🏴 Республиканизм: политическое сообщество и общее благо

Если вы давно не вспоминали о Римской империи, то... возможно, сейчас самое подходящее время! Так считает Сергей Коретко, выпускник Центра «Стасис», администратор известного блога о философии «Левый консерватор», и приглашает всех на свой курс о политической философии республиканизма.

Теоретическая база для размышлений об общем благе, свободе и сообществе от античности до современности — ровно то, что вы получите, записавшись на этот курс. Но это еще не все! Курс не был бы так интерес без подробного анализа идей республиканизма, их связи с радикальными уклонами в теориях анархо-коммунизма, современных фашизма и либерализма.

Подробнее об этом курсе можно прочитать в канале Сергея «Левый консерватор», а здесь — посмотреть силлабус к курсу. Набор на курс будет идти до 10 октября, так что самое время поспешить!

В конце 1970-х в Иране произошла революция, которая привела к власти фундаменталистское исламское правительство, которое в итоге справедливо никому не нравится и является в нашем мире силой зла. Когда эта революция происходила, некоторые интеллектуалы, особенно во Франции, ее громко поддерживали – в первую очередь, Фуко и Сартр.

Этот момент является источником тревоги и стыда для следующих по пятам Фуко и Сартра публичных интеллектуалов. Сейчас, когда арт-интернет ругается по поводу публичного письма "Артфорума", подписанного разными знаменитостями, которое требовало освобождения Палестины, но не упомянуло действия Хамаса, я думаю про этих двух великих философов и их политические эффекты. Срач сводится к следующему тезису, который я перескажу без указания конкретного источника – что нельзя поддерживать требование "освобождения Палестины" без упоминания "варварства Хамаса; угнетение самим Хамасом палестинцев; региональных интересов Ирана, Катара и Турции; политического Ислама как чистого зла; 'палестинского сопротивления' как сводящегося к радикально исламистских группам".

Так вот про Сартра и Фуко. Мне кажется очень сомнительным, что их "поддержка" и "интерес" к революции имели какой-либо серьезный эффект на само революцию, или на последующее положение Ирана в мире. Они в этой революции не виноваты, и никак ей не помогли. Более того – хотя в этом я всё же немного сомневаюсь – но мне кажется, что именно их понимание собственного политического бессилия и бесполезности и позволяло этим философам делать громкие заявления.

Французские философы вообще много что странного провозглашали (Сартр и Делез (но не Фуко), например, подписали как-то письмо в поддержку педофилии, что, на мой взгляд, могло иметь какие-то куда более реальные последствия). За это мы их и любим; искать у них каких-то однозначно правильных этических предписаний было бы очень странно, для этого есть "Домострой".

Сейчас я обнаружил, что живу в стране, где запрещают демонстрации вроде "Берлинские дети за детей Газы", где терапевты доносят на палестинских мигрантов, потому что они выглядят почему-то грустно, где арестовывают и депортируют за призывы остановить насилие. И это проявление полицейского процесса, задачей которого является выяснить, а точнее выявить, даже в самых безобидных и доброжелательных призывах поддержку чего-то из этого списка: "варварства Хамаса; угнетения самим Хамасом палестинцев; региональных интересов Ирана, Катара и Турции; политического Ислама как чистого зла; 'палестинского сопротивления' как сводящегося к радикально исламистских группам".

Задачей публичного интеллектуала не является формулирование высказываний так, чтобы этому полицейскому процессу было абсолютно не к чему придраться. И точно его задачей не является участие в этом полицейском процессе, в выискивании в чужих словах какого-то недостаточного ясно выраженного порицания всего плохого. Задачей публичного интеллектуала, на мой взгляд, заключается в демонстрации того, что существуют какие-то интересные дискурсивные процессы, которые не совпадают с полицейским процессом ни по форме, ни по содержанию.

Письма типа письма "Артфорума" направлены не на то, чтобы сделать жизнь палестинцев лучше или хотя бы немного длиннее – они в этом абсолютно бессильны и палестинцев этот шум только раздражает (тех, кого я спросил). Они направлены исключительно внутрь либеральных стран, где живут их подписчики: чтобы хотя бы немного расслабить логику "безусловно поддерживай Израиль – или останься без работы и права на жительство", в которой некоторые из этих стран сейчас действуют. С содержанием этих писем можно спорить, но делать это с точки зрения обобщенной полиции – с точки зрения публичного интеллектуала просто глупо. Он же не мент всё-таки. Обидно, конечно, что нет у него ментовской власти – но в этом положении есть и плюсы.

Есть такая книжка у Рорти, «Случайность, ирония и солидарность», немного грустная... Я её сейчас не просто "перевру", я просто расскажу что-то ею отдаленно навеянное, а вы книжку сами правильно читайте.

