Почти всю ночь он бродил по городу, потом вернулся к озеру. Еще не рассвело. Когда он входил в воду, вокруг царила тишина, даже воздух был недвижим. Не пели птицы, не шумели машины, не слышались голоса. Казалось, жизнь взяла паузу. Идти пришлось долго, прежде чем вода накрыла его с головой. Он не сообразил набить карманы камнями, ибо давно перестал думать. В нем жило только стремление к тьме и покою под водой. Он попытался лечь на дно, но его крупное тело всплывало. Несмотря на все усилия, он, плавучий, не хуже всякой лодки, оставался на поверхности и лежал на спине, раскинув ноги и глядя на бледное солнце. Вскоре он уже был не человеком с именем и биографией, а пробковым поплавком, и чувствовал лишь приятное онемение рук, солнечное тепло на лице и воду, заливавшуюся в уши и глаза. Он уснул либо отключился и пришел в себя от громких криков и ощущения, что его куда-то тянут. Выбора не было, он прислушался и узнал голос Кента, окликавшего его по имени. Когда он, уже сухой, очнулся в больнице, рядом сидела Сильвия, и в голове всплыло воспоминание о неудавшейся попытке. Неудача означала продолжение его жизненной истории с котомкой ошибок, оттягивающей плечи. Такая перспектива угнетала, но не было сил ей противостоять.
После недельного обследования его перевели в психиатрический стационар, расположенный в старой части Чикаго. Оттуда озеро не просматривалось, но Уильям его чувствовал, невзирая на расстояние в три квартала. Уплывая в прерывистый сон, он ощущал себя насквозь мокрым и не способным удержаться на глубине.
Первое время в новой больнице он, просыпаясь, всякий раз видел рядом Сильвию или Кента, но что-нибудь сказать им не было сил. Кент говорил, что здесь прекрасные врачи и Уильям непременно поправится, потом сообщил о своем отъезде, но обещал скоро вернуться. Сильвия почти всегда молчала, просто сидела на стуле и читала книгу.
Когда Уильям чуть окреп, ее присутствие стало его беспокоить. Наверное, только ее и Кента не ошеломила его попытка. Сильвия прочла примечания в рукописи, а в тот вечер на скамейке разглядела его душевную оголенность. Жена тоже ознакомилась с его работой, но его мысли вызвали у нее лишь смятение. Для нее они были знаком, что она выбрала себе не того мужа — человека, с которым что-то неладно.
Уильям ловил себя на том, что рад видеть Сильвию, хотя, казалось бы, семье Падавано надлежало оборвать любые отношения с ним. Всякий раз, как она входила в палату, Уильям испуганно смотрел на дверь, ожидая, что следом появится Джулия. Возможность этого давила тяжким грузом, и он старался побольше пребывать в забытьи.
— Сон — великий целитель, — сказала доктор Дембия, лечащий врач. — Вы перетрудились, Уильям. Дайте себе передышку.
Однажды, когда он вышел из тревожной дремы, Сильвия сказала:
— Можно задать вопрос?
Уильям уловил отчаяние в ее тоне и, откашлявшись, выдавил «да». Он смирился — потому что, каким бы ни был вопрос, он должен будет ответить. Подобно хрупкому фарфору, не способному выдержать никакой груз, он тоже больше не мог выносить тяжести лжи.
— Ты хочешь увидеть Джулию? Мы не знаем, как нам поступить.
Вопрос будто вытянул весь воздух из его груди, но Уильям знал ответ. Он написал его, перед тем как покинуть квартиру. Видимо, сейчас возникла необходимость в пояснительном постскриптуме.
— Нет. — Голос его прервался. — Джулия и Алиса должны держаться от меня подальше. Всегда.
Он не смотрел на Сильвию и не знал, как она восприняла его слова. Уильям сознавал ужас сказанного, но был искренен как никогда прежде.
— Скажи ей, я отказываюсь от Алисы. — Он повернулся к стене. И лежал, закрыв глаза, пока Сильвия не ушла.
Уильям знал, что после таких жестоких слов, после столь решительного отказа от ее сестры и племянницы Сильвия больше не придет. Ночь тянулась бесконечно. Уильям вспоминал озеро. Он пытался осознать, что же осталось от его жизни. Кент и товарищи по команде, лекарства, прописанные доктором Дембия. Вот и все, но хоть что-то. Прежняя жизнь покоилась на дне озера. А сейчас он отшвырнул ее последний осколок, Сильвию, и потеря эта была мучительна.
