Сегодня день прощания с любимым мной и многими Алексеем Навальным.
Все эти дни, наблюдая за тем, как власти препятствуют прощанию с ним и как его близкие самоотверженно борются за то, чтобы оно состоялось, я думала о том, чем сегодня хочу поделиться.
Когда я впервые столкнулась с практикой прощания в маленькой деревушке в горах Эквадора, меня очень тронуло, насколько она наполнена уважением к человеческому достоинству.
Через несколько часов после смерти человека, еще задолго до отпевания и похорон, начинается процесс совместного прощания и поминовения, «velatorio». Раньше все приглашались прямо домой, где ставился украшенный цветами гроб с усопшим, с которым мог проститься каждый пришедший под непрерывные молитвы и пение, которое длилось три дня. Сегодня для этого арендуются специальные помещения и velatorio сократился до одних суток. Однако в связи с тем, что у многих эквадорцев родственники заграницей из-за трудовой миграции, и сегодня velatorio может длиться дольше, чтобы все могли успеть приехать проститься.
Всем приходящим родственники предлагают кофе. Над гробом читаются молитвы розария и псалмы. В помещении много стульев, это не мимолетный, а долгий и размеренный процесс. Люди подолгу сидят, пьют кофе и курят, вспоминают ушедшего человека, истории, связанные с ним. Это еще и место встречи с теми, кого давно не видел из-за расстояния и жизненных обстоятельств, поэтому общения действительно много.
Раньше, как и у нас на Руси, были принято звать на похороны «плакальщиц», и сегодня эта традиция не ушла, просто немного осовременилась. На velatorio приглашают музыкантов с синтезатором, которые исполняют грустные, трогающие, пусть и современные попсовые песни. Сначала это кажется неуместным, но вот заплакал один, другой, и потихоньку, глядишь, а плачут уже все.
О том, что человек умер, пишут в местных газетах и через колонку объявляют из церкви. Прийти хотя бы ненадолго – это долг даже не перед конкретным человеком, а перед самой человечностью. Приходят в том числе и с друзьями, ведь это что-то о нашей общей уязвимости и смертности, не личное дело каждого. В испанском используют для этого слово «сопроводить» (“acompañar”), сопроводить человека в его переходе в другой мир, сопроводить его близких в их утрате. Кстати, одна из распространённых фраз выражения соболезнований звучит так: «Я сопровождаю тебя в твоей боли» (“Te acompaño en tu dolor”), это потрясающие слова.
Только после вот такого основательного, прочувствованного и отплаканного прощания, начинается процесс похорон. И начинается он с шествия за гробом сначала до церкви, а потом до самого кладбища. Идут все, вся деревня, все, кто знал, кто помнит и те, кто не знал, но пришел, чтобы «сопроводить». И я шла, была вот таким попавшим случайно человеком. Все просто шли, не пели и не плакали, кто-то даже весело болтал, но важно было – идти.
В повести «Палая листва» Габриэля Гарсиа Маркеса очень ярко передана значимость латиноамериканского похоронного шествия. Вся суть ненависти деревни к одному из героев передана одним – не вышел никто. Не просто не вышел, но и жаждал отмщения - наблюдать в окно за гробом, который несли «индейцы», и за которым - пустота.
Это не просто ритуал, это своеобразный итог. Как бы мы ни жили, и сколькими бы ресурсами и властью ни располагали, для нас настанет этот час – абсолютной уязвимости перед волей других, которые решат, отправимся ли мы в последний путь в одиночестве или нет.
А вот вам воспоминание эквадорца: «Когда в детстве с детской площадки я видел похоронную процессию, в которой было много людей, я понимал, что это человек был любим».
Сегодня выстроилась двухкилометровая очередь для того, чтобы проститься с Алексеем Навальным. Тысячи людей пришли несмотря ни на что. Я знаю, что певчие разных церковных хоров просились петь сегодня в церкви, но их не пустили, и они пели панихиду прямо в очереди. По всему миру сейчас зажигают свечи и читают молитвы, и мы дома тоже совершили заупокойную литию и пили чай, вспоминая Алексея. Наш маленький velatorio. Мы провожаем тебя, дорогой друг, ты ушел не один.
Сегодня день прощания с любимым мной и многими Алексеем Навальным.
Все эти дни, наблюдая за тем, как власти препятствуют прощанию с ним и как его близкие самоотверженно борются за то, чтобы оно состоялось, я думала о том, чем сегодня хочу поделиться.
Когда я впервые столкнулась с практикой прощания в маленькой деревушке в горах Эквадора, меня очень тронуло, насколько она наполнена уважением к человеческому достоинству.
