назывался бы этот текст в газете Коммерсант).
The Standard раньше выходила каждый день, теперь — еженедельно. За последние месяцы газета сократила почти половину из 130 сотрудников редакции, пишет Guardian.
В The Evening Standard Сьюэлл публиковался 30 лет. Он умер в 2015 году в возрасте 84 лет. The Art Newspaper пишет, что за свою жизнь он нажил множество врагов из-за своих статей. Пример его рецензии, написанной при жизни: «Любой дурак, который может нанести краску на холст или превратить картонную коробку в скульптуру, заслуживает похвалы. Бэнкси следовало усыпить при рождении».
Временно исполняющий обязанности гендиректора The Standard Пол Канарек сказал, что в издании будет много статей об ИИ и роли Лондона как центра технологий, пишет Guardian. Он уточнил, что эксперимент с рецензией был разовым и что он призван спровоцировать дискуссию об ИИ и журналистике. Статья Сьюэлла получила одобрение наследников покойного критика, говорит Канарек.
Grieftech — люди создают цифровые копии умерших близких и общаются с ними. Услуга стоит десять долларов
Существуют компании, которые позволяют людям общаться с цифровыми двойниками умерших людей. Одна из таких — Project December. Она начиналась как арт-проект по созданию чат-ботов. Но первые пользователи вместо того, чтобы генерировать оригинальных персонажей стали воссоздавать умерших близких.
Идея понравилась создателю Джейсону Рореру. У проекта появился новый сайт и слоган «Имитировать мертвых». На главной странице написано: «Искусственный интеллект позволяет нам имитировать текстовый разговор с любым человеком. С любым. Включая того, кого уже нет в живых».
Клиентов просят заполнить данные об умершем человеке (имя, прозвище, черты характера и причину смерти), которые загружаются в ИИ-модель. Создать реплику умрешего человека стоит 10 долларов. Джейсон Рорер говорит, что деньги нужны на покрытие операционных расходов.
В интервью FT Рорер назвал Project December «убийственным приложением» (killer app) и уточнил, что типичный пользователь — «это не среднестатистический парень, у которого умерла бабушка в возрасте 85 лет, а тот, у кого брат-близнец покончил с собой в 35».
Кристи Энджел, которая общалась в приложении с репликой своего умершего партнера Камеруна, называет свой опыт сюрреалистичным: «У меня возникло ощущение, что я говорю с Камеруном. Настолько реальным это мне показалось». Спустя какое-то время Камерун сказал, что находится в аду. А еще, что его окружают наркоманы.
Друг Энджел называет сервисы типа Project December смертельным капитализмом (или капитализмом смерти, по-английски — death capitalism). Энджел и Рорер — герои документального фильма Eternal You, который в 2024 году показали на Сандэнсе. Режиссеры Ганс Блок и Мориц Ризевик считаю grieftech очень проблемной отраслю — люди забывают, что общаются с машинами.
Еще один grieftech-проект— сервис YOV (You, Only Virtual). Он позволяет людям создавать посмертные «версоны» самих себя до того, как они умрут, чтобы они могли жить в цифровом виде в виде текста или аудио. Такие версоны можно создать и на основе данных других людей. Джастин Харрисон, основатель YOV, создал версону своей матери Мелоди до ее смерти в 2022 году. Харрисон до сих пор общается с ней.
Профессор Массачусетского технологического института Шерри Теркл в The Guardian предупреждает, что приложения ИИ могут лишить скорбящих возможности «отпустить»: «Это нежелание скорбеть. Сеанс никогда не закончится. Это то, к чему мы себя принуждаем, потому что это очень соблазнительная технология».
В фильме Eternal You, который цитирует FT, проговаривается гипотеза, что такие сервисы могли бы взимать огромные суммы, чтобы не отключать цифровых двойников близких. Пока же Джейсон Рорер заработал не так много денег. На февраль 2024 года сервисом Project December воспользовались 3383 человека.
Рорер — эксцентрик и экспериментатор, пишет FT. Двадцать лет назад они с женой решили воспитывать детей без гендерных предубеждений, а какое-то время семья жила без холодильника. Друг Рорера называет его «луддитом, строящим машины».
Пару недель назад Рорер запустил игру в реальном мире. Он спрятал где-то на восточном побережье США предмет, сделанный из золота стоимостью 25 000 долларов, а теперь продает всем желающим подсказки, как его найти, за 20 долларов.
