Жалобу на самолёт SSJ-100, загоревшийся в Анталье, писали в Росавиацию и Азимут ещё в конце февраля этого года. По данным SHOT, тогда после взлёта на борту начался сильный гул, пассажиры летели в шуме и сильном страхе.
В беседе с SHOT Вячеслав рассказал, что он летел рейсом Анталья – Минеральные Воды. Спустя 5–7 минут после взлёта, в салоне появился сильный гул. Бортпроводники пытались успокоить: мол, это нормальная работа одного из двигателей при наборе высоты. Однако шум не прекращался весь полёт. Перепуганные пассажиры жаловались на головную боль.
Вячеслав, по его словам, написал обращение в Росавиацию. В ответе ему заявили, что «после завершения рейса от экипажа воздушного судна замечаний по работе двигателей, наличию постороннего шума не было. При выполнении планового технического обслуживания неисправности, в том числе влияющие на возникновение постороннего шума, не выявлены». Обращение в авиакомпанию, по словам Вячеслава, также не прояснило ситуацию.
Жалобу на самолёт SSJ-100, загоревшийся в Анталье, писали в Росавиацию и Азимут ещё в конце февраля этого года. По данным SHOT, тогда после взлёта на борту начался сильный гул, пассажиры летели в шуме и сильном страхе.
В беседе с SHOT Вячеслав рассказал, что он летел рейсом Анталья – Минеральные Воды. Спустя 5–7 минут после взлёта, в салоне появился сильный гул. Бортпроводники пытались успокоить: мол, это нормальная работа одного из двигателей при наборе высоты. Однако шум не прекращался весь полёт. Перепуганные пассажиры жаловались на головную боль.
Вячеслав, по его словам, написал обращение в Росавиацию. В ответе ему заявили, что «после завершения рейса от экипажа воздушного судна замечаний по работе двигателей, наличию постороннего шума не было. При выполнении планового технического обслуживания неисправности, в том числе влияющие на возникновение постороннего шума, не выявлены». Обращение в авиакомпанию, по словам Вячеслава, также не прояснило ситуацию.
Oleksandra Matviichuk, a Kyiv-based lawyer and head of the Center for Civil Liberties, called Durov’s position "very weak," and urged concrete improvements. Telegram has gained a reputation as the “secure” communications app in the post-Soviet states, but whenever you make choices about your digital security, it’s important to start by asking yourself, “What exactly am I securing? And who am I securing it from?” These questions should inform your decisions about whether you are using the right tool or platform for your digital security needs. Telegram is certainly not the most secure messaging app on the market right now. Its security model requires users to place a great deal of trust in Telegram’s ability to protect user data. For some users, this may be good enough for now. For others, it may be wiser to move to a different platform for certain kinds of high-risk communications. These entities are reportedly operating nine Telegram channels with more than five million subscribers to whom they were making recommendations on selected listed scrips. Such recommendations induced the investors to deal in the said scrips, thereby creating artificial volume and price rise. On February 27th, Durov posted that Channels were becoming a source of unverified information and that the company lacks the ability to check on their veracity. He urged users to be mistrustful of the things shared on Channels, and initially threatened to block the feature in the countries involved for the length of the war, saying that he didn’t want Telegram to be used to aggravate conflict or incite ethnic hatred. He did, however, walk back this plan when it became clear that they had also become a vital communications tool for Ukrainian officials and citizens to help coordinate their resistance and evacuations. It is unclear who runs the account, although Russia's official Ministry of Foreign Affairs Twitter account promoted the Telegram channel on Saturday and claimed it was operated by "a group of experts & journalists."
from ru
