Завтра великий праздник – Всемирный день философии. Неоднозначное событие и не потому, что ЮНЕСКО его организовала и там западная повестка понимание философии. А потому, что не понятно, что такое философия вообще, и философия в обществе. На нее как будто обращают внимание, знают, что есть философия, чтут ее, даже в календаре отметили дату. Но дальше этого не идет. Очередная куча всяких конференции и круглых столов. Это преимущественно на Западе.

В российских вузах, там, где есть философские факультеты, это вообще какая-то почти увеселительная тусовка, наподобие дня влюбленных или Хэллоуина. Лишний повод для студентов собраться неформально. Деканы, могильщики философии и их пособники преподаватели глуповато и стыдливо улыбаются, понимая абсурд этого фарса, но принимают участие. В результате 99 процентов выпускников устраиваются не по специальности. Политтехнологи, различные психологи, консультанты, бизнесмены и проч., многие имеют диплом философа.

А куда может устроиться человек с дипломом философа? Если продолжать более-менее философскую линию, то это вузовская карьера: защита, одна-вторая, преподавание, научное руководство, исследования. И все. Социальной ниши для философа нет. К тому же, в постсоветскую эпоху философские факультеты как правило рассадники западных ценностей. И правильнее этот день было бы назвать днем изгнания философии, ее подменой чем-то иным, совершенно нефилософским.

В обществе действительно нет места философу, даже на уровне профессиональных ниш, таких как психолог, юрист, социолог, даже священник. Например, вполне возможен полицейский психолог, т.е. психолог, работающий в полиции, но немыслим полицейский философ. И в школе, и в тюрьме, и на любом предприятии философу нет места.

Но то, что в обществе нет места философу в действительности правильно. Ведь от философии всегда ждут чего-то большего, чем знания, эрудиции, логики, компетентности и проч. Это что-то невыразимое. И несмотря на десакрализацию и в целом профанацию философии, ее научную секуляризацию от нее осталась какая-то священная искра, которая все же заставляет с благоговением, чаще конечно с иронией, относиться к философии и философам.

От философии на самом деле ждут жертвенного подвига искания истины, духовных озарений и откровений, высших метафизических прозрений, которые смогут осветить тьму наличной жизни и вдохновить людей. Нетленного сияния правды ждут от философии. Но этому не учат в вузах на философских факультетах. Этому нигде не учат. Но это не значит, что этого нет. Просто теперь это не называется философией. Да и сами современные философы никогда не согласятся с такой для них миссией. Но подвижники, мудрецы, правдоискатели, то есть истинные философы, держатели истины, никуда не делись.

И этот день нужен для того, чтобы увидеть парадокс: философов уже как бы и нет, но день философии есть. А все потому, что дух философии дышит, где хочет.

В книге А.А. Керсновского «Философия войны», которая сегодня должна быть настольной книгой не только для теоретиков и практиков войны, но и для доброй половины всех мыслящих граждан России, есть такие слова:

«Интеллектуальная чернь» XX в. – так называемые пацифисты, – а также руководящая (и в то же время руководимая) этой чернью ярмарочная дипломатия видят в роспуске армий средство избавиться от войн. По их мнению, наличность вооруженной силы является причиной зла: кровожадные генералы, чающие отличий, – «пушечные короли», ждущие барышей, – вовлекают страну в военную авантюру попустительством «вырождающихся династий» и «секретной» (при том еще титулованной) дипломатии. Таков убогий трафарет «демократическо-пацифистского» мышления».

Теоретик военного дела очень точно уловил пустою сущность пацифизма,
насколько это одномерное мышление несовместимо с той глубиной трагического постижения бытия, которая была задана Ф.М. Достоевским, В.С. Соловьевым и которую Н.Ф. Федоров предельно емко и точно выразил в своем главном произведении: «Почему мiр не мир? Почему для одних мир – только вне мiра, а для других нет мира ни в мiре, ни вне мiра?».

Такая постановка вопроса исключает благодушные и безрезультатные пожелания «мира во всем мире», в действительности ничего не решающие, но лишь усугубляющие трагическую участь человека, а направляет его нравственную волю, его дух и разум, его совесть к постановке этих последних вопросов о мире и жизни, в которых есть не только война, в которой очень много различных видов зла, в которых, в конце концов, есть смерть.