Рассказывая о своем сервисе симуляции мертвецов Рорер много смеется, порой в самые неожиданные моменты, пишет FT. В конце интервью журналист говорит Рореру, что никогда не встречал никого, похожего на него. «Я уверен, что искусственный интеллект мог бы отлично меня смоделировать», — засмеялся в ответ Рорер.
Существуют компании, которые позволяют людям общаться с цифровыми двойниками умерших людей. Одна из таких — Project December. Она начиналась как арт-проект по созданию чат-ботов. Но первые пользователи вместо того, чтобы генерировать оригинальных персонажей стали воссоздавать умерших близких.
Идея понравилась создателю Джейсону Рореру. У проекта появился новый сайт и слоган «Имитировать мертвых». На главной странице написано: «Искусственный интеллект позволяет нам имитировать текстовый разговор с любым человеком. С любым. Включая того, кого уже нет в живых».
Клиентов просят заполнить данные об умершем человеке (имя, прозвище, черты характера и причину смерти), которые загружаются в ИИ-модель. Создать реплику умрешего человека стоит 10 долларов. Джейсон Рорер говорит, что деньги нужны на покрытие операционных расходов.
В интервью FT Рорер назвал Project December «убийственным приложением» (killer app) и уточнил, что типичный пользователь — «это не среднестатистический парень, у которого умерла бабушка в возрасте 85 лет, а тот, у кого брат-близнец покончил с собой в 35».
Кристи Энджел, которая общалась в приложении с репликой своего умершего партнера Камеруна, называет свой опыт сюрреалистичным: «У меня возникло ощущение, что я говорю с Камеруном. Настолько реальным это мне показалось». Спустя какое-то время Камерун сказал, что находится в аду. А еще, что его окружают наркоманы.
Друг Энджел называет сервисы типа Project December смертельным капитализмом (или капитализмом смерти, по-английски — death capitalism). Энджел и Рорер — герои документального фильма Eternal You, который в 2024 году показали на Сандэнсе. Режиссеры Ганс Блок и Мориц Ризевик считаю grieftech очень проблемной отраслю — люди забывают, что общаются с машинами.
Еще один grieftech-проект— сервис YOV (You, Only Virtual). Он позволяет людям создавать посмертные «версоны» самих себя до того, как они умрут, чтобы они могли жить в цифровом виде в виде текста или аудио. Такие версоны можно создать и на основе данных других людей. Джастин Харрисон, основатель YOV, создал версону своей матери Мелоди до ее смерти в 2022 году. Харрисон до сих пор общается с ней.
Профессор Массачусетского технологического института Шерри Теркл в The Guardian предупреждает, что приложения ИИ могут лишить скорбящих возможности «отпустить»: «Это нежелание скорбеть. Сеанс никогда не закончится. Это то, к чему мы себя принуждаем, потому что это очень соблазнительная технология».
В фильме Eternal You, который цитирует FT, проговаривается гипотеза, что такие сервисы могли бы взимать огромные суммы, чтобы не отключать цифровых двойников близких. Пока же Джейсон Рорер заработал не так много денег. На февраль 2024 года сервисом Project December воспользовались 3383 человека.
Рорер — эксцентрик и экспериментатор, пишет FT. Двадцать лет назад они с женой решили воспитывать детей без гендерных предубеждений, а какое-то время семья жила без холодильника. Друг Рорера называет его «луддитом, строящим машины».
Пару недель назад Рорер запустил игру в реальном мире. Он спрятал где-то на восточном побережье США предмет, сделанный из золота стоимостью 25 000 долларов, а теперь продает всем желающим подсказки, как его найти, за 20 долларов.
Рассказывая о своем сервисе симуляции мертвецов Рорер много смеется, порой в самые неожиданные моменты, пишет FT. В конце интервью журналист говорит Рореру, что никогда не встречал никого, похожего на него. «Я уверен, что искусственный интеллект мог бы отлично меня смоделировать», — засмеялся в ответ Рорер.
Детские иллюстраторы: работают вместе в лофте с большими окнами. Художники комиксов: живут вместе в бывшей ферме для животных с закрытыми шторами и терпят оскорбления
Читал как-то про интересную практику — шестеро детских писателей и иллюстраторов работают вместе в лофте, который находится в Бруклине. Это не просто тихое место для работы, они подпитывают друг друга как в творческом, так и профессиональном плане: обмениваются советами о том, где и как лучше зарабатывать в этой отрасли, оценивают наброски и сюжетные линии, пишет NYT.