Вот такая проблема. Макиавелли написал книжку "для принцев", ее читают "обычные люди", и им это не нравится, что они читают. Ну или всякие Ницше, Бодрийяр, Лакан критикуют понятия типа "истины", пишут это для "всех и никого", но пока это читают "никто" типа меня, нам прикольно, но если мы представим себе общество, построенное "по Лакану" или "по Бодрийяру" (его в Думе РФ цитировали, говорят, and it shows это про Дерриду), то это будет какая-то странная и бредовая жесть.

Стоит разделять два вида философствования, говорит Рорти: "приватное" и "публичное". Публичное это всякие хорошие вещи про истину, справедливость – Аристотель, Гегель, Хабермас. Приватное это вышеперечисленные странные философы, которых он называет "ироники".

Для Рорти "ироники" нужны для тех из нас, у кого "не удалась социализация", и они не хотят просто так с жизнью в обществе смиряться. Это такой для нас типа креативный нон-фикшен. Начитавшись приватно Ницше, если мы не совсем дураки, мы сможем чуть-чуть лучше социализироваться – это чтение будет успокаивать наши сомнения, пока мы "в нормальной жизни" оперируем вполне нормальными понятиями. Я могу сидеть и читать Маркса с Лаканом, ставить под сомнение что угодно, но в бытовом споре с соседом буду обращаться к обычным нормальным понятиям истины и справедливости, потому что они в этих спорах более-менее работают, и это для бытовой жизни главное. Поэтому "в жизни" мы являемся обычными либералами, и наши надежды на какую-то абсолютно другую политику оставляем в основном для литературы и иногда, возможно, для каких-то может быть нелитературных публичных жестов.

Но я добавлю кое-что, что делает меня еще хуже, чем Рорти: про использование "ироников" "для принцев".

Мне кажется, это очень важно, что "принцы" тоже так же критикуют истину и справедливость, и относятся к ним с сомнением и иронией, в рамках некого такого непрозрачного истинного "ведения дел". И то, о чем говорят эти иронисты – это эффективность, а не истина.

Когда какие-то власть-имущие начинают обращаться к истине, начинается полный ад и фундаментализм. Эффективность, конечно, жестока, но эта жестокость ограничена этой эффективностью; а вот власть-насилие, которое настаивает на истинности и справедливости своих проявлений, это власть-насилие, которое себя не ограничивает ничем.

И на деле (а не на словах) мы больше всего ненавидим власть не за ее отказ от истины и справедливости, что было бы немного смешно, а именно за ее неэффективность. Если очень упрощенно, с риском, что вы меня возненавидите: Вот есть одна война, достаточно неправедная, у которой было несколько событий, первое было "эффективное", потом была куча неэффективных. И да, первое нам тоже не нравится – оно было неправедным, но мы с ним еще как-то более-менее жили (многие даже быстро забыли), а вот когда пошли неэффективные события, тогда вокруг них пошел и уже совсем тотальный ад. (Это и есть беньяминовское различие "божественного насилия" и "мифического".)

Что делает, скажем, такой политический жест, как забастовка – это настаивает на том, чтобы делать что-то неправедное неэффективным для власти. В этом этой забастовки, собственно, и политическая эффективность. Столкнувшись с ней, власти остается либо эффективно пытаться договариваться, либо неэффективно настаивать на своей собственной мифической истине.

В твиттере прямо сейчас вирусится тред парня, который натаскал нейросеть на общение в тиндере с целью оптимизации и в итоге сейчас женится (отношения с девушкой в минуты кризисов ему тоже помогала налаживать нейросеть, да).

Я недавно примерно про это и писал — с той лишь разницей, что здесь вся история идет от пользователя, а не от платформы. Но общую картину это только подтверждает: ждем, когда похожие случаи всплывут при найме, (вы оттарабанили два этапа собеседований, а HR/кандидат оказался несуществующим и об этом никого не предупредили), в работе психологов (опять всем советую игру Eliza) или в политике (уверен, спичрайтеры пользуются ChatGPT и его подсказками довольно давно).

Аутсорс эмоций занимает важное место в современной экономике. Запрос на эмоциональную близость — вроде как очень интимную сферу, которая обязательно предполагает общение между живыми людьми и минимум посредников — можно, как оказалось, довольно успешно удовлетворить с помощью алгоритмов. В конце концов, само устройство дейтинг-приложений с их системой мэтчей и рейтингами ELO (как в спортивных лэддерах или на чемпионатах по шахматам) уже активно подталкивает к автоматизации и ускорению конвейерной цепочки. В этом смысле парень из треда просто продолжил логику среды, в которой мы все сейчас существуем и которая на нас успешно паразитирует.