Это «демократическо-пацифистское» мышление» («интеллектуальная чернь») в блистательных и очень современных формулировках Керсновского проявляется ведь не только по отношению к войне, но и в большей степени к миру. Именно оно в постсоветский период захватило значительную часть населения, которое поддалось иллюзиям «счастливой» по чужим стандартам жизни. И вот теперь трудный, драматичный, но неизбежный путь возвращения к себе.

Просто не знаю, чем бы я занимался в этой жизни, если бы не философия.
Всё остальное: наука, война, писательство, преподавательство и проч. - только лишь упражнения в философии.
По сути, ценность философии для философа именно в этом - она дает возможность дышать и делать, когда твоя жизнь, казалось бы, поражена какой-то жуткой духовной проказой.
Философия должна спасти философа, иначе он не прилипнет к ней, иначе она будет иметь факультативный статус.
Не бежать в философию от чего бы то ни было, но спастись ею, освободиться благодаря ей, мыслить и жить с ней. Потом уже - говорить, проповедовать или преподавать, писать статьи или книги, защищать диссеры и проч.

Всех причастных - с днем философии.

Чем крупнее ученый, тем крупнее его заблуждение. Ибо наука есть метафизическое заблуждение

Утопия темного будущего

Как только в политплоскости появляются заявления или действия, связанные с ядерной угрозой, сразу медийная апокалиптика взлетает в небеса. Ажиотаж невероятный. Большинство, конечно, боится последствий ядерной войны, создавая себе картину абсолютного конца наподобие той, которая так впечатляюще изображена Триером в «Меланхолии». Но в массовом сознании работают гораздо более примитивные схемы из бесчисленных фильмов-катастроф. Именно по ним и рисуется как правило темное будущее.

Но такой конец, рожденный в воображении талантливого режиссера, отразивший коллективную фобию, был бы действительно абсолютным концом, библейским апокалипсисом. И здесь фобия уже становится утопией: для одних страшной, а для кого-то то и весьма привлекательной. Все равно умирать, а умереть всем сразу и не страшно, и не обидно. Да и вообще справедливый исход для прогнившего человечества.

Но эти мечтатели-фобики или мечтатели-мизантропы почему-то думают, что именно им, на их поколение, на этот исторический период выпадет такая завидная участь – конец света. Никому не выпало, а им вдруг выпадет такой небесный подарок. Здесь нет понимания, что ядерная кнопка не в руках глав государств, а в руках Господа и называется она совсем по-другому.

Чтобы не рисовать себе излишние фантастические картины нужно не забывать святых евангелистов, в том числе говоривших: «О дне же том, или часе, никто не знает, ни Ангелы небесные, ни Сын, но только Отец» и «Потому и вы будьте готовы, ибо в который час не думаете, приидет Сын Человеческий».

Это значит, что все конечно умрут, и конец света обязательно будет. Можно не сомневаться. Но только не для всех разом, одновременно, а для каждого по очереди в своей день и час придет его личный конец света. Личную смерть как личную ответственность за свою жизнь, увы, не удастся перепоручить коллективу. И поэтому придется жить дальше, а это значит, что нужно так, «чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы». Из песни слов не выкинешь.

Важнейшее, особенно для русской философии понятие смысл жизни в военный период получает новое содержание. Вопрос приобретает такое звучание: не смысл жизни, а смысл мирной жизни. На войне воюют за новый смысл, поскольку старый кончился, не мог не кончится, растратился в мелкой суетливо-греховной жизни.

Этот этико-философский смысл, добываемый на войне, очень хорошо понимали Достоевский, К. Леонтьев, Бердяев, И. Ильин, Карсавин, да практически все крупные имена русской философии. Это и есть метафизика войны, без которого смысл войны никогда не будет понятен. Он, конечно, не отменяет всех остальных причин войны, но без этого, война все равно дичь и безумие. Только вот эту дичь и безумие почему-то никто никогда не мог ни предотвратить, ни остановить по своей (доброй, гуманной, человеческой) воле.

