Какой интересный спор передан в эк.коллегию (№ 306-ЭС24-11535)!
В деле будет обсуждаться, отличается ли (и если да, то чем) арест имущества должника от запрета госоргану совершать регистрационные действия с имуществом.
Это важный и сложный вопрос, так как от него зависит, например, квалификация требования кредитора, по которому были приняты такие обеспечительные меры, как обеспеченного залогом (арестный залог, п. 5 ст. 334) или не обеспеченного им.
Я думаю, что ответ должен быть такой.
Арест имущества должника - это ограничение его распорядительной власти над своим имуществом.
Арест имущества ответчика по иску о взыскании долга в чем-то похож на обычный залог, который тоже стесняет распорядительную власть собственника.
Например, собственник может продать заложенную движимость без согласия залогодержателя, продажа не может быть оспорена, но у залогодержателя есть право обратить взыскание на предмет залога, находящийся уже в собственности третьего лица.
С недвижимостью сложнее. Для распоряжения заложенной недвижимостью требуется согласие залогодержателя, без него распорядительное волеизъявление собственника (проще договора, заявление в Росреестр о внесении записи) не имеет юридических последствий.
Если запись о переходе все же будет внесена, то залогодержатель может оспорить распоряжение (конечно, сложный вопрос, что оспаривается - собственно распоряжение или обязательственный договор, здесь не место рассуждать об этом).
Арест же в теории имеет более сильный эффект - он вообще блокирует распорядительную власть собственника. Следовательно, все его распорядительные волеизъявления должны быть ничтожными.
Это следует из положения п. 2 ст. 174.1 ГК. В нем говорится о том, что отчуждение арестованного имущества не препятствует кредитору, добившемуся ареста, реализовывать свои права, обеспеченные арестом.
Однако это положение можно понимать двояко.
С одной стороны, можно считать, что эта норма устанавливает относительную ничтожность распоряжения арестованной вещью (только кредитор может на нее ссылаться, требуя забрать вещь у третьего лица для обращения взыскания, так как эта вещь по-прежнему является собственностью должника).
То есть, сосед лица, купившего арестованный участок, не может ссылаться на дефект приобретения. А кредитор, по чьему требованию был наложен арест, может.
Но с другой стороны, п. 5 ст. 334 ГК ввел правило о том, что к правам кредитора, чьи требования обеспечены арестом, применяются правила о залоге.
А это означает, что кредитор, добившийся ареста движимости, вообще не может заявлять о ничтожности продажи арестованного, он должен требовать обращения взыскания на арестованное имущество, находящееся у третьего лица.
А в случае с недвижимостью он может оспаривать распоряжение (так как это право есть у залогодержателя недвижимости по закону об ипотеке).
Поэтому обеспечительный арест по своему эффекту вряд ли может быть квалифицирован как полное умаление распорядительной власти собственника. Это скорее принудительное установление обеспечения требования истца (взыскателя).
А что такое запрет совершения регистрационных действий?
В отношении недвижимости он, очевидно, всегда включает в себя арест (так как нельзя реализовать распорядительную власть без внесения записи в реестр). Это также касается долей в ООО, бездокументарных ценных бумаг, регистрируемых исключительных прав.
А вот с движимостью сложнее. Распоряжение движимостью осуществляется путем передачи владения (ст. 223 ГК).
То, что ГИБДД не внесет из-за запрета совершения действий запись в реестр транспортных средств никак на праве собственности на автомобиль не скажется. Поэтому в данном случае арест не входит в содержание обеспечительной меры.
В общем, очень интересный и очень сложный вопрос. По которому можно написать роскошный судебный акт, который расставит все точки над и.
Какой интересный спор передан в эк.коллегию (№ 306-ЭС24-11535)!
В деле будет обсуждаться, отличается ли (и если да, то чем) арест имущества должника от запрета госоргану совершать регистрационные действия с имуществом.
Это важный и сложный вопрос, так как от него зависит, например, квалификация требования кредитора, по которому были приняты такие обеспечительные меры, как обеспеченного залогом (арестный залог, п. 5 ст. 334) или не обеспеченного им.
Я думаю, что ответ должен быть такой.
Арест имущества должника - это ограничение его распорядительной власти над своим имуществом.
Арест имущества ответчика по иску о взыскании долга в чем-то похож на обычный залог, который тоже стесняет распорядительную власть собственника.
Например, собственник может продать заложенную движимость без согласия залогодержателя, продажа не может быть оспорена, но у залогодержателя есть право обратить взыскание на предмет залога, находящийся уже в собственности третьего лица.
С недвижимостью сложнее. Для распоряжения заложенной недвижимостью требуется согласие залогодержателя, без него распорядительное волеизъявление собственника (проще договора, заявление в Росреестр о внесении записи) не имеет юридических последствий.
Если запись о переходе все же будет внесена, то залогодержатель может оспорить распоряжение (конечно, сложный вопрос, что оспаривается - собственно распоряжение или обязательственный договор, здесь не место рассуждать об этом).
Арест же в теории имеет более сильный эффект - он вообще блокирует распорядительную власть собственника. Следовательно, все его распорядительные волеизъявления должны быть ничтожными.
Это следует из положения п. 2 ст. 174.1 ГК. В нем говорится о том, что отчуждение арестованного имущества не препятствует кредитору, добившемуся ареста, реализовывать свои права, обеспеченные арестом.
Однако это положение можно понимать двояко.
С одной стороны, можно считать, что эта норма устанавливает относительную ничтожность распоряжения арестованной вещью (только кредитор может на нее ссылаться, требуя забрать вещь у третьего лица для обращения взыскания, так как эта вещь по-прежнему является собственностью должника).
То есть, сосед лица, купившего арестованный участок, не может ссылаться на дефект приобретения. А кредитор, по чьему требованию был наложен арест, может.
Но с другой стороны, п. 5 ст. 334 ГК ввел правило о том, что к правам кредитора, чьи требования обеспечены арестом, применяются правила о залоге.
А это означает, что кредитор, добившийся ареста движимости, вообще не может заявлять о ничтожности продажи арестованного, он должен требовать обращения взыскания на арестованное имущество, находящееся у третьего лица.
А в случае с недвижимостью он может оспаривать распоряжение (так как это право есть у залогодержателя недвижимости по закону об ипотеке).
Поэтому обеспечительный арест по своему эффекту вряд ли может быть квалифицирован как полное умаление распорядительной власти собственника. Это скорее принудительное установление обеспечения требования истца (взыскателя).
А что такое запрет совершения регистрационных действий?
В отношении недвижимости он, очевидно, всегда включает в себя арест (так как нельзя реализовать распорядительную власть без внесения записи в реестр). Это также касается долей в ООО, бездокументарных ценных бумаг, регистрируемых исключительных прав.
А вот с движимостью сложнее. Распоряжение движимостью осуществляется путем передачи владения (ст. 223 ГК).
То, что ГИБДД не внесет из-за запрета совершения действий запись в реестр транспортных средств никак на праве собственности на автомобиль не скажется. Поэтому в данном случае арест не входит в содержание обеспечительной меры.
В общем, очень интересный и очень сложный вопрос. По которому можно написать роскошный судебный акт, который расставит все точки над и.
Посмотрим, что в итоге выйдет.
BY Loader from SVO
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Telegram was co-founded by Pavel and Nikolai Durov, the brothers who had previously created VKontakte. VK is Russia’s equivalent of Facebook, a social network used for public and private messaging, audio and video sharing as well as online gaming. In January, SimpleWeb reported that VK was Russia’s fourth most-visited website, after Yandex, YouTube and Google’s Russian-language homepage. In 2016, Forbes’ Michael Solomon described Pavel Durov (pictured, below) as the “Mark Zuckerberg of Russia.” It is unclear who runs the account, although Russia's official Ministry of Foreign Affairs Twitter account promoted the Telegram channel on Saturday and claimed it was operated by "a group of experts & journalists." Oleksandra Matviichuk, a Kyiv-based lawyer and head of the Center for Civil Liberties, called Durov’s position "very weak," and urged concrete improvements. The regulator said it had received information that messages containing stock tips and other investment advice with respect to selected listed companies are being widely circulated through websites and social media platforms such as Telegram, Facebook, WhatsApp and Instagram. The company maintains that it cannot act against individual or group chats, which are “private amongst their participants,” but it will respond to requests in relation to sticker sets, channels and bots which are publicly available. During the invasion of Ukraine, Pavel Durov has wrestled with this issue a lot more prominently than he has before. Channels like Donbass Insider and Bellum Acta, as reported by Foreign Policy, started pumping out pro-Russian propaganda as the invasion began. So much so that the Ukrainian National Security and Defense Council issued a statement labeling which accounts are Russian-backed. Ukrainian officials, in potential violation of the Geneva Convention, have shared imagery of dead and captured Russian soldiers on the platform.
from ru
