Notice: file_put_contents(): Write of 13948 bytes failed with errno=28 No space left on device in /var/www/group-telegram/post.php on line 50 Новый Век | Telegram Webview: Wek_ru/4896 -
«Кто мы и куда идём?» – 4 Виктор Семенихин для «Нового Века» Как при монархах, так и в советский период, черты характера, выделявшие личность из общности, определяли нашу историю наравне с готовностью к совместному усилию, исполнению долга в труде и сражениях: городское вече и сельский сход, договоры городов с князьями и княжеские съезды, опора царей на земские соборы, «птенцы» Петра I, культурное и идейное изобилие, земства и суды присяжных, дума и советы депутатов, – это свидетельства циклического преобладания и учета властью личностных начал. Тоталитаризм противостоял персоналистским устремлениям, переводя душевную свободу в контролируемое спустя рукава подполье. Власть, пресекая атомизацию народа, как бы ощущала, что диктат нас (и ее самое) гнетет, что нам интересен быт «себе на уме». А власть, которая этому быту упрямилась, сходила на нет.
И случилась свобода – накопление капитала без границ и правил.
«Вульгарный либерализм» поместил позднесоветского наивного демократа в ситуацию желудочной безысходности, где навыки вторичны, первична адаптация к рыночным ролям (из президента – в промоутера пиццы). Догма победителей – проигравшие сами виноваты, – и чем тогда либеральная этика отличается от «ужасов» этики советской, где отщепенцев вынуждали к ролям в социализме? Будь лабильным! Нет свободы слова? Иди в цензоры! Так и было в девяностые, когда свобода самовыражения стала действительной главным образом для торговцев и номенклатуры, подручных журналистов и криминалитета, а бюджетники подверглись «плавильному» эксперименту.
Возможен ли у нас другой либерализм? Возникают новые «правые» партии, объясняющие, как скверно в России без демократии, – давайте всё позволим. Однако из «дозволения всего запрещенного» при распаде Союза и проистекли «обвальный» передел собственности и несменяемая стагнация.
Онтологический примитивизм К. Поппера, Ф. А. Хайека, М. Фридмана, заразивший наших реформаторов, игнорировал понимание того, что свобода (вместе с тем) экзистенциальна, и, значит, «бытие в свободе» лишь опосредовано (через «ощущения») зависит от экономики и режима. Реформы для народов с уникальной экзистенциальной природой (Dasein М. Хайдеггера) будут приводить к разным результатам. В нашем «постижении свободы» не всё внимание уделено взаимодействию с институтами, нам проще договориться по-свойски, и, совершив революцию, мы расходимся по душевным усадьбам, а те, кому достались ресурсы, делают, что хотят, до очередной революции.
Чем заменить отсутствующее в нашем бытии (не бунтарское) «давление снизу», аналогичное регулярным французским протестам? Как новоиспеченным партийным людям самим воздержаться от бюджетных и электоральных злоупотреблений, за которые они ругают власть? Механизм для этого ими найден?
А. Смит требовал от государства такого вмешательства в рынок и частные отношения, которое бы не допускало произвольного в них вмешательства, для чего государству надо быть сбалансированным и строгим. Так и есть, например, в США, при этом общество сопротивляется произволу элит, активно влияя на политические процессы. Если разделение властей (отличаясь) работает в западных странах, то у нас, избегающих гражданской активности, ветви власти тяготеют либо к сговору, либо к распрям, – и без выяснения и оформления адекватной политической системы («особого пути») борьба «против всего плохого», как обычно, плохим и продолжится. Какие бы партийные проекты ни доминировали, свобода будет оборачиваться вакханалией, богатство одних – нищетой большинства и «царскими» полномочиями радетеля за народное благо.
Из «либерального хаоса» Россия вышла благодаря авторитаризму, ни прорывному, как при Петре, ни победоносному, как при Сталине. Начавшись восстановительным ростом, этот авторитаризм даровал населению высокий (по нашим меркам) уровень жизни, а когда рост иссяк, занялся методологическим решением проблем, связанных с устойчивостью власти, оберегая власть, общество и экономику от развития.
«Кто мы и куда идём?» – 4 Виктор Семенихин для «Нового Века» Как при монархах, так и в советский период, черты характера, выделявшие личность из общности, определяли нашу историю наравне с готовностью к совместному усилию, исполнению долга в труде и сражениях: городское вече и сельский сход, договоры городов с князьями и княжеские съезды, опора царей на земские соборы, «птенцы» Петра I, культурное и идейное изобилие, земства и суды присяжных, дума и советы депутатов, – это свидетельства циклического преобладания и учета властью личностных начал. Тоталитаризм противостоял персоналистским устремлениям, переводя душевную свободу в контролируемое спустя рукава подполье. Власть, пресекая атомизацию народа, как бы ощущала, что диктат нас (и ее самое) гнетет, что нам интересен быт «себе на уме». А власть, которая этому быту упрямилась, сходила на нет.