Почти всю ночь он бродил по городу, потом вернулся к озеру. Еще не рассвело. Когда он входил в воду, вокруг царила тишина, даже воздух был недвижим. Не пели птицы, не шумели машины, не слышались голоса. Казалось, жизнь взяла паузу. Идти пришлось долго, прежде чем вода накрыла его с головой. Он не сообразил набить карманы камнями, ибо давно перестал думать. В нем жило только стремление к тьме и покою под водой. Он попытался лечь на дно, но его крупное тело всплывало. Несмотря на все усилия, он, плавучий, не хуже всякой лодки, оставался на поверхности и лежал на спине, раскинув ноги и глядя на бледное солнце. Вскоре он уже был не человеком с именем и биографией, а пробковым поплавком, и чувствовал лишь приятное онемение рук, солнечное тепло на лице и воду, заливавшуюся в уши и глаза. Он уснул либо отключился и пришел в себя от громких криков и ощущения, что его куда-то тянут. Выбора не было, он прислушался и узнал голос Кента, окликавшего его по имени. Когда он, уже сухой, очнулся в больнице, рядом сидела Сильвия, и в голове всплыло воспоминание о неудавшейся попытке. Неудача означала продолжение его жизненной истории с котомкой ошибок, оттягивающей плечи. Такая перспектива угнетала, но не было сил ей противостоять.
После недельного обследования его перевели в психиатрический стационар, расположенный в старой части Чикаго. Оттуда озеро не просматривалось, но Уильям его чувствовал, невзирая на расстояние в три квартала. Уплывая в прерывистый сон, он ощущал себя насквозь мокрым и не способным удержаться на глубине.
Первое время в новой больнице он, просыпаясь, всякий раз видел рядом Сильвию или Кента, но что-нибудь сказать им не было сил. Кент говорил, что здесь прекрасные врачи и Уильям непременно поправится, потом сообщил о своем отъезде, но обещал скоро вернуться. Сильвия почти всегда молчала, просто сидела на стуле и читала книгу.
Когда Уильям чуть окреп, ее присутствие стало его беспокоить. Наверное, только ее и Кента не ошеломила его попытка. Сильвия прочла примечания в рукописи, а в тот вечер на скамейке разглядела его душевную оголенность. Жена тоже ознакомилась с его работой, но его мысли вызвали у нее лишь смятение. Для нее они были знаком, что она выбрала себе не того мужа — человека, с которым что-то неладно.
Уильям ловил себя на том, что рад видеть Сильвию, хотя, казалось бы, семье Падавано надлежало оборвать любые отношения с ним. Всякий раз, как она входила в палату, Уильям испуганно смотрел на дверь, ожидая, что следом появится Джулия. Возможность этого давила тяжким грузом, и он старался побольше пребывать в забытьи.
— Сон — великий целитель, — сказала доктор Дембия, лечащий врач. — Вы перетрудились, Уильям. Дайте себе передышку.
Однажды, когда он вышел из тревожной дремы, Сильвия сказала:
— Можно задать вопрос?
Уильям уловил отчаяние в ее тоне и, откашлявшись, выдавил «да». Он смирился — потому что, каким бы ни был вопрос, он должен будет ответить. Подобно хрупкому фарфору, не способному выдержать никакой груз, он тоже больше не мог выносить тяжести лжи.
— Ты хочешь увидеть Джулию? Мы не знаем, как нам поступить.
Вопрос будто вытянул весь воздух из его груди, но Уильям знал ответ. Он написал его, перед тем как покинуть квартиру. Видимо, сейчас возникла необходимость в пояснительном постскриптуме.
— Нет. — Голос его прервался. — Джулия и Алиса должны держаться от меня подальше. Всегда.
Он не смотрел на Сильвию и не знал, как она восприняла его слова. Уильям сознавал ужас сказанного, но был искренен как никогда прежде.
— Скажи ей, я отказываюсь от Алисы. — Он повернулся к стене. И лежал, закрыв глаза, пока Сильвия не ушла.
Уильям знал, что после таких жестоких слов, после столь решительного отказа от ее сестры и племянницы Сильвия больше не придет. Ночь тянулась бесконечно. Уильям вспоминал озеро. Он пытался осознать, что же осталось от его жизни. Кент и товарищи по команде, лекарства, прописанные доктором Дембия. Вот и все, но хоть что-то. Прежняя жизнь покоилась на дне озера. А сейчас он отшвырнул ее последний осколок, Сильвию, и потеря эта была мучительна.
Right now the digital security needs of Russians and Ukrainians are very different, and they lead to very different caveats about how to mitigate the risks associated with using Telegram. For Ukrainians in Ukraine, whose physical safety is at risk because they are in a war zone, digital security is probably not their highest priority. They may value access to news and communication with their loved ones over making sure that all of their communications are encrypted in such a manner that they are indecipherable to Telegram, its employees, or governments with court orders. DFR Lab sent the image through Microsoft Azure's Face Verification program and found that it was "highly unlikely" that the person in the second photo was the same as the first woman. The fact-checker Logically AI also found the claim to be false. The woman, Olena Kurilo, was also captured in a video after the airstrike and shown to have the injuries. In the United States, Telegram's lower public profile has helped it mostly avoid high level scrutiny from Congress, but it has not gone unnoticed. It is unclear who runs the account, although Russia's official Ministry of Foreign Affairs Twitter account promoted the Telegram channel on Saturday and claimed it was operated by "a group of experts & journalists." But Telegram says people want to keep their chat history when they get a new phone, and they like having a data backup that will sync their chats across multiple devices. And that is why they let people choose whether they want their messages to be encrypted or not. When not turned on, though, chats are stored on Telegram's services, which are scattered throughout the world. But it has "disclosed 0 bytes of user data to third parties, including governments," Telegram states on its website.
from ru