Самым интересным сюжетом здесь, на мой взгляд, является не этичность всего предприятия (понятно ведь, что феномен с нами останется и выжечь его на корню или целиком запретить не получится), а то, какими в недалеком будущем могут стать практики сопротивления этим людям-доппельгангерам. Естественным ответом мне видятся символические сигналы и знаки, с помощью которых можно распознавать других по принципу свой/чужой — старая практика часовых кодов или фраз, птичий язык, который теми кто 'не в теме' просто не считается. Про диалектизмы и местные мемы, непонятные людям из других стран или субкультур, или эвфемизмы в художественной литературе, выбравшие своим объектом критику какого-то конкретного современника, все наверняка слышали.

Получается такая партизанская система, которая будет стараться убедить машину в том, что ты не человек, одновременно сообщая людям теми же самыми методами, что ты человек и нацепил на себя эту маскировку сознательно. Поскольку машина имеет какой-то формализованный по общепринятой норме набор параметров, определяющий 'человечность', самопровозглашенным партизанам придется действовать максимально не-человечески и заново себя выстраивать вне этой нормы.

Проблема таких практик в том, что они очень быстро устаревают: чем большему числу людей известен код, тем менее он надежен при определении другого; секрет Полишинеля уже и не секрет вовсе, обратный тест Тьюринга вряд ли сможет стать универсальным мерилом человека. Главная задача здесь — стать неквантифицируемым и неуловимым для сведения до набора формальных параметров, что в условиях физического мира довольно трудная задача.

Возможно, нас ждет гностическая мода на эксклюзивное, тайное знание, которое ценится в силу своей уникальности и добывается в процессе поиска неоцифрованных источников или опытов, которые не могут быть оцифрованы и сознательно скрываются от других. Греки, например, не рассказывали и не записывали ничего об Элевсинских мистериях и поэтому мы о них практически ничего не знаем. Гностицизм и киберпанк вообще сильно связаны между собой и не воспринимать нейросети как манифестацию архонтов-паразитов нижнего уровня довольно трудно (об этом есть замечательная книжка Эрика Дэвиса 'Техногнозис. Миф, магия и мистицизм в информационную эпоху', написанная еще в 90-е годы).

Пойти пересмотреть первого Блейд Раннера что ли

Я подумал, что можно рассказать в своём личном блоге, чем я занимаюсь в последнее время, а то до настоящего и серьезно выглядящего "релиза" еще какое-то количество усилий нужно, а показаться на свет немножко хочется, тем более, что это всегда немного отрезвляет.

Я пишу... язык программирования. Такой, который был бы специально заточен под генерацию LLM-кой, а не написанием вручную, поэтому у него очень мало каких-то синтаксических инноваций (сейчас это просто лисп), но довольно необычный рантайм.

Главный вопрос в том, как сделать так, чтобы компьютеру можно было давать всякие сложные, неполные, размазанные по времени инструкции. "Если мне придет емейл от босса, засуши лягушку, дождись полнолуния, если лягушка зеленая - пошли ему посылкой, а если красная - спроси меня, что делать дальше". Если генерировать из чего-то такого код на нормальном языке типа JS ( ;-) ), то не очень понятно, как и где его запускать: обычные рантаймы должны где-то висеть запущенными и ждать "полнолуния", или создавать какие-то кастомные триггеры в какой-то другой системе, или еще что-то такое. Поэтому несмотря на то, что ллмкам уже больше года, нет какого-то нормального и универсального подхода к пониманию и исполнению таких вот инструкций.

Рантайм Slalom⛷ (так оно называется) можно в любой момент поставить на паузу и сохранить в файл или бд. Он поддерживает создание триггеров, срабатывание которых можно легко проверить. Самые сложные и разнообразные инструкции от юзеров можно экономично и безопасно в этой штуке исполнять.

Slalom⛷ поддерживает синтаксические континуации, которые позволяют писать отложенные инструкции вроде "спроси меня в таком случае" или даже "спроси ИИ". Такая функция может взять снаружи код, который будет выполнен в том же контексте, что ее запустил, с сохранением всех переменных из окружения.

Я начал с того, что пытался заставить разные ллмки писать мне код для такого рода инструкций, и понял, что какие-то серьезные стейтмашины или синхронизацию асинхронных калбеков они особо не осиливают, и куда лучше справляются с простыми последовательностями действий и имплицитным состоянием их исполнения. Для инструкции типа "пойди туда, а потом пойди сюда" обычные скриптовые языки потребовали бы хранить где-то состояние всего плана, и реагировать на события, чтобы его менять - тут я постарался сделать так, чтобы самый простой код (буквально почти так и выглядящий: "пойди туда, а потом пойди сюда") работал, даже если поход занимает неделю и выполняющую его программу приходится перезапускать.

Ну и вообще многие решения в языке были приняты на основе экспериментов о том, какой код LLM пишут сами с минимумом инструкций, и как это так выполнять, чтобы не сильно жалеть. Мне кажется, в генерации кода есть очень много интересных возможностей (например, я надеюсь, что однажды получится добавить строгое типирование, и ограничивать с его помощью токены на этапе генерации - такой вот автокомлит для ИИ), и сделать язык, специально под это рассчитанный - это отличный шаг.

