- так ты что, отец, снова в Абхазию настроился? - Бровь игумена недоуменно поползла вверх. - Уж и это место тебе не нравится? Отец Кирилл благословил же тебя скит не оставлять! - Слова батюшки я слушаю и исполняю, отец настоятель. Только вот душа, - монах приложил детскую руку к своей груди, - тянет и тянет в Абхазию. - Нечего, нечего, отец Херувим, про старое вспоминать... У тебя здесь народу столько, им и занимайся! Как-никак монастырский скит... - Благословите, отец игумен, и простите меня, грешного... - Духовник неожиданно поднялся с лавки и упал в ноги архимандриту. - Ладно, ладно, вставай! Что с тобой сделаешь? - засмеялся отец Пимен. - Смотри сам, где тебе лучше, я препятствовать не стану...
***
Пожив некоторое время в скиту и видя, что отношения в братстве не улучшились, я в печали собрал рюкзак и ушел на Пшицу, в любимую пещеру святого Иоанна Крестителя, предполагая попробовать там обосноваться. В этих раздумьях я поднялся к своему убежищу. Несмотря на только начавшийся сентябрь, буки уже стояли с желтыми высохшими листьями, скрежеща ими и нагоняя тоску. Когда дул слабый порыв ветра, листья безропотно срывались с ветвей и падали в пропасть, стуча о камни, будто деревянные. Небольшой ручей, протекавший сверху, высох. За водой пришлось лезть почти к альпику и набирать ее во фляжку по каплям. Хотя лиственный полог плюща все также расцвечивал пещерку зеленым полусветом и вокруг царило осеннее безмолвие, молитва долго не открывалась. Перед лицом слабо колыхались зеленые пряди. Уют и спокойствие пещеры принесли в душу покой. Медленно, будто отворилась в нем тяжелая скрипучая дверь, в сердце вновь заговорил тихий голос молитвы, наполняя меня жизнью и возобновляя запас терпения бесконечных ее скорбей. Так хорошо и покойно мне давно уже не было. Сердце как будто полностью ожило и с благоговейным умилением выговаривало слова молитвы, молитвы покаянной, очищающей и утешающей его истерзанную плоть. Ощущение того, что я близок к завершению какого-то очередного этапа в моей жизни, не оставляло меня. И лишь покой горной ночи все так же умиротворял сердце и душу, обращая их целиком в молитву и любовь ко всем близким и далеким людям, с великим состраданием и печалью к их нескончаемым терзаниям. Несравнимая ни с чем простота и чистота уединенной жизни убирала из нее все противоречия и метания, покрывая все смиренной и кроткой благодатью.
******
Не мы, заблудшие, служим Тебе и верным Твоим, Боже, но Ты Сам служишь через нас, всегда приписывая нам Свои благие дела! Разве хотя одно малейшее добро смог бы я совершить без благодати Твоей? Если бы мог, тогда я сам бы стал вместо Тебя Владыкой, что само по себе немыслимо и зовется "самообожением", мерзостью запустения ума человеческого. Сколько бы ни был я внимателен и осторожен, но первый же мой шаг погубил мы меня, если бы Ты не направлял ноги мои, не давал свет очам моим и дыхание сердцу моему. Ни хлеб, ни вода не дают мне силы, а Ты, Сильный и Крепкий Боже, влагаешь в меня, немощного, благодать и силу Твою. Многое обещали мне родители мои, друзья, политики, ученые и правители земли сей, но где же они ныне? Все оставили меня и ветер носит по земле жалкий их прах. Без Тебя, Господи, я ничто, ибо вышел из небытия, а с Тобою - дух многоочитый с множеством крыльев священного созерцания, коими Ты поднимаешь меня в Свои Триединые Небеса.
Монах Симеон Афонский. "Птицы Небесные", Том II. На фото: архимандрит Кирилл (Павлов) и иеросхимонах Рафаил (Берестов).
- так ты что, отец, снова в Абхазию настроился? - Бровь игумена недоуменно поползла вверх. - Уж и это место тебе не нравится? Отец Кирилл благословил же тебя скит не оставлять! - Слова батюшки я слушаю и исполняю, отец настоятель. Только вот душа, - монах приложил детскую руку к своей груди, - тянет и тянет в Абхазию. - Нечего, нечего, отец Херувим, про старое вспоминать... У тебя здесь народу столько, им и занимайся! Как-никак монастырский скит... - Благословите, отец игумен, и простите меня, грешного... - Духовник неожиданно поднялся с лавки и упал в ноги архимандриту. - Ладно, ладно, вставай! Что с тобой сделаешь? - засмеялся отец Пимен. - Смотри сам, где тебе лучше, я препятствовать не стану...