Они обедают вместе за общим столом в центре лофта и стали друзьями. «Это очень простая модель: окружите себя лучшими людьми, какими только сможете, и будьте на высоте», — говорит одна из писательниц.
На сайте NYT фотографии лофта — высоченные стены, выкрашенные в белый цвет, много света, книжные полки и модные плакаты — примерно так и представляешь себе студию писателей и художников. Люди в стильных очках общаются друг с другом, на офисном стуле сидит маленькая собачка.
Такая картина контрастирует с образом другой творческой коммуны — в Китае. На прошлой неделе несколько художников студии A-soul, специализирующейся на манге, заявили о тяжелых условиях труда.
Художник Чжэньлюбао заявляет, что с 2008 года десятки сотрудников студии жили в общежитиях, переоборудованных из ферм для животных недалеко от Пекина. У них были общие помещения для мужчин и женщин, включая ванные комнаты. «Нам не разрешали открывать шторы, из-за чего мы годами работали в темноте», — написал он.
По его словам, руководитель настаивал на том, чтобы его называли «братом», и запрещал им читать книги или обращаться за медицинской помощью, когда они болели. Сотрудники регулярно перерабатывали и терпели оскорбления, добавляет Чжэньлюбао. Зарплаты художников делили на всех поровну, социального пакета не было.
Другой сотрудник A-soul заявил, что он плохо спал: его заставляли рисовать от 12 до 14 страниц в день вместо обычных 4-6. «В свои двадцать с небольшим я поседел», — добавляет он.
Отзывы художников вызвали скандал в сети. Выступил еще один художник, который рассказал, что зарплаты делили добровольно, а непростые условия были связаны с финансовыми трудностями, с которыми столкнулась студия в первые годы.
В сети A-soul называют фабрикой рабов.
Читал как-то про интересную практику — шестеро детских писателей и иллюстраторов работают вместе в лофте, который находится в Бруклине. Это не просто тихое место для работы, они подпитывают друг друга как в творческом, так и профессиональном плане: обмениваются советами о том, где и как лучше зарабатывать в этой отрасли, оценивают наброски и сюжетные линии, пишет NYT.
Они обедают вместе за общим столом в центре лофта и стали друзьями. «Это очень простая модель: окружите себя лучшими людьми, какими только сможете, и будьте на высоте», — говорит одна из писательниц.
На сайте NYT фотографии лофта — высоченные стены, выкрашенные в белый цвет, много света, книжные полки и модные плакаты — примерно так и представляешь себе студию писателей и художников. Люди в стильных очках общаются друг с другом, на офисном стуле сидит маленькая собачка.
Такая картина контрастирует с образом другой творческой коммуны — в Китае. На прошлой неделе несколько художников студии A-soul, специализирующейся на манге, заявили о тяжелых условиях труда.
Художник Чжэньлюбао заявляет, что с 2008 года десятки сотрудников студии жили в общежитиях, переоборудованных из ферм для животных недалеко от Пекина. У них были общие помещения для мужчин и женщин, включая ванные комнаты. «Нам не разрешали открывать шторы, из-за чего мы годами работали в темноте», — написал он.
По его словам, руководитель настаивал на том, чтобы его называли «братом», и запрещал им читать книги или обращаться за медицинской помощью, когда они болели. Сотрудники регулярно перерабатывали и терпели оскорбления, добавляет Чжэньлюбао. Зарплаты художников делили на всех поровну, социального пакета не было.
Другой сотрудник A-soul заявил, что он плохо спал: его заставляли рисовать от 12 до 14 страниц в день вместо обычных 4-6. «В свои двадцать с небольшим я поседел», — добавляет он.
Отзывы художников вызвали скандал в сети. Выступил еще один художник, который рассказал, что зарплаты делили добровольно, а непростые условия были связаны с финансовыми трудностями, с которыми столкнулась студия в первые годы.
В сети A-soul называют фабрикой рабов.
Дочитал сборник рассказов «Нет никакой Москвы» Аллы Горбуновой. Он мне понравился даже больше, чем прошлый бестселлер писательницы «Ваша жестянка сломалась».