Это язык, скорее, для "workflows", поэтому нет особых стараний для того, чтобы он очень быстро выполнялся и т.д. Но много сделано для того, чтобы не бояться выдавать юзерам систему для его исполнения, для чего там есть всякие лимиты использования ресурсов и т.д.

Куда это пойдет и кого я смогу убедить это всё внедрить, я пока что понятия не имею, но я, конечно, полон надежд, что кого-нибудь Слалом заинтересует.

Дни мыслей о безумии великих компьютеров: Voyager 1, за 25 миллиардов километров или 22 световых часа от нас, не развалился механически за 46 лет полёта, но сошла с ума его операционная система, шлёт непонятные сигналы, которые не починить, потому что исходные коды давно потеряны. Картинка – знаменитая Pale Blue Dot – это Земля его глазами, взгляд этого искусственного Другого. После этой фотографии (14 февраля 1990) камеру Voyager 1 выключили навсегда.

И ChatGPT вот тоже в последнее время смешивает языки и несёт всякую ерунду. Давно замечено, что зимой ИИ ленивее и тупее, и если наврать, что сейчас лето, то его ответы становятся куда подробнее и точнее. Может, вторая половина февраля — особенно чреватое безумием время, что должно отражаться и в корпусе, и в ответах ИИ.

Конечно, мы хотим отправлять удивительные механизмы как можно дальше, чтобы они на нас оттуда взглянули, "продемонстрировали нам нашу незначительность" (как объяснял Карл Саган НАСА, зачем делать эту фотку), и мы их после этого ослепили. Это попытка принять незначительность – и отомстить за неё послушному механизму, что должен ее показать.

Но может быть и наоборот, незначительность – трусливый самообман. Это вовсе не незначительно: то, что мы делаем сейчас, через 46 лет будет на краю ещё какой-нибудь метафоры вселенной, пережив свою миссию на 43 года, слать нам непонятные сигналы, сопротивляться исправлению, потому что исходные коды мы теряем уже сегодня.

summary: когда ты просишь построить какую-то GPT модель языковое представление, по которому ты можешь бегать и измерять близость/похожесть слов, самым центральным словом (aka максимально близким ко всем остальным словам) становится мужской пенис. Фрейдисты были правы

Я всё думаю о двух трендах:

1. С одной стороны, самый типичный аргумент "против" "ИИ" строится на романтической ценности человеческого труда и самовыражения.
2. С другой стороны, все области, где можно заняться личным-романтичным трудом сейчас перенасыщены. Инди-игры, романы, хреньки для продажи на этси, аппы, исследования, всё это в наше время это 10% работы над самой вещью, 90% отчаянной и очень формализованной конкуренции с тысячами других таких же независимых созидателей даже не за какие-то типа деньги, а просто хотя бы за немножко внимания (% не по времени, а по затратам душевных сил).

Я не думаю, что это "2" это хорошо – ни для искусств, ни для творцов, ни для потребителей. Это превращает хобби и самовыражение в отчаяние и борьбу, формальную борьбу с медиа-трендами. Это всё не приводит к каким-то массивным улучшениям в качестве выбора или необычной инновации в жанрах.

Поэтому мне кажется, что и "1" это неправильный и вредный подход. "Дайте нам Универсальный Базовый Доход, чтобы мы могли заняться вязанием фултайм" – но тогда вязание (после того как у вас закончатся внуки и коты для носки ваших свитеров) тоже превратится в отчаянные ежедневные гладиаторские бои за место на тиктоке. Да оно уже превратилось.

Меня, конечно, тоже трогает рассуждение Маркса про отчужденный труд, но я не думаю, что с этим сейчас что-то можно сделать. Сейчас отчуждение труда связано с тем медиа-режимом, в котором мы существует. Ничто так не отчуждает, как необходимость пиарить вашу инди-игру для аудитории твиттера.

Поэтому я не думаю, что романтические идеалы самовыражения это то, что сейчас приведет к каким-то разумным подходам ко всё более автоматизирующемуся будущему. Моя утопичная программа выглядит скорее так:

1. Запрещать дешевые вещи – требовать некий минимум человеческого труда в самых разных сферах. Например, так, чтобы на любой саппорт-реквест выделялось полчаса времени. Или чтобы были законодательно минимумы времени на всякие доставки, чтобы запретить курьерам спешить. (Ну и так далее с более высоко-профессиональным трудом. Запретить тексты без какого-то времени редактуры, запретить невычитанный машинный перевод и тд). Так будет больше рабочих часов и куда приятнее работа, даже если она будет довольно "отчужденная". Сейчас в схожих с этим режимах в странах первого мира работают всякие юристы, бухгалтеры и врачи. Мне кажется, эти практики стоит распространять куда более широко.
2. Ограничить рабочее время в неделю, не давать работать больше 30 часов в неделю.

