С радостью делюсь замечательной новостью. В конкурсе «Частное право XXI века», организованном РШЧП, я занял первое место с работой «Возражения из правоотношений третьих лиц». В состав жюри входили в т.ч. А.А. Громов, Д.В. Дождев, И.И. Зикун, Н.В. Тололаева, А.А. Ягельницкий – получить признание такого состава для меня большая честь.

Сама работа посвящена максиме: «Возражения из прав третьих лиц не допускаются» (exceptio ex iure tertii non datur). В нашем праве данная идея заложена в п. 2 ПП ВС РФ от 22.11.2016 № 54.

В работе я показываю историю этой максимы: она основана на ошибке, допущенной постглоссаторами, которые неправильно восприняли римское понятие эксцепции. Из этой ошибки проистекают все дальнейшие сложности, связанные с этой максимой. Клубок этих сложностей может быть распутан, если воспринять верное понятие возражения, что я и предлагаю в данной статье.

У коллег из «Петербургской цивилистики» планируется очень интересное мероприятие по значению уведомления при уступке требования. Некоторые вопросы, которые планируют обсудить коллеги (и, на мой первый взгляд, как надо ответить):

1. Если должник получил информацию об уступке не от цедента, а из открытых источников, вправе ли он исполнить цессионарию? На мой взгляд, да, но без уведомления со стороны цедента он будет нести риск недействительности цессии. Если выяснится, что требование не перешло, должник будет в просрочке перед мнимым цедентом.

2. Если цедент заключил договор цессии и направил уведомление об уступке под влиянием насилия, могут ли цессия и уведомление быть оспорены так, что должник будет обязан исполнить цеденту? На мой взгляд, да. Видимость гипотетически можно защищать только тогда, когда была допущена вина подлинного правообладателя и когда при этом не было вины видимого правообладателя. Когда против цедента совершается насилие, особенно преступное насилие, защищать за его счёт видимость просто невозможно и несправедливо. При всех «но», которые можно заметить по отношению к ст. 302 ГК РФ, она это учитывает: создание видимости права только по воле подлинного правообладателя может влечь защиту этой видимости. А вообще советую по этому вопросу прочитать недавно опубликованную статью Виндшайда в «Цивилистике», она очень хорошо показывает, насколько многогранна может быть дискуссия о защите видимости.

3. Если должник узнал узнал о цессии из открытых источников, может ли он ссылаться против цедента на то, что тот неуправомоченный истец, если цедент обратится с иском? Очень интересный вопрос. Теория кумулятивного момента в цессии необходима для защиты должника, именно для этого цедент до момента уведомления должен быть признан сокредитором. Положение цедента в качестве сокредитора дано ему не для того, чтобы осуществлять право на иск, а для того, чтобы уплаченное должником было основательно. Так что, думаю, притязания у цедента быть не должно, суд должен отказать в удовлетворении иска, если действительность цессии будет установлена.

Эти два вопроса посвящены теме индивидуализации исков. Меня она всегда привлекала, но последнее время я в неё серьёзно углубился и окончательно встал на позиции теории юридической индивидуализации. Думаю, на выходных напишу развёрнутую заметку по теме. А вообще, изучение возражений очень прояснило проблему индивидуализации иска.

Предметом иска (о присуждении) является не абстрактное материально-правовое требование вроде «выдай вещь», «заплати 100» и т.д., как думает наша практика, а конкретное индивидуально определённое притязание, то есть «выдай вещь по виндикации», «выдай вещь по легату», «выдай вещь по договору». Это невероятно важно потому, что через индивидуальное притязание определяется и предмет доказывания, и тождество исков, и, самое главное, возражения. Возражения — как ipso iure, так и эксцепции — всегда даются против конкретных притязаний. И поскольку притязания разные, разные будут и возражения, а значит ответчик должен всегда чётко представлять, против какого притязания он защищается.

D. 44.2.31. Он же в 3-й книге «Ответов». Павел ответил, что тому, кто предъявил вещный иск и не выиграл (дело), в случае предъявления впоследствии кондикционного требования эксцепция об (исполнении) судебного решения не препятствует.