Трагический парадокс в том, что войны никто не хочет, но и жить по-прежнему в мирной жизни уже нельзя. Она настолько мельчает, опошливается, настолько бессмысленность проедают внутреннюю суть человека, становясь духовной опухолью (депрессия, приобретшая невероятно массовый характер), что никакие внешние формы – наука, политика, искусство, даже религия, никакие радости и увеселения, никакие социальные проекты, ничего не спасает. Это страшно, поскольку приходит время экклезиастова проклятия, приходит время войны.

А потом это время уходит, война прекращается, когда жертвенно добывается новый смысл для дальнейшего достойного мирного периода. С отдельным человеком такое происходит, когда он попадает в смертельную ситуацию (болезнь, катастрофа), выживает, но потом живет совершенно иначе.

Так и с народом. Мирная жизнь будет тем дольше, чем дольше будет исполняться принцип послевоенной жизни, открытый, прошедшим через войну Платоновым – «жить всерьез и без всякой игры». И поэтому подлинная борьба за мир, это не борьба против войны, а борьба за смысл. Будет смысл, остальное приложится.

—
РОД «Русская Философия»

Третий
Большой
Философский
Собор

25 ноября по 1 декабря 2024 года
—

Соборное Время Соборные Люди!

Публикуем программу первого соборного дня на 25 ноября 2024 года:

Соборное Время Соборные Люди!

10:00 - 11:00
Варава Владимир Владимирович
Тема доклада: «Русская идея войны и мира в творчестве Андрея Платонова»

11:00 - 12:00
Осипенко Роман Сергеевич
Тема доклада: «Эсхатология и человеческий поэзис: апокалипсис как становление в философии Николая Фёдорова»

12:00 - 13:00
Видеманн Владимир Владимирович
Тема доклада: «Ипостаси русского космизма. История вопроса»

13:00 - 14:00
Цой Любовь Николаевна
Тема доклада: «Будущее как социологическая категория. Зиновьев А.А. о будущем»

14:00 - 15:00
Журба Тарас Борисович
Тема доклада: «Герменевтические основания русского космо-логоса»

15:00 - 16:00
Покатаева Оксана Григорьевна
Тема доклада: «Русская Правда на Современном этапе: Счастье в соединении со своей Душой (со Своим Высшим Я), осознание своей Божественной Сути. На информации из ченнелингов современности»

16:00 - 17:00
Розенберг Максим Александрович
Тема доклада: «Святая Русь в прошлом настоящем, будущем и Вечности»

17:00 - 18:00
Сюндюков Никита Кириллович
Тема доклада: «О двух парадоксах Данилевского»

18:00 - 19:00
Коровин Валерий Михайлович
Тема доклада: «Русский космос - русский порядок! О евразийском видении космоса»

19:00 - 20:00
Бахтияров Олег Георгиевич
Тема доклада: «Космос и трансформация русской философии»

20:00 - 21:00
Беликов Антон Витальевич
Тема доклада: «Cringejugend. Философия молодости»

21:00 - 22:00
Бевза Алексей Сергеевич
Тема доклада: «Чуждые таинствам, прочь! Философия искусства как Великое делание или Lux in Tenebris. Карта внутренних троп»

Ссылка на предстоящую трансляцию для зрителей: https://vk.com/video/my_communities?z=video-167922580_456239605%2Fpl_cat_my_communities


Купно Заедино, Уважаемые Участники!
Вместе Заодно!

Названию известной книги Й. Хейзинга «Homo ludens» не посчастливилось стать мемом духовной деградации постсоветского периода. Изящная антропологическая теория, гораздо более интересная и глубокая, чем туповатая модель эволюционистов Homo sapiens, в руках «творческой» интеллигенции, которую в свое время Ницше называл «образованной чернью», буквально превратилась в принцип жизни.

Эта была культовая для этого прослойки книга в 90-е, наряду с трудами апологетов рынка, клеймивших советскую плановую экономику, таких как Ф. Хайек, и бесчисленных русофобских пасквилей в сторону русской культуры. Но прочитана она была не философско-антропологически, а либерально-идеологически. Человек играющий из одной из антропологических моделей превратился в человека потребляющего и наслаждающегося, не имеющего никаких высших ценностей и смыслов.