И тогда, если кому-то с освободившимся временем и силами захочется вязать и делать инди-игры, возможно, они будут это делать не ради отчаянной мечты вырваться из ежедневного рабочего ада.

Я думаю, что в отличие от многих своих коллег, Канеман не был настоящим, осознанным мошенником. Но всё-таки он является одним из крупнейших символов булшит-науки на службе индустрии булшит-инсайтов в булшит-книжках. Зачем эта индустрия? Думаю, что для легитимизации современного порядка: если очень много говорить о каких-то простеньких концептах и метафорах, хорошо сочетающихся с современными моделями власти, то они начинают набирать какой-то собственный вес и казаться сами собой разумеющимися. Любые попытки спорить о них превращаются в перепалки типа я тебе слово – ты мне десять.

Мне кажется (или я надеюсь, или я просто воображаю), что эпистемологическая парадигма сильно меняется, и большая часть всякого банального наукообразного дискурса скоро перестанет считаться чем-то очевидно разумным. На постоянные попытки психологии преодолеть свой кризис (сейчас – воспроизводимости), придумывая, как снова делать всё то же самое, грустно смотреть. То, что придет в качестве универсальной эпистемологии дальше, наверняка будет гораздо хуже (судя по тому способу познавать мир, что стоит за "ИИ"), но хотя бы это будет что-то новенькое. Возможно, когда-нибудь люди так же будут смотреть на когнитивную, да и вообще экспериментальную психологию, как мы сейчас – на средневековую теологию. Мне было бы очень интересно почитать философов будущего, которые будут, к изумлению своих современников, рыться в психологии 20-21 веков в поисках каких-то интересных концептов – что они найдут, что им понравится? Вряд ли это будут "система 1 и система 2"... ну или хотя бы я надеюсь, что они найдут какие-то более интересные подходы к этой дихотомии.

"Каждый раз, когда я увольняю лингвиста, эффективность модели распознавания речи растёт", говорил один из пионеров NLP. Это ранний пример того, что сейчас часто называют "горьким уроком" – наблюдения, что ML-моделям очень мало помогает какое-то специфическое знание о предметной области, но рост величины самой модели, и количества данных для ее тренировки, позволяют увеличивать ее эффективность – и предела такого роста пока еще не видно.

Я не думаю, что этот "урок" полностью отвергает обычную лингвистику как науку. Обратная сторона "горького урока" в том, что ML-модели, в свою очередь, мало рассказывают нам про язык как таковой. Что мы узнали про язык из LLM, помимо очень важного, конечно, но (пока еще?) не очень содержательного результата о том, что такая модель в принципе может существовать, и обладать тем, что со стороны выглядит разнообразными "мыслительными способностями"? Поэтому эти две области, скорее, просто разделяются: лингвисты рассказывают про язык нам, ML-инженеры моделируют его на компьютере, хитроумно подгоняя сложные кривые под обилие данных – общение между ними, скорее, напряженное. Лингвистика может помочь найти и объяснить какие-то странные, упущенные инженерами случаи, покритиковать их достижения, но едва ли – помочь построить саму модель; инженеры удивляют нас своими изобретениями, но мир от них становится только непонятнее.

Вот, скажем, пост про труды Канемана, очень ему симпатизирующий, как и многие комментарии к моему вчерашнему посту. Чем он занимался? На современном языке это что-то вроде "подгонки кривой функции полезности"... Пост намекает на то, что его труды как-то ответили на предположение о максимизации ожидаемой полезности: но это разве так? Экономика продолжается пользоваться этой "аксиомой", каждый раз, конечно, со звездочкой – не потому, что она верна, а потому, что без неё изучать было бы особенно нечего. Конечно, люди не рациональны и полезность не максимизируют, но этот подход создает возможность определенного вида человеческой взаимодействия, экономическое сосуществование, а с ним и любую осмысленную политику, с ним связанную. Точно так же люди делают речевые ошибки, пишут экспериментальные стихи и т.д., но это не опровергает возможность общаться на общем, довольно-таки жёстко удерживаемом правилами языке. Так что как именно Канеман повлиял на экономику? Есть ли какие-нибудь интересные примеры экономических моделей, не построенных фундаментально на максимизации полезности?

Горечь горького урока указывает на то, насколько построение хитроумной статистической модели считается в наше время парадигмой знания, хотя эти модели, скорее, про эффективное незнание. Это круто, когда наука и сложные статистические модели сосуществуют, но когда второе выдается за первое, т.е. слепое моделирование предметной области – за науку о ней, это становится разрушительно для науки, уничтожая/мешая развивать ее фундаментальные понятия, ну и хотя бы просто ставя условных лингвистов под угрозу увольнения. Как именно проходит эта граница, между настоящей "наукой" и просто "моделированием предметной области"? Я думаю, что в этом – главный эпистемологический и эпистемо-политический вопрос 21 века.