Я убеждён, что данное решение неверно, хотя для однозначного ответа следует проводить более глубокое исследование симулятивных сделко. В чём я убеждён однозначно – это в том, что любое решение относительно защиты добросовестного лица не может быть построено на механизмах, которые несовместимы с системой права, в том числе с системой возражений. Возражения ipso iure не могут быть утрачены, возражения ipso iure не могут мерцать, существуя для добросовестных и не существуя для недобросовестных. Объективная материально-правовая действительность – одна, и решения, противоречащие этому, не могут быть приняты.

Этот опрос, как мне кажется, довольно ярко иллюстрирует проблему всего института disgorgement of profits — определение размера истребуемых доходов, возникших в результате нарушения. В таких «смешанных» ситуациях, когда невозможно точно оценить вклад собственно нарушения в полученный доход, как мне кажется, применение disgorgement’а нельзя назвать справедливым. Даже если этот вклад есть, минимальный риск взыскания «лишнего» должен перевешивать превенцию и иные соображения, лежащие в основе сверхкомпенсации.

Господа-трудовики утверждают, что недействительность в трудовом праве не нужна, потому что работник всегда может немотивированно уволиться. А если, скажем, под дулом пистолета трудовой договор подписал работодатель-ИП или директор общества? Всё? Право на труд, уважение человека труда – и ждём, пока работники с пистолетами совершат однократное грубое нарушение?

Исследовал сегодня один вопрос в законодательстве США по работе, обратил внимание на два момента в их правовой системе, один хороший, другой плохой.

Хороший момент, по моему мнению: институционально развитый лоббизм. Частные компании, которые могут быть затронуты регулированием, готовы тратить десятки, а порой и сотни миллионов долларов в рамках даже одного штата на исследования и компании для противодействия законодательству, которое им не нравится, или, наоборот, для поддержки инициатив, которые им близки.

Во-первых, это хорошо потому, что создаются качественные исследования, собираются данные о какой-то проблеме. Во-вторых, это хорошо потому, что за счёт прозрачных и легальных механизмов лоббирования уменьшаются стимулы «зайти в кабинет к кому надо и попросить по старой дружбе сделать, как надо». В-третьих, это показывает зрелость дискуссии, когда участники приводят экспертные исследования в поддержку своих позиций, а не просто выкрикивают политические лозунги.

Могут, конечно, сказать, что лоббизм – это плохо, потому что необъективно. Я и сам так думал пару лет назад. Но в действительности же сами компании не определяют регулирование, они лишь предлагают законодателям свою точку зрения – и за законодателем как раз финальное решение, уже с него должен быть спрос на объективность. А частные лица вправе быть эгоистами сколько угодно, пока это не простиворечит закону и добрым нравам и не доходит до злого умысла.

Плохой момент, по моему мнению: федерализм в тех вопросах, в которых он неуместен. Я искренне не понимаю, с какой стати вопросы гражданского права, в которых даже национальные различия могут быть поставлены под сомнения, должны дифференцироваться в рамках одного и того же государства. Это жутко неудобно и возлагает даже страшно представить какие расходы на бизнес, чтобы тот соблюдал все различные законы в штатах.

Я могу понять, когда федерализм политически обусловлен какой-то совершенно разнородной культурой различных народов в государстве. И то, из такого федерализма следует лишь необходимость учитывать культурные особенности (в законодательстве о религии, праздниках и т.д.), а не вводить дифференциацию в экономических вопросах.

Недавно, например, узнал, что у нас в России разрешения для водителей такси действуют только на территории одного субъекта. Уму непостижимо: вот переезжаешь из Москвы в Московскую область и всё, совершенно иные реалии, больше старое разрешение не предоставляет право на осуществление перевозок. По-хорошему, признать быть это всё неконституционным со ссылкой на единство экономического пространства.

P.S. – Кстати, возвращаясь к догматике, меня всегда концепция федерализма удивляла. Где в ней суверенитет?

Суверенитет может быть либо у одного лица (физического – монарха или юридического (фиктивного) – народа; и то, с монархом спорно, вспоминаем доктрину двух тел), либо у многих лиц. В первом случае перед нами унитарное государство, которое может делегировать полномочия вниз для децентрализации, во втором – конфедерация, в которой суверенные государства делегируют полномочия вверх. А с федерацией что? Суверенитет неделим же, его нельзя механически разделить между федерацией и субъектами – надо определить, что было раньше и кто кому делегировал полномочия.