И случилась свобода – накопление капитала без границ и правил.
«Вульгарный либерализм» поместил позднесоветского наивного демократа в ситуацию желудочной безысходности, где навыки вторичны, первична адаптация к рыночным ролям (из президента – в промоутера пиццы). Догма победителей – проигравшие сами виноваты, – и чем тогда либеральная этика отличается от «ужасов» этики советской, где отщепенцев вынуждали к ролям в социализме? Будь лабильным! Нет свободы слова? Иди в цензоры! Так и было в девяностые, когда свобода самовыражения стала действительной главным образом для торговцев и номенклатуры, подручных журналистов и криминалитета, а бюджетники подверглись «плавильному» эксперименту.
Возможен ли у нас другой либерализм? Возникают новые «правые» партии, объясняющие, как скверно в России без демократии, – давайте всё позволим. Однако из «дозволения всего запрещенного» при распаде Союза и проистекли «обвальный» передел собственности и несменяемая стагнация.
Онтологический примитивизм К. Поппера, Ф. А. Хайека, М. Фридмана, заразивший наших реформаторов, игнорировал понимание того, что свобода (вместе с тем) экзистенциальна, и, значит, «бытие в свободе» лишь опосредовано (через «ощущения») зависит от экономики и режима. Реформы для народов с уникальной экзистенциальной природой (Dasein М. Хайдеггера) будут приводить к разным результатам. В нашем «постижении свободы» не всё внимание уделено взаимодействию с институтами, нам проще договориться по-свойски, и, совершив революцию, мы расходимся по душевным усадьбам, а те, кому достались ресурсы, делают, что хотят, до очередной революции.
Чем заменить отсутствующее в нашем бытии (не бунтарское) «давление снизу», аналогичное регулярным французским протестам? Как новоиспеченным партийным людям самим воздержаться от бюджетных и электоральных злоупотреблений, за которые они ругают власть? Механизм для этого ими найден?
А. Смит требовал от государства такого вмешательства в рынок и частные отношения, которое бы не допускало произвольного в них вмешательства, для чего государству надо быть сбалансированным и строгим. Так и есть, например, в США, при этом общество сопротивляется произволу элит, активно влияя на политические процессы. Если разделение властей (отличаясь) работает в западных странах, то у нас, избегающих гражданской активности, ветви власти тяготеют либо к сговору, либо к распрям, – и без выяснения и оформления адекватной политической системы («особого пути») борьба «против всего плохого», как обычно, плохим и продолжится. Какие бы партийные проекты ни доминировали, свобода будет оборачиваться вакханалией, богатство одних – нищетой большинства и «царскими» полномочиями радетеля за народное благо.
Из «либерального хаоса» Россия вышла благодаря авторитаризму, ни прорывному, как при Петре, ни победоносному, как при Сталине. Начавшись восстановительным ростом, этот авторитаризм даровал населению высокий (по нашим меркам) уровень жизни, а когда рост иссяк, занялся методологическим решением проблем, связанных с устойчивостью власти, оберегая власть, общество и экономику от развития.
Методология – «феодальное» будущее России?
BY Новый Век
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
On December 23rd, 2020, Pavel Durov posted to his channel that the company would need to start generating revenue. In early 2021, he added that any advertising on the platform would not use user data for targeting, and that it would be focused on “large one-to-many channels.” He pledged that ads would be “non-intrusive” and that most users would simply not notice any change. Russians and Ukrainians are both prolific users of Telegram. They rely on the app for channels that act as newsfeeds, group chats (both public and private), and one-to-one communication. Since the Russian invasion of Ukraine, Telegram has remained an important lifeline for both Russians and Ukrainians, as a way of staying aware of the latest news and keeping in touch with loved ones. Emerson Brooking, a disinformation expert at the Atlantic Council's Digital Forensic Research Lab, said: "Back in the Wild West period of content moderation, like 2014 or 2015, maybe they could have gotten away with it, but it stands in marked contrast with how other companies run themselves today." Asked about its stance on disinformation, Telegram spokesperson Remi Vaughn told AFP: "As noted by our CEO, the sheer volume of information being shared on channels makes it extremely difficult to verify, so it's important that users double-check what they read." But Telegram says people want to keep their chat history when they get a new phone, and they like having a data backup that will sync their chats across multiple devices. And that is why they let people choose whether they want their messages to be encrypted or not. When not turned on, though, chats are stored on Telegram's services, which are scattered throughout the world. But it has "disclosed 0 bytes of user data to third parties, including governments," Telegram states on its website.
from ru