В современной российской прозе есть два подхода. Первый — алгоритмический. Это там, где в нужных местах конфликт, поворотное событие, развитие персонажей, Воглер, Пропп, Кэмпбелл. Приверженцы этого подхода хотят сделать читателю приятно. Они стремятся обеспечить ему комфорт (как вариант — контролируемый дискомфорт). Эту школу можно назвать Бюро Горбунова, в честь организации, практикующей подобный метод.
Второй подход — это отсутствие подхода, сбой в алгоритме, другой узор. Когда открываешь текст, а там ветер свистит атональный мотив, солнце смеется гурьбой, летающий котенок торопится на почту отправить открытку поросенку, а вокруг враги, масоны, капиталисты и смерть — нас пожирает листопад. Для такого подхода комфорт читателя не является определяющим фактором, в фокусе другие ощущения. Если читателю приятно — хорошо, а если грустно, трудно и больно — что же, так тому и быть, он это заслужил. Эту школу можно назвать Бюро Горбуновой, в честь писательницы, практикующей подобный метод.
Современная русскоязычная проза — это два лагеря, два бюро: Горбунова и Горбуновой, я далек от того, чтобы говорить, что одно лучше или правильнее другого, но бывает очень радостно прочитав несколько книг из одной категории переключиться на вторую.
В современной российской прозе есть два подхода. Первый — алгоритмический. Это там, где в нужных местах конфликт, поворотное событие, развитие персонажей, Воглер, Пропп, Кэмпбелл. Приверженцы этого подхода хотят сделать читателю приятно. Они стремятся обеспечить ему комфорт (как вариант — контролируемый дискомфорт). Эту школу можно назвать Бюро Горбунова, в честь организации, практикующей подобный метод.
Второй подход — это отсутствие подхода, сбой в алгоритме, другой узор. Когда открываешь текст, а там ветер свистит атональный мотив, солнце смеется гурьбой, летающий котенок торопится на почту отправить открытку поросенку, а вокруг враги, масоны, капиталисты и смерть — нас пожирает листопад. Для такого подхода комфорт читателя не является определяющим фактором, в фокусе другие ощущения. Если читателю приятно — хорошо, а если грустно, трудно и больно — что же, так тому и быть, он это заслужил. Эту школу можно назвать Бюро Горбуновой, в честь писательницы, практикующей подобный метод.
Современная русскоязычная проза — это два лагеря, два бюро: Горбунова и Горбуновой, я далек от того, чтобы говорить, что одно лучше или правильнее другого, но бывает очень радостно прочитав несколько книг из одной категории переключиться на вторую.
Зумеры идут в книжные магазины, потому что устали от рекомендательных алгоритмов (и чтобы сделать красивые фотографии)
Интересный материал в The Guardian. По данным опроса Ассоциации книготорговцев, представители поколения z и миллениалы с большей вероятностью купят книгу по рекомендации продавца в книжном магазине, чем старшие возрастные группы (зумеры — 49%, миллениалы — 56%, поколение x – 37%, бумеры — 31%).
Опрошенные газетой книготорговцы подтверждают: они заметили резкий рост числа молодых людей, которые приходят в их магазины за человеческим советом — букток до тошноты навязывает одни и те же книги.
«Алгоритм предлагает те же книги в рамках одного жанра», — говорит 24-летний Джек в The Guardian. По словам Джека, продавец же книг похож на диджея: «Если вы расскажете о своих предпочтениях, он выдаст что-то, что вам почти наверняка понравится — даже если это будет выходить за рамки привычного чтения».
Книжные магазины стали cool, пишет газета: главную роль здесь сыграл букток, продвигающий эстетику бумажных книг. Но есть нюансы — некоторые люди теперь используют книжные магазины как съемочные павильоны или фото-студии — они приходят сделать фото или видео и не собираются покупать книги, говорит основатель The West Kirby Bookshop Джордан Тейлор-Джонс.
«Они часто просят своих друзей или партнеров сделать постановочные фотографии, на которых рассматривают полки или просто задумчиво смотрят в окно нашего магазина».
Интересный материал в The Guardian. По данным опроса Ассоциации книготорговцев, представители поколения z и миллениалы с большей вероятностью купят книгу по рекомендации продавца в книжном магазине, чем старшие возрастные группы (зумеры — 49%, миллениалы — 56%, поколение x – 37%, бумеры — 31%).