Антропология игрового начала стала оправданием и легитимизацией самого вульгарного образа жизни. Homo ludens был извращен до пошлейшей сентенции: вся жизнь – игра. И поэтому в ней не возможно ничего серьезного: в ней не возможна жертвенность, подвиг, честность, святость, в ней невозможен поиск истины и добродетельная жизнь. Все игра, все обман и лицемерие, только ирония, только глумление, только тупой и дикий смех. Поэтому хамство, наглость, вседозволенность «культурных элит» по отношению к русской жизни. И это соответствовало ничтожеству доморощенного «постмодернизма».

И с такой идеологией общество жило и во многом продолжает еще жить, дискредитируя не только антропологию (с ней-то ладно), но вообще человеческое достоинство. Что должно случиться, чтобы не игра и ирония – прекрасные и необходимые вещи, но игровое-ироничное отношении к жизни как ее фундаментальный принцип наконец-то ушло.

Один пропагандист плохого западного кино, разумеется релокант и иноагент недавно заявил, что современные российские режиссеры не хотят снимать фильмы о героизации СВО из-за опасений, что вдруг завтра ситуация изменится и все вернется в состояние до 22-го. И вдруг она изменится так, что начнутся преследования тех, кто поддерживал СВО.

Этот релокант, конечно, выдал свое мелко-предательское желаемое за то действительное, за ту новую, формирующуюся на наших глазах действительность, в которой патриотизм и творчество, любовь к Родине и любовь к искусству не на противоположных сторонах. И он этого не замечает, не хочет, он этого боится, страстно заклиная-очерняя здоровые проявления культуры. Имя его даже не стоит называть, потому что он типичный представитель совершенно аналогично мыслящей группы, которая ничего, кроме поражения России никогда не желает.

Но и правда в его желаниях тоже есть. Она становится меньше и меньше по мере необратимости нового русского поворота к себе. Такая же ситуация, и в образовании, и в науке, и в иных областях культуры. Это объяснимо, поскольку переход в новую фазу русского бытия всегда сложен, мучителен, страшен, для некоторых невыносим. Поскольку это не просто переход в новую социально-историческую «формацию», это эсхатологический рывок к новым русским горизонтам.

Этот рывок неизбежен, неотвратим и очевиден. Именно это и заставляет недругов России постоянно извергать свои проклятия в ее сторону, которые всегда в конечном счете прилетают на их головы.

Существующие и в обыденном, и в массовом философском сознании оппозиции жизнь-смерть, война-мир нуждаются в существенной корректировке. В таком виде они предстают как абсолюты, не знающие градаций и существующие лишь на фоне оппозиций.

Логика здесь такова. Есть жизнь, она абсолютна, потому что абсолютна противоположная ей смерть, которая, заканчивая жизнь, придает ей характер завершенности и абсолютности. Есть мир, он также абсолютен, поскольку абсолютна противоположная миру война, прекращающая его, делающая его завершенным, то есть абсолютным.

Это логика не противоречия, аристотелева логика: или А – или не-А. Но по отношению к войне и смерти она не работает. Здесь А и не-А зараз, одновременно. Поскольку жизнь не абсолютна, это всегда смертная жизнь. Смертность уже в жизни, не только в качестве ее конца, но и в качестве ее сущности. Не смерть, а смертность. Это подрывает абсолютность жизни как не-смерти.

Также и мир не абсолютен, поскольку он всегда чреват войной, и война в том или ином виде присутствует уже в мире. Начало войны – это не прекращение мира, а знак того, мирность мира стремительно пошла на убыль. Это подрывает абсолютность мира как не-войны.

Абсолютизация жизни и мира, соответственно войны и смерти приводит к утопиям пацифизма и иммортализма.

Иммортологическая утопия верит, что, устранив смерть, можно сделать жизнь бессмертной. Не понимая, что смерть в жизни, и, что, уничтожая смерть, уничтожаем жизнь. Пацифистская утопия относительно войны и мира полагает, