«Что ж, если бы мне, Федору Михайловичу, довелось увидеть интерпретацию своего 'Преступления и наказания' в декорациях Петербурга 2024 года (о, «Кинопоиск», ты режешь без ножа), боюсь, я бы почувствовал более глубокую тоску, чем ту, что испытывал, скитаясь по набережным и слушая стоны человеческой души. Город мой, когда-то обветшалый и пыльный, в новой версии стал полем битвы не за спасение души, а за микрокредиты и клубное похмелье.
Старуха-процентщица, некогда символ алчности и несправедливости, теперь с кислой усмешкой раздает микрозаймы из своей закутанной в неон и пластик лавки. Ее злобный взор остался прежним, но в руках — не медные гроши, а смартфон с перечнем долгов.
А Раскольников... Ах, Родион, ты, горемычный мученик, бродящий по ночным клубам с бокалом дешевого виски, в поисках не ответа, а очередной дозы забвения. Он все еще произносит те же слова, написанные мною, но звучат они теперь как нечто чуждое, натянутое, как старый костюм, надетый на футуристического манекена. Нет, хорош Янковский. Но играть бы ему и дальше свое, родное, современное. А мою классику, Ваня, ты не тронь.
Диалоги, когда-то врезавшиеся в душу, теперь звучат словно цитаты из школьного учебника, произносимые под оглушительные ритмы клубной музыки и сверкающие огни лазеров. Слова о боге, свободе и совести теряются среди запахов дыма и смеха танцующих. Порой кажется, что даже сам Петербург, этот новый, перенасыщенный глянцем и светом, смотрит на происходящее с равнодушием и усталостью, как на очередной спектакль, не имеющий ничего общего с правдой.
И хотя сатира и гипербола здесь могли бы найти свое место, вульгарщина и бессмысленный блеск не передают той глубины, что была в глазах моего Родиона, стоявшего в одиночестве среди серых стен. Да, страдание души не изменилось, но новый Петербург искажает его до неузнаваемости. Мой роман, казалось бы, выжил из ума, танцуя на руинах морали, но вместо искупления — только музыка, что гремит в пустоте».
С днем рождения, Федор Михайлович. Хемингуэй позвонит и вам. Или иеперь — после такой премьеры — по вам.
Тут уж как драматургия развернет сюжет. Кто знает.
«Что ж, если бы мне, Федору Михайловичу, довелось увидеть интерпретацию своего 'Преступления и наказания' в декорациях Петербурга 2024 года (о, «Кинопоиск», ты режешь без ножа), боюсь, я бы почувствовал более глубокую тоску, чем ту, что испытывал, скитаясь по набережным и слушая стоны человеческой души. Город мой, когда-то обветшалый и пыльный, в новой версии стал полем битвы не за спасение души, а за микрокредиты и клубное похмелье.
Старуха-процентщица, некогда символ алчности и несправедливости, теперь с кислой усмешкой раздает микрозаймы из своей закутанной в неон и пластик лавки. Ее злобный взор остался прежним, но в руках — не медные гроши, а смартфон с перечнем долгов.
А Раскольников... Ах, Родион, ты, горемычный мученик, бродящий по ночным клубам с бокалом дешевого виски, в поисках не ответа, а очередной дозы забвения. Он все еще произносит те же слова, написанные мною, но звучат они теперь как нечто чуждое, натянутое, как старый костюм, надетый на футуристического манекена. Нет, хорош Янковский. Но играть бы ему и дальше свое, родное, современное. А мою классику, Ваня, ты не тронь.
Диалоги, когда-то врезавшиеся в душу, теперь звучат словно цитаты из школьного учебника, произносимые под оглушительные ритмы клубной музыки и сверкающие огни лазеров. Слова о боге, свободе и совести теряются среди запахов дыма и смеха танцующих. Порой кажется, что даже сам Петербург, этот новый, перенасыщенный глянцем и светом, смотрит на происходящее с равнодушием и усталостью, как на очередной спектакль, не имеющий ничего общего с правдой.
И хотя сатира и гипербола здесь могли бы найти свое место, вульгарщина и бессмысленный блеск не передают той глубины, что была в глазах моего Родиона, стоявшего в одиночестве среди серых стен. Да, страдание души не изменилось, но новый Петербург искажает его до неузнаваемости. Мой роман, казалось бы, выжил из ума, танцуя на руинах морали, но вместо искупления — только музыка, что гремит в пустоте».
С днем рождения, Федор Михайлович. Хемингуэй позвонит и вам. Или иеперь — после такой премьеры — по вам.
Тут уж как драматургия развернет сюжет. Кто знает.
BY Хемингуэй позвонит
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Perpetrators of these scams will create a public group on Telegram to promote these investment packages that are usually accompanied by fake testimonies and sometimes advertised as being Shariah-compliant. Interested investors will be asked to directly message the representatives to begin investing in the various investment packages offered. I want a secure messaging app, should I use Telegram? Crude oil prices edged higher after tumbling on Thursday, when U.S. West Texas intermediate slid back below $110 per barrel after topping as much as $130 a barrel in recent sessions. Still, gas prices at the pump rose to fresh highs. Andrey, a Russian entrepreneur living in Brazil who, fearing retaliation, asked that NPR not use his last name, said Telegram has become one of the few places Russians can access independent news about the war. Telegram does offer end-to-end encrypted communications through Secret Chats, but this is not the default setting. Standard conversations use the MTProto method, enabling server-client encryption but with them stored on the server for ease-of-access. This makes using Telegram across multiple devices simple, but also means that the regular Telegram chats you’re having with folks are not as secure as you may believe.
from ru