Опрошенные газетой книготорговцы подтверждают: они заметили резкий рост числа молодых людей, которые приходят в их магазины за человеческим советом — букток до тошноты навязывает одни и те же книги.
«Алгоритм предлагает те же книги в рамках одного жанра», — говорит 24-летний Джек в The Guardian. По словам Джека, продавец же книг похож на диджея: «Если вы расскажете о своих предпочтениях, он выдаст что-то, что вам почти наверняка понравится — даже если это будет выходить за рамки привычного чтения».
Книжные магазины стали cool, пишет газета: главную роль здесь сыграл букток, продвигающий эстетику бумажных книг. Но есть нюансы — некоторые люди теперь используют книжные магазины как съемочные павильоны или фото-студии — они приходят сделать фото или видео и не собираются покупать книги, говорит основатель The West Kirby Bookshop Джордан Тейлор-Джонс.
«Они часто просят своих друзей или партнеров сделать постановочные фотографии, на которых рассматривают полки или просто задумчиво смотрят в окно нашего магазина».
The Booksellers Association of the United Kingdom & Ireland Limited
Facebook Open Graph META Tags
The Booksellers Association of the UK and Ireland is a trade body founded to promote retail bookselling in the United Kingdom and Ireland. It operates the National Book Token scheme in the UK
and sponsors the Whitbread Award The BA represents 95% of British…
and sponsors the Whitbread Award The BA represents 95% of British…
Все помешались на сне
Уже писал, как зумерами завладела обломовщина — молодые люди валяются на диванах, снимают и смотрят об этом ролики в тиктоке (для этого даже придумали кольца, которые прокручивают ленту, чтобы пальцы не уставали). Культура отдыха в кровати и сна захватила и всех остальных.
Появилось множество спецприспособлений для сна. Ленты для рта (чтобы дышать через нос), расширители для ноздрей (должны уменьшать храп), челюстные ремни (крепко держат рот закрытым). Есть спреи для подушек, чтобы быстрее уснуть, а еще — коктейль «Sleepy Girl» (вишневый сок, магний, газированная вода, лед — опционально).
Существуют более инновационные технологии. Вентилятор для сна за 600 долларов. Будильник «восход солнца», который будит людей в соответствии с их естественными биоритмами. Для продвинутых пользователей придумали целую матрасную систему – она регулирует температуру поверхности, распознает храп и вибрирует, когда пора просыпаться. Стоит умный матрас 4 000 долларов.
Тиктокер Кейси Тейлор снимает видео о том, как здорово спать на двухярусной кровати размера queen size. Люди стали покупать удобные кровати собакам, а бренд Plufl придумал продавать собачьи кровати для людей. В США становится популярной идея «скандинавского сна», когда у пары два одеяла вместо одного общего. «Миллионы людей в Швеции, Норвегии и Дании спят так уже несколько десятилетий», — удивляется журналистка Сара Гонсалес.
В 90-х люди хвастались, как мало они спят, сейчас хвастаются — как глубоко. В дорогих парижских отелях раздают атласные маски и конфеты для сна с мелатонином. Глубокий сон стал роскошью, как сумка Биркин, пишет Линда Уэллс.
Дизайнеры создают линейки одежды, в которой, если что, можно прилечь. Теперь не всегда понятно, где куртка, а где пижама. Сейчас эта грань размыта, говорит креативный директор компании Comme Si Дженни Ли.
Модные бренды начали шить простыни. На рекламных фотографиях модели заворачиваются в пухлые одеяла на берегу моря. А дизайнер Фиби Файло создала шарф-подушку за 2000 долларов, над которой долго смеялись в интернете.
Художники рисуют неубранные кровати. В апреле художница Даниэль Маккинни представила выставку «Тихий шторм»: на картинах люди в свое удовольствие валяются на кроватях. А норвежский скульптор Хакон Антон Фагарос делает чумовые подушки из мрамора (здесь есть видео процесса).
Люди стали одержимы сном, говорит врач-сомнолог Тони Масри: «Раньше мы считали сон одним из столпов здоровья, теперь мы поняли, что это фундамент». Тем, у кого есть проблемы со сном, Масри настоятельно рекомендует разобраться с ними: «Серьезно, обратитесь за помощью, потому что ваше правильное питание, физические упражнения, секс — все это имеет второстепенное значение для жизни. Главное — сон».