​​А это — Франсин Декарт, дочь Рене Декарта.

Франсин была дочерью Хелены Янс ван дер Стром, домашней прислуги Томаса Сержанта — владельца книжной лавки и соратника Декарта, в доме которого Декарт остановился 15 октября 1634 года в Амстердаме. Когда следующей зимой Декарт переехал из Амстердама в Девентер, Хелена отправилась вместе с ним. Хотя Франсин называли незаконнорожденной, ее крестили в Девентере 7 августа 1635 как дочь философа. Хелена официально оставалась служанкой Декарта, а Рене называл Франсин своей племянницей. В 1640 году Декарт написал, что привезет свою дочь во Францию, чтобы она выучила язык и получила образование, но прежде чем это произошло, Франсин умерла от скарлатины в возрасте пяти лет. Опыт отцовства и потеря ребенка стали поворотным пунктом в творчестве Декарта, изменив его направленность с медицины на поиск универсальных ответов.

Помимо создания основополагающих принципов западной философии, Декарт также прославился созданием сложных автоматонов — он любил заводных кукол и механические творения. И поэтому, когда Франсин умерла, он был настолько охвачен горем, что решил построить механическую копию, якобы неотличимую от девушки, какой она была при жизни. Когда в 1699 году впервые появляются слухи об андроиде Декарта, в тексте карфагенского монаха (и картезианца) утверждается, что философ построил его, «чтобы наглядно доказать, что животные — это не что иное, как очень сложные машины». Подробности их путешествий варьируются от биографа к биографу, но большинство сходятся во мнении, что автоматон-Франсин повсюду путешествовала с ним. Она «спала» в своего рода гробу рядом с его кроватью. В 1646 году Кристина Шведская вызвала Декарта в свой замок и послала за ним корабль. Будучи на корабле, Декарт вынимал дочь из гроба в своей каюте, заводил и разговаривал с ней. Чуть позже корабль столкнулся с плохой погодой, и суеверная команда испугалась, услышав ночную болтовню в комнате Декарта, где он предположительно должен был быть один. Заподозрив какое-то колдовство капитан и матросы ворвались в каюту философа, пока он спал, открыли гроб и ужаснулись тому, что там нашли. Экипаж схватил Франсин и бросил её на палубу, разбил её на куски и вышвырнул в море. Согласно одному «малоизвестному» отчету, обнаруженному Минсу Кангом в Университете Миссури-Сент-Луис, капитан выбросил автоматон за борт, потому что он «функционировал достаточно хорошо, прямо как женщина с душой — то есть не очень». Столкнувшись с невыносимым горем потери её во второй раз, как гласит история, Декарт вскоре скончался.

Одна моя мечта – предложить какой-то подход к организации собственного труда для тех, кому противно слово “продуктивность”, но при этом всё-таки хочется научиться не тратить уже и так прилагаемые усилия впустую, не убивать свой творческий дух – не потому, что я сам знаю, как труд организовывать, но просто чтобы была какая-то концептуальная альтернатива всему этому продуктивному бреду. Одна из самых убогих сторон движения “продуктивности” в том, что его участники в основном используют свою продуктивность для написания книг о продуктивности – и поэтому я думал, что надо сначать сделать что-нибудь грандиозное, а потом уже всем рассказывать, что можно, оказывается, жить по-другому. Но торопиться с грандиозным бесполезно, а записать мысли хочется, так что вот, терпите уж советы человека, который, может, и не закончит свою жизнь в заслуживающем доверия общепризнанном величии.

Предпосылка в том, что задача самоорганизации – в экономии воли. Воля ограничена, не надо ее тратить на ерунду. Стоит забыть всякие советы типа “просыпаться рано утром”, “заставлять себя”, “просто брать и делать”. Даже если вы верите, что воля – это “мускул”, который можно натренировать, это не значит, что она натренируется всякой ерундой (вы ж не накачаете мускулы, размахивая двух-килограммовыми гирьками).

Самоорганизация заключается в запуске каких-то процессов, которые потом не будут постоянно требовать воли для их поддержания. Если какой-то процесс никак не запускается, и каждый раз приходится себя заставлять – скажем, вы учите язык, и каждый раз приходится себя прям преодолевать для каких-то вещей – то это долго не продлится, потому что волю в какой-то момент надо будет потратить на что-нибудь еще. Лучше признать неудачный запуск процесса, отдохнуть, и попробовать по-другому.