Через несколько часов после смерти человека, еще задолго до отпевания и похорон, начинается процесс совместного прощания и поминовения, «velatorio». Раньше все приглашались прямо домой, где ставился украшенный цветами гроб с усопшим, с которым мог проститься каждый пришедший под непрерывные молитвы и пение, которое длилось три дня. Сегодня для этого арендуются специальные помещения и velatorio сократился до одних суток. Однако в связи с тем, что у многих эквадорцев родственники заграницей из-за трудовой миграции, и сегодня velatorio может длиться дольше, чтобы все могли успеть приехать проститься.
Всем приходящим родственники предлагают кофе. Над гробом читаются молитвы розария и псалмы. В помещении много стульев, это не мимолетный, а долгий и размеренный процесс. Люди подолгу сидят, пьют кофе и курят, вспоминают ушедшего человека, истории, связанные с ним. Это еще и место встречи с теми, кого давно не видел из-за расстояния и жизненных обстоятельств, поэтому общения действительно много.
Раньше, как и у нас на Руси, были принято звать на похороны «плакальщиц», и сегодня эта традиция не ушла, просто немного осовременилась. На velatorio приглашают музыкантов с синтезатором, которые исполняют грустные, трогающие, пусть и современные попсовые песни. Сначала это кажется неуместным, но вот заплакал один, другой, и потихоньку, глядишь, а плачут уже все.
О том, что человек умер, пишут в местных газетах и через колонку объявляют из церкви. Прийти хотя бы ненадолго – это долг даже не перед конкретным человеком, а перед самой человечностью. Приходят в том числе и с друзьями, ведь это что-то о нашей общей уязвимости и смертности, не личное дело каждого. В испанском используют для этого слово «сопроводить» (“acompañar”), сопроводить человека в его переходе в другой мир, сопроводить его близких в их утрате. Кстати, одна из распространённых фраз выражения соболезнований звучит так: «Я сопровождаю тебя в твоей боли» (“Te acompaño en tu dolor”), это потрясающие слова.
Только после вот такого основательного, прочувствованного и отплаканного прощания, начинается процесс похорон. И начинается он с шествия за гробом сначала до церкви, а потом до самого кладбища. Идут все, вся деревня, все, кто знал, кто помнит и те, кто не знал, но пришел, чтобы «сопроводить». И я шла, была вот таким попавшим случайно человеком. Все просто шли, не пели и не плакали, кто-то даже весело болтал, но важно было – идти.
В повести «Палая листва» Габриэля Гарсиа Маркеса очень ярко передана значимость латиноамериканского похоронного шествия. Вся суть ненависти деревни к одному из героев передана одним – не вышел никто. Не просто не вышел, но и жаждал отмщения - наблюдать в окно за гробом, который несли «индейцы», и за которым - пустота.
Это не просто ритуал, это своеобразный итог. Как бы мы ни жили, и сколькими бы ресурсами и властью ни располагали, для нас настанет этот час – абсолютной уязвимости перед волей других, которые решат, отправимся ли мы в последний путь в одиночестве или нет.
А вот вам воспоминание эквадорца: «Когда в детстве с детской площадки я видел похоронную процессию, в которой было много людей, я понимал, что это человек был любим».
Сегодня выстроилась двухкилометровая очередь для того, чтобы проститься с Алексеем Навальным. Тысячи людей пришли несмотря ни на что. Я знаю, что певчие разных церковных хоров просились петь сегодня в церкви, но их не пустили, и они пели панихиду прямо в очереди. По всему миру сейчас зажигают свечи и читают молитвы, и мы дома тоже совершили заупокойную литию и пили чай, вспоминая Алексея. Наш маленький velatorio. Мы провожаем тебя, дорогой друг, ты ушел не один.
BY Латиноамериканская антропология
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
On Telegram’s website, it says that Pavel Durov “supports Telegram financially and ideologically while Nikolai (Duvov)’s input is technological.” Currently, the Telegram team is based in Dubai, having moved around from Berlin, London and Singapore after departing Russia. Meanwhile, the company which owns Telegram is registered in the British Virgin Islands. What distinguishes the app from competitors is its use of what's known as channels: Public or private feeds of photos and videos that can be set up by one person or an organization. The channels have become popular with on-the-ground journalists, aid workers and Ukrainian President Volodymyr Zelenskyy, who broadcasts on a Telegram channel. The channels can be followed by an unlimited number of people. Unlike Facebook, Twitter and other popular social networks, there is no advertising on Telegram and the flow of information is not driven by an algorithm. Andrey, a Russian entrepreneur living in Brazil who, fearing retaliation, asked that NPR not use his last name, said Telegram has become one of the few places Russians can access independent news about the war. These entities are reportedly operating nine Telegram channels with more than five million subscribers to whom they were making recommendations on selected listed scrips. Such recommendations induced the investors to deal in the said scrips, thereby creating artificial volume and price rise. "There is a significant risk of insider threat or hacking of Telegram systems that could expose all of these chats to the Russian government," said Eva Galperin with the Electronic Frontier Foundation, which has called for Telegram to improve its privacy practices.
from ru
