Юлия Ауг по крови эстонка лишь на четверть, ещё, в равных долях, немка, русская и еврейка. Её эстонский дед был большевик, коммуну в Нарве создавал, а когда «не получилось», переехал (бежал) в Питер. То есть, эстонцев с Эстонией, что называется, на одном месте вертел. Жил не тужил в СССР до самого 1937 года.
Внимание вопрос. Как сочетаются рождественская открытка времён контрреволюционной Эстонии с биографией красного дедушки – советского человека, коммуниста и атеиста? Правильно – никак! Плюнула в его память, можно сказать.
Ну и за русских с евреями обидно, понимаешь. Совсем не уважает половину своего обширного тела Юлия! Немцев примечает – Клаттенберг по новому паспорту. Немцы ей в масть, в заукринскую.
Кстати, дочь Полина, из которой усиленно лепят звезду российского кинематографа и рекламы, русская на 75%, эстонский крови в ней лишь 8%. Однако ж, тож патриотка Эстонии (и Украины, конечно), мама не горюй! Мама и не горюет. Радуется.
Морали не будет… Она у персонажек отсутствует. Впрочем, в этом как раз и мораль.
Юлия Ауг по крови эстонка лишь на четверть, ещё, в равных долях, немка, русская и еврейка. Её эстонский дед был большевик, коммуну в Нарве создавал, а когда «не получилось», переехал (бежал) в Питер. То есть, эстонцев с Эстонией, что называется, на одном месте вертел. Жил не тужил в СССР до самого 1937 года.
Внимание вопрос. Как сочетаются рождественская открытка времён контрреволюционной Эстонии с биографией красного дедушки – советского человека, коммуниста и атеиста? Правильно – никак! Плюнула в его память, можно сказать.
Ну и за русских с евреями обидно, понимаешь. Совсем не уважает половину своего обширного тела Юлия! Немцев примечает – Клаттенберг по новому паспорту. Немцы ей в масть, в заукринскую.
Кстати, дочь Полина, из которой усиленно лепят звезду российского кинематографа и рекламы, русская на 75%, эстонский крови в ней лишь 8%. Однако ж, тож патриотка Эстонии (и Украины, конечно), мама не горюй! Мама и не горюет. Радуется.
Морали не будет… Она у персонажек отсутствует. Впрочем, в этом как раз и мораль.
Recently, Durav wrote on his Telegram channel that users' right to privacy, in light of the war in Ukraine, is "sacred, now more than ever." "Your messages about the movement of the enemy through the official chatbot … bring new trophies every day," the government agency tweeted. Right now the digital security needs of Russians and Ukrainians are very different, and they lead to very different caveats about how to mitigate the risks associated with using Telegram. For Ukrainians in Ukraine, whose physical safety is at risk because they are in a war zone, digital security is probably not their highest priority. They may value access to news and communication with their loved ones over making sure that all of their communications are encrypted in such a manner that they are indecipherable to Telegram, its employees, or governments with court orders. "He has to start being more proactive and to find a real solution to this situation, not stay in standby without interfering. It's a very irresponsible position from the owner of Telegram," she said. This ability to mix the public and the private, as well as the ability to use bots to engage with users has proved to be problematic. In early 2021, a database selling phone numbers pulled from Facebook was selling numbers for $20 per lookup. Similarly, security researchers found a network of deepfake bots on the platform that were generating images of people submitted by users to create non-consensual imagery, some of which involved children.
from ru
