...Полуторагодовалую Милану хоронили в закрытом гробу. Его длина - около метра. Малюсенький такой, словно игрушечный. Каждый человек, что попадал в траурный зал, видел этот гроб самым первым. Видел, осознавал и срывался. Рыдали даже те, кому делать это на людях не положено по статусу, кому всегда нужно демонстрировать самообладание и выдержку. Но истинное, человеческое неизменно брало свое над искусственным, напускным. Держать такое в себе решительно невозможно.
Чуть дальше, в глубине зала, стояли гробы родителей Миланы – Анастасии и Игоря. Перед входом они все вместе, улыбчивые и счастливые, смотрели на пришедших со снимка, сделанного во время модной фотосессии. К каждому из членов погибшей семьи есть нелепые, абсурдные, иррациональные, кричащие, вопиющие вопросы. Какие планы на Новый, 2019 год? Как встретите его? Что загадаете под бой курантов? Что поставите на праздничный стол?
Молчание.
Это тихое существительное гнетущим авторитетом висит в атмосфере. Люди встречаются взглядами, здороваются взглядами, обмениваются взглядами. Взглядами находят друг в друге поддержку. Вот так, без слов. Речь – отмирающая за ненадобностью способность, бесполезная и бессмысленная функция. Мы снова чувствуем.
Самое страшное на месте обрушения двух подъездов – это когда натыкаешься на разбросанные детские вещи. Сердце ошпаривается крутым кипятком. Чей этот плюшевый заяц? Чей трехколесный велосипед? Чей подростковый спортивный снаряд? Чьи учебники?
Молчание.
Вся спасательная операция на месте трагедии - под Божьим наблюдением. Икону заметили те, у кого зрение – «единичка». Квартира верхнего этажа обрушилась частично, обнажив православный предмет поклонения и представив его на всеобщий обзор. Быть может, взгляд, направленный с иконы во внешний мир, оберегал молодых парней – спасателей, разгребавших завалы все эти дни, рисковавших своими жизнями во имя едва возможных жизней чужих.
Быть может, взгляд, направленный с иконы во внешний мир, хотел явить миру чудо. И явил его - во спасение Ванечки. Мы не знаем, мы просто предполагаем, чувствуем.
Когда мальчишка подрастет, он обязательно узнает о трагедии. Про то, что более суток пролежал на морозе в легкой домашней одежде. Посмотрит видео, как его доставали из-под завалов, и неизменно задаст простые вопросы и непростые: "Папа, почему я и почему это произошло со мной? Мама, скажи, что ты чувствовала? Где души погибших людей? Существует ли Бог и где он сейчас?"
К ответам на них невозможно подготовиться. Можно попробовать, но все пойдет по совершенно другому сценарию. Родители знают это.
Молчание.
Воспоминание. Дом со стороны проспекта – словно жилой. Если не знать о трагедии, можно подумать, что с ним все в порядке. Свидетельство тому - свет в окнах. Это не галлюцинация. Прожектор, установленный во дворе для того, чтобы спасательная операция велась круглосуточно, светит настолько ярко и мощно, что пробивает дом насквозь и создает страшную оптическую иллюзию, будто подъезды на месте, в целости и сохранности, а внутри квартир идет своим ходом размеренная предновогодняя жизнь.
Все эти дни возле ограждения стоят, сменяя друг друга, молчаливые люди. В определенные моменты их собирается здесь больше полусотни. Покидаешь место трагедии поздно вечером – они еще здесь. Возвращаешься рано утром – они уже здесь. С этих точек практически невозможно ничего увидеть, уловить и понять. Но люди – здесь. Все эти дни мне казалось, что они верили. Верили в то, что их бессмысленное в прагматичном, обывательском значении стояние что-то и для кого-то значит.
...Полуторагодовалую Милану хоронили в закрытом гробу. Его длина - около метра. Малюсенький такой, словно игрушечный. Каждый человек, что попадал в траурный зал, видел этот гроб самым первым. Видел, осознавал и срывался. Рыдали даже те, кому делать это на людях не положено по статусу, кому всегда нужно демонстрировать самообладание и выдержку. Но истинное, человеческое неизменно брало свое над искусственным, напускным. Держать такое в себе решительно невозможно.
Чуть дальше, в глубине зала, стояли гробы родителей Миланы – Анастасии и Игоря. Перед входом они все вместе, улыбчивые и счастливые, смотрели на пришедших со снимка, сделанного во время модной фотосессии. К каждому из членов погибшей семьи есть нелепые, абсурдные, иррациональные, кричащие, вопиющие вопросы. Какие планы на Новый, 2019 год? Как встретите его? Что загадаете под бой курантов? Что поставите на праздничный стол?
Молчание.
Это тихое существительное гнетущим авторитетом висит в атмосфере. Люди встречаются взглядами, здороваются взглядами, обмениваются взглядами. Взглядами находят друг в друге поддержку. Вот так, без слов. Речь – отмирающая за ненадобностью способность, бесполезная и бессмысленная функция. Мы снова чувствуем.
Самое страшное на месте обрушения двух подъездов – это когда натыкаешься на разбросанные детские вещи. Сердце ошпаривается крутым кипятком. Чей этот плюшевый заяц? Чей трехколесный велосипед? Чей подростковый спортивный снаряд? Чьи учебники?
Молчание.
Вся спасательная операция на месте трагедии - под Божьим наблюдением. Икону заметили те, у кого зрение – «единичка». Квартира верхнего этажа обрушилась частично, обнажив православный предмет поклонения и представив его на всеобщий обзор. Быть может, взгляд, направленный с иконы во внешний мир, оберегал молодых парней – спасателей, разгребавших завалы все эти дни, рисковавших своими жизнями во имя едва возможных жизней чужих.
Быть может, взгляд, направленный с иконы во внешний мир, хотел явить миру чудо. И явил его - во спасение Ванечки. Мы не знаем, мы просто предполагаем, чувствуем.
Когда мальчишка подрастет, он обязательно узнает о трагедии. Про то, что более суток пролежал на морозе в легкой домашней одежде. Посмотрит видео, как его доставали из-под завалов, и неизменно задаст простые вопросы и непростые: "Папа, почему я и почему это произошло со мной? Мама, скажи, что ты чувствовала? Где души погибших людей? Существует ли Бог и где он сейчас?"
К ответам на них невозможно подготовиться. Можно попробовать, но все пойдет по совершенно другому сценарию. Родители знают это.
Молчание.
Воспоминание. Дом со стороны проспекта – словно жилой. Если не знать о трагедии, можно подумать, что с ним все в порядке. Свидетельство тому - свет в окнах. Это не галлюцинация. Прожектор, установленный во дворе для того, чтобы спасательная операция велась круглосуточно, светит настолько ярко и мощно, что пробивает дом насквозь и создает страшную оптическую иллюзию, будто подъезды на месте, в целости и сохранности, а внутри квартир идет своим ходом размеренная предновогодняя жизнь.
Все эти дни возле ограждения стоят, сменяя друг друга, молчаливые люди. В определенные моменты их собирается здесь больше полусотни. Покидаешь место трагедии поздно вечером – они еще здесь. Возвращаешься рано утром – они уже здесь. С этих точек практически невозможно ничего увидеть, уловить и понять. Но люди – здесь. Все эти дни мне казалось, что они верили. Верили в то, что их бессмысленное в прагматичном, обывательском значении стояние что-то и для кого-то значит.
Молчание.
↪️
BY Что, простите? (Федечкин)
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
"Markets were cheering this economic recovery and return to strong economic growth, but the cheers will turn to tears if the inflation outbreak pushes businesses and consumers to the brink of recession," he added. In 2014, Pavel Durov fled the country after allies of the Kremlin took control of the social networking site most know just as VK. Russia's intelligence agency had asked Durov to turn over the data of anti-Kremlin protesters. Durov refused to do so. Founder Pavel Durov says tech is meant to set you free "The argument from Telegram is, 'You should trust us because we tell you that we're trustworthy,'" Maréchal said. "It's really in the eye of the beholder whether that's something you want to buy into." Telegram was co-founded by Pavel and Nikolai Durov, the brothers who had previously created VKontakte. VK is Russia’s equivalent of Facebook, a social network used for public and private messaging, audio and video sharing as well as online gaming. In January, SimpleWeb reported that VK was Russia’s fourth most-visited website, after Yandex, YouTube and Google’s Russian-language homepage. In 2016, Forbes’ Michael Solomon described Pavel Durov (pictured, below) as the “Mark Zuckerberg of Russia.”
from ru