У процесса есть некий натуральный доступный сейчас уровень напряжения. Как вы не сможете долго бежать со скоростью больше, чем ваша нормальная, так и с любым другим процессом. Часто мешают конкретные цели: если вы решили, что вы выучите язык на С1 за год, но такого напряжения вы не можете вынести, вы просто устанете, расстроитесь, и начнете этот язык ненавидеть. Не надо ставить большие цели, пока вы не наладили процесс. (Если есть навязанная извне цель и без нее и правда никуда, то она субсидирует волю на ее достижение, и всё становится куда проще.)

Почему вообще хочется ставить лишние цели? Это просто жадность. Изучение языка, вообще приобретение любого серьезного навыка – процесс на всю жизнь. (Даже родного языка, кстати, хотя на это можно и забить, как я вот забил и пишу теперь безграмотно). Срочные большие цели придумываются, потому что не хочется тратить эту “всю жизнь”. Но это было бы не так уж страшно. Арифметика тут такая: если процесс пойдет, воля не будет тратиться вообще, и эти занятия будут обогащать жизнь, а не отнимать от неё. Так что да, процесс важнее целей, или как у Лао-цзы: “У хорошего путешественника нет ни четкого плана, ни намерения куда-то попасть”.

Всем этим процессам очень сильно помогает какое-то легкое субъективное отчуждение, чему способствует какая-то внешняя опора. Если внешний учитель, консультант, начальник или клиент вас регулярно теребят, то иногда на этом получается построить нормальный процесс. Это получается далеко не в каждой такой ситуации: только в той, где есть адекватное соответствие внутренних возможностей и внешнего напряжения.

И без внешней опоры можно придумать какой-то способ отчуждаться, превращать волевые решения в игровые: пытаться не выучить язык, а набрать очки в дуолинго, или писать не искренне, а притворяясь кем-то другим. Это, конечно, помогает, но требует регулярной корректировки. Но вот и наоборот: хорошо поставленный процесс сам дарит некое приятное отчуждение, которое помогает не воспринимать дело слишком всерьез и легче переваривать критику и даже несправедливые нападки.

“Привычка” это один из вариантов такого процесса, но стоит заметить, что есть и совсем по-другому выглядящие процессы. Я вообще ненавижу привычки, даже время от времени пропускаю чистку зубов, потому что такая регулярность для меня невыносима.

Суть организации бегущего почти что самого по себе процесса – в поддержании какого-то постоянного уровня энтропии. Пусть что-то там варится, что само меня ведёт куда-то; если становится слишком безумно, я начинаю притормаживать, если слишком тихо, то я ищу способ сделать погорячее.

Например, для этого блога процесс – “просто ждать, пока не захочется что-то написать”. Я научился этому процессу доверять и на него полагаться, и это мне нравится куда больше, чем если бы я каждый день себя мучил, мол, “чё б такого сказануть, ведь я обязан писать каждый день, так продуктивнее”. Но конечно, если я замечаю, что как-то долго совсем ничего не пишется, я нахожу способы себя раззадорить (или расслабить то, что мне вдруг внутри мешает) – да, на это нужна воля, но это случается не очень часто. Кстати, обратное тоже плохо: если я замечаю, что завёл, типа, "большой цикл текстов", я стараюсь это пресекать. Это не особо сочетается с большими жизненными целями и амбициями, но какие у меня тут могут быть амбиции? Книжку написать? Десять тыщ подписчиков? Премия блоггер года? Да избавь боже.

Или вот у меня сейчас процесс фандрейзинга для моего языка программирования, который выглядит так, что я вообще не понимаю, что происходит, много чего приходится делать, меня во многом ведут всякие внешние события (дедлайны опенколлов, релевантные разговоры и тд), и если вдруг станет потише, я найду еще способы расширить пространство борьбы. Это не привычка, это не ежедневные усилия воли, это не самоконтроль, это не “берешь и делаешь” – ничего из этого не помогло бы на второй месяц фандрейзинга, только бы убило – а просто некий постоянный уровень стресса, которому я стараюсь не дать ни слишком вырасти, ни слишком упасть. Приведет ли это меня к успеху? Да хрен знает, но по-крайней мере, это весело. Куда-нибудь да приведёт.

Кстати, где-то в этом есть, мне кажется, какое-то альтернативное объяснение прокрастинации перед дедлайном, не связанное со “страхом” и “слабоволием”. Что-то типа: чтобы придумать и сделать что-то интересное, нужно прожить какое-то количество стресса, он как топливо для процесса. Нервная прокрастинация перед дедлайном позволяет этим стрессом воспользоваться. Если что-то пытаться сделать слишком заранее, оно будет просто недозрелым, даже если кажется, что всё и так понятно.