***
Пожив некоторое время в скиту и видя, что отношения в братстве не улучшились, я в печали собрал рюкзак и ушел на Пшицу, в любимую пещеру святого Иоанна Крестителя, предполагая попробовать там обосноваться. В этих раздумьях я поднялся к своему убежищу. Несмотря на только начавшийся сентябрь, буки уже стояли с желтыми высохшими листьями, скрежеща ими и нагоняя тоску. Когда дул слабый порыв ветра, листья безропотно срывались с ветвей и падали в пропасть, стуча о камни, будто деревянные. Небольшой ручей, протекавший сверху, высох. За водой пришлось лезть почти к альпику и набирать ее во фляжку по каплям. Хотя лиственный полог плюща все также расцвечивал пещерку зеленым полусветом и вокруг царило осеннее безмолвие, молитва долго не открывалась. Перед лицом слабо колыхались зеленые пряди. Уют и спокойствие пещеры принесли в душу покой. Медленно, будто отворилась в нем тяжелая скрипучая дверь, в сердце вновь заговорил тихий голос молитвы, наполняя меня жизнью и возобновляя запас терпения бесконечных ее скорбей. Так хорошо и покойно мне давно уже не было. Сердце как будто полностью ожило и с благоговейным умилением выговаривало слова молитвы, молитвы покаянной, очищающей и утешающей его истерзанную плоть. Ощущение того, что я близок к завершению какого-то очередного этапа в моей жизни, не оставляло меня. И лишь покой горной ночи все так же умиротворял сердце и душу, обращая их целиком в молитву и любовь ко всем близким и далеким людям, с великим состраданием и печалью к их нескончаемым терзаниям. Несравнимая ни с чем простота и чистота уединенной жизни убирала из нее все противоречия и метания, покрывая все смиренной и кроткой благодатью.
******
Не мы, заблудшие, служим Тебе и верным Твоим, Боже, но Ты Сам служишь через нас, всегда приписывая нам Свои благие дела! Разве хотя одно малейшее добро смог бы я совершить без благодати Твоей? Если бы мог, тогда я сам бы стал вместо Тебя Владыкой, что само по себе немыслимо и зовется "самообожением", мерзостью запустения ума человеческого. Сколько бы ни был я внимателен и осторожен, но первый же мой шаг погубил мы меня, если бы Ты не направлял ноги мои, не давал свет очам моим и дыхание сердцу моему. Ни хлеб, ни вода не дают мне силы, а Ты, Сильный и Крепкий Боже, влагаешь в меня, немощного, благодать и силу Твою. Многое обещали мне родители мои, друзья, политики, ученые и правители земли сей, но где же они ныне? Все оставили меня и ветер носит по земле жалкий их прах. Без Тебя, Господи, я ничто, ибо вышел из небытия, а с Тобою - дух многоочитый с множеством крыльев священного созерцания, коими Ты поднимаешь меня в Свои Триединые Небеса.
Монах Симеон Афонский. "Птицы Небесные", Том II. На фото: архимандрит Кирилл (Павлов) и иеросхимонах Рафаил (Берестов).
BY Молитвами святых отец наших
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Groups are also not fully encrypted, end-to-end. This includes private groups. Private groups cannot be seen by other Telegram users, but Telegram itself can see the groups and all of the communications that you have in them. All of the same risks and warnings about channels can be applied to groups. The Russian invasion of Ukraine has been a driving force in markets for the past few weeks. READ MORE At its heart, Telegram is little more than a messaging app like WhatsApp or Signal. But it also offers open channels that enable a single user, or a group of users, to communicate with large numbers in a method similar to a Twitter account. This has proven to be both a blessing and a curse for Telegram and its users, since these channels can be used for both good and ill. Right now, as Wired reports, the app is a key way for Ukrainians to receive updates from the government during the invasion. Telegram was founded in 2013 by two Russian brothers, Nikolai and Pavel Durov.
from ru