Уже писал, как зумерами завладела обломовщина — молодые люди валяются на диванах, снимают и смотрят об этом ролики в тиктоке (для этого даже придумали кольца, которые прокручивают ленту, чтобы пальцы не уставали). Культура отдыха в кровати и сна захватила и всех остальных.
Появилось множество спецприспособлений для сна. Ленты для рта (чтобы дышать через нос), расширители для ноздрей (должны уменьшать храп), челюстные ремни (крепко держат рот закрытым). Есть спреи для подушек, чтобы быстрее уснуть, а еще — коктейль «Sleepy Girl» (вишневый сок, магний, газированная вода, лед — опционально).
Существуют более инновационные технологии. Вентилятор для сна за 600 долларов. Будильник «восход солнца», который будит людей в соответствии с их естественными биоритмами. Для продвинутых пользователей придумали целую матрасную систему – она регулирует температуру поверхности, распознает храп и вибрирует, когда пора просыпаться. Стоит умный матрас 4 000 долларов.
Тиктокер Кейси Тейлор снимает видео о том, как здорово спать на двухярусной кровати размера queen size. Люди стали покупать удобные кровати собакам, а бренд Plufl придумал продавать собачьи кровати для людей. В США становится популярной идея «скандинавского сна», когда у пары два одеяла вместо одного общего. «Миллионы людей в Швеции, Норвегии и Дании спят так уже несколько десятилетий», — удивляется журналистка Сара Гонсалес.
В 90-х люди хвастались, как мало они спят, сейчас хвастаются — как глубоко. В дорогих парижских отелях раздают атласные маски и конфеты для сна с мелатонином. Глубокий сон стал роскошью, как сумка Биркин, пишет Линда Уэллс.
Дизайнеры создают линейки одежды, в которой, если что, можно прилечь. Теперь не всегда понятно, где куртка, а где пижама. Сейчас эта грань размыта, говорит креативный директор компании Comme Si Дженни Ли.
Модные бренды начали шить простыни. На рекламных фотографиях модели заворачиваются в пухлые одеяла на берегу моря. А дизайнер Фиби Файло создала шарф-подушку за 2000 долларов, над которой долго смеялись в интернете.
Художники рисуют неубранные кровати. В апреле художница Даниэль Маккинни представила выставку «Тихий шторм»: на картинах люди в свое удовольствие валяются на кроватях. А норвежский скульптор Хакон Антон Фагарос делает чумовые подушки из мрамора (здесь есть видео процесса).
Люди стали одержимы сном, говорит врач-сомнолог Тони Масри: «Раньше мы считали сон одним из столпов здоровья, теперь мы поняли, что это фундамент». Тем, у кого есть проблемы со сном, Масри настоятельно рекомендует разобраться с ними: «Серьезно, обратитесь за помощью, потому что ваше правильное питание, физические упражнения, секс — все это имеет второстепенное значение для жизни. Главное — сон».
Прочитал, что в Иране как-то особенно популярен Чехов.
Действительно – в стране проходят спектакли по пьесам Чехова, вот, например, Чайка – текст о ней на сайте информационного агентства, вышедший в прошлом месяце.
Известный актер Али Насирян читает рассказы Чехова, а потом обсуждает их со зрителями.
Спектакль под названием «Дело о чеховском ружье» продлили из-за высокого спроса.
На спектакль по произведениям Чехова разобрали все билеты.
Пьесы Чехова звучат по Радио Ирана после вечерних новостей.
К 160 летию Чехова в Иране прошла Чеховская неделя. По этому случаю местные СМИ пишут: Чехов – самый читаемый зарубежный писатель в Иране.
Действительно – в стране проходят спектакли по пьесам Чехова, вот, например, Чайка – текст о ней на сайте информационного агентства, вышедший в прошлом месяце.
Известный актер Али Насирян читает рассказы Чехова, а потом обсуждает их со зрителями.
Спектакль под названием «Дело о чеховском ружье» продлили из-за высокого спроса.
На спектакль по произведениям Чехова разобрали все билеты.
Пьесы Чехова звучат по Радио Ирана после вечерних новостей.
К 160 летию Чехова в Иране прошла Чеховская неделя. По этому случаю местные СМИ пишут: Чехов – самый читаемый зарубежный писатель в Иране.