Очевидно, прошла неделя была наполнена думами об абсолютной жестокости по отношению к человеческой индивидуальности и базовым правам, именуемой "законом против чайлдфри". Как женщина я, казалось бы, в безопасности — двое детей у меня уже есть (на самом деле никто не в безопасности, происходящее показывает как быстро расширяется круг пораженных в правах граждан и если завтра придут за людьми с зелеными глазами мы не то чтобы удивимся). Но как писательница я, мягко говоря, встревожена.
Впервые редактировать тексты так, чтобы они не формировали "негативный образ материнства" мне начали в прошлом году — в публицистике. Тогда я посчитала это хорошей тренировкой: нельзя вот просто сказать, что тебе плохо в роли матери, нужно найти причину этого состояния, разобрать его предпосылки и, может, даже поискать решение проблемы. Такая работа над конкретными тезисами о трудностях материнства помогала мне лично, как реальной матери, а еще оказалась относительно безопасной стратегией критики существующего политического строя.
Институциональная критика эффективна вне политических идеологий. Не важно, социалистка вы, либералка или ярая государственница. Критиковать конкретные структуры, их устройство и неэффективность вы можете вполне законно. Конечно, без перехода на личности с понятной долей обобщений.
Я увидела в этом подходе место объединения, что невероятно ценно для повсеместной разобщенности. А теперь, получается, не говорить прямо кто и в чем виноват, "ругать бояр" — лоялистский скил.
Мне больно, ужасно, неприятно — ни одно слово не подходит в полной мере, чтобы описать как противно изгибаться, изменяться и подстраиваться. Но я знаю как важно продолжать делать то, что любишь; делать то, что помогает другим людям чуточку больше разобраться в себе и в жизни, может даже полюбить эту жизнь. Я знаю как важно сохранять связи, укреплять их и быть рядом друг с другом сейчас. Я живу в России и я не собираюсь уезжать отсюда по доброй воле из принципа, я соблюдаю законы и не буду намеренно нарушать их — моим детям нужна мать в доме, а не в тюрьме.
Я пишу то, что нельзя издавать или публиковать сейчас — и не публикую — но пишу каждый день. А если из какого-то замысла можно сделать хороший текст в рамках существующей квазинормы, провести классное мероприятие, благотворительный проект — я буду продолжать это делать. Да, в России. Да, соблюдая правила, что есть здесь и сейчас. Сама про себя я всё знаю, с моим выбором только мне жить.
Я пишу это чтобы виртуально обняться со всеми, кто тоже говорит не всё, что думает. Кто продолжает делать то, что ощущает правильным. Кто сомневается каждый день. Сомневается, но всё равно живёт именно так день за днём.
Очевидно, прошла неделя была наполнена думами об абсолютной жестокости по отношению к человеческой индивидуальности и базовым правам, именуемой "законом против чайлдфри". Как женщина я, казалось бы, в безопасности — двое детей у меня уже есть (на самом деле никто не в безопасности, происходящее показывает как быстро расширяется круг пораженных в правах граждан и если завтра придут за людьми с зелеными глазами мы не то чтобы удивимся). Но как писательница я, мягко говоря, встревожена.
Впервые редактировать тексты так, чтобы они не формировали "негативный образ материнства" мне начали в прошлом году — в публицистике. Тогда я посчитала это хорошей тренировкой: нельзя вот просто сказать, что тебе плохо в роли матери, нужно найти причину этого состояния, разобрать его предпосылки и, может, даже поискать решение проблемы. Такая работа над конкретными тезисами о трудностях материнства помогала мне лично, как реальной матери, а еще оказалась относительно безопасной стратегией критики существующего политического строя.
Институциональная критика эффективна вне политических идеологий. Не важно, социалистка вы, либералка или ярая государственница. Критиковать конкретные структуры, их устройство и неэффективность вы можете вполне законно. Конечно, без перехода на личности с понятной долей обобщений.
Я увидела в этом подходе место объединения, что невероятно ценно для повсеместной разобщенности. А теперь, получается, не говорить прямо кто и в чем виноват, "ругать бояр" — лоялистский скил.
Мне больно, ужасно, неприятно — ни одно слово не подходит в полной мере, чтобы описать как противно изгибаться, изменяться и подстраиваться. Но я знаю как важно продолжать делать то, что любишь; делать то, что помогает другим людям чуточку больше разобраться в себе и в жизни, может даже полюбить эту жизнь. Я знаю как важно сохранять связи, укреплять их и быть рядом друг с другом сейчас. Я живу в России и я не собираюсь уезжать отсюда по доброй воле из принципа, я соблюдаю законы и не буду намеренно нарушать их — моим детям нужна мать в доме, а не в тюрьме.
Я пишу то, что нельзя издавать или публиковать сейчас — и не публикую — но пишу каждый день. А если из какого-то замысла можно сделать хороший текст в рамках существующей квазинормы, провести классное мероприятие, благотворительный проект — я буду продолжать это делать. Да, в России. Да, соблюдая правила, что есть здесь и сейчас. Сама про себя я всё знаю, с моим выбором только мне жить.
Я пишу это чтобы виртуально обняться со всеми, кто тоже говорит не всё, что думает. Кто продолжает делать то, что ощущает правильным. Кто сомневается каждый день. Сомневается, но всё равно живёт именно так день за днём.
Ну, вы знаете. Весна обязательно наступит.
BY Я мать, я так чувствую
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Anastasia Vlasova/Getty Images Russians and Ukrainians are both prolific users of Telegram. They rely on the app for channels that act as newsfeeds, group chats (both public and private), and one-to-one communication. Since the Russian invasion of Ukraine, Telegram has remained an important lifeline for both Russians and Ukrainians, as a way of staying aware of the latest news and keeping in touch with loved ones. On Telegram’s website, it says that Pavel Durov “supports Telegram financially and ideologically while Nikolai (Duvov)’s input is technological.” Currently, the Telegram team is based in Dubai, having moved around from Berlin, London and Singapore after departing Russia. Meanwhile, the company which owns Telegram is registered in the British Virgin Islands. Given the pro-privacy stance of the platform, it’s taken as a given that it’ll be used for a number of reasons, not all of them good. And Telegram has been attached to a fair few scandals related to terrorism, sexual exploitation and crime. Back in 2015, Vox described Telegram as “ISIS’ app of choice,” saying that the platform’s real use is the ability to use channels to distribute material to large groups at once. Telegram has acted to remove public channels affiliated with terrorism, but Pavel Durov reiterated that he had no business snooping on private conversations. "There is a significant risk of insider threat or hacking of Telegram systems that could expose all of these chats to the Russian government," said Eva Galperin with the Electronic Frontier Foundation, which has called for Telegram to improve its privacy practices.
from ru