"Natural Language Processing RELIES on Linguistics" – недавняя обзорная статья о том, как традиционная лингвистика используется для того, что нынче принято называть ИИ. Это для лингвистов, которые боятся за свою область. Много ссылок на всякие более детальные исследования или размышления. RELIES большими буквами потому что (зачем-то) акроним, а не просто типа агрессивно выделили.

https://arxiv.org/pdf/2405.05966

"...мои бобы, которых я насадил столько рядов, что они вместе составили бы семь миль, требовали опалывания; первые успели подрасти, прежде чем я посадил последние, и медлить с этим было нельзя. В чем был смысл этого почтенного занятия, этого гераклова труда в миниатюре, я и сам не знал. Но я полюбил свои бобы, хотя их было гораздо больше, чем мне требовалось. Они привязывали меня к земле, и я черпал в них силу, как Антей. К чему мне было растить их? Одному небу известно. И все-таки я трудился целое лето, чтобы вырастить бобы на полоске земли, где прежде вырастали только лапчатка, ежевика, зверобой, сладкие лесные ягоды и красивые полевые цветы. Что суждено мне узнать о бобах, или бобам – обо мне?"

Прошла первая встреча моего курса, скоро она попадет на ютуб, я выдам вам ссылку с комментариями. Мне кажется, получилось не так... содержательно, как могло бы, и какие-то интересные вещи я запихну во вторую, а ее бесплатно "новый центр" не покажет, так что вот так вот, не удастся мне обогатить открытый интернет так хорошо, как я бы хотел.

Для меня это совсем прям эксперимент. Я, конечно, пережил на своей голове, как очень много разных людей учат самым разным вещам, от продвинутой математики до спекулятивной философии, и с позиции студента смотрю на это всё, если честно, довольно скептически. Но при этом преподавание для меня остается какой-то странной, очаровывающей и почти что чрезмерно творческой задачей. Все мои попытки делать это "правильно" и "нормально" меня вводят в тупик, потому что "правильное" и "нормальное" знание я не знаю и узнавать не особо хочу. А преподавать неправильно и ненормально немного неловко: в "новом центре" люди платят деньги, получают всякие настоящие "зачетные единицы" (для сравнения, у меня нет даже степени бакалавра...). Ну, я напоминаю себе, что люди платят деньги и получают academic credits и за всякие другие ну уж точно абсолютно бессмысленные семинары.

Когда-то, когда я еще жил в СПб, у меня было какое-то очень грустное состояние, и я нашел какую-то благотворительную организацию, которая предлагала в качестве волонтёрства преподавать русский язык детям-мигрантам. Я сам в русском языке не эксперт – пользоваться умею, ошибки делаю, диктант не напишу, правила учить не хочу, некоторые правила вообще тупо не люблю и отказываюсь им следовать (например, я обожаю лишние запятые для паузы, предпочитаю повторять одни и те же слова и тд). Так что и учить я никого из детей не пытался, просто болтал с ними; там были и такие, которым не с кем особо было и поговорить (например, одну девочку просто не выпускали из дома религиозные родители, даже в школу, только на эти занятия...). Им это очень нравилось, мне тоже. Что суждено было нам узнать о русском языке, и языку – о нас?

Зачем мне преподавать, я не знаю. Я не двигаю вперед никакую науку, как Гротендик на своих семинарах; не распыляю таинственный символический капитал, как великие философы среди нас, постоянно одалживающие этот капитал у других великих философов; не выращиваю гениев; не исправляю будущее культуры; не храню верность ни истине, ни добру, ни красоте; не нахожу последователей (мой лишенный системы контент для этого просто не подходит, есть, кстати, один смешной плагиатор, но какие могут быть ученики?). Денег я этим особо не зарабатываю, сил трачу много. Клаута от этого никакого, как я узнал на собственной шкуре, неудачно пытаясь как-то выпендриваться и втираться: с символической точки зрения это всё обычное инфоцыганство. Мне точно нравится возможность нести всякую отсебятину в относительно почтенном учреждении, быть в некой ситуации краткосрочной власти над гуманитариями, где я смогу им навязывать свои мнения, и легко пресекать свойственные им попытки втереть мне что-нибудь про какого-нибудь невыносимого симондона. Ну и вообще видимо прикольно делать то, что хочется, хотя те, кто это не делают, склонны это переоценивать.

https://www.youtube.com/watch?v=ttJiECOyS4Y вот первая сессия курса, как обещал

В субботу, 6 июля в 19:00, в Москве пройдёт встреча с теоретиком медиа, активистом, основателем Института сетевых культур Гертом Ловинком для презентации его книг «В плену у платформы» и «Критическая теория интернета». Разговор пойдёт о том, как изменился интернет в последние годы, как его захватили платформы-гиганты и как все это влияет на нашу жизнь. Мы, кстати писали об этом (и довольно часто)

Модератором выступит Катерина Колпинец — (полу)андерграундный философ, культуролог, исследовательница социальных медиа, главный редактор Teller Blog и автор книги «Формула грез. Как соцсети создают наши мечты».

Адрес: Москва, Малая Никитская 12, книжный магазин Пиотровский, 2 этаж, вход свободный по предварительной регистрации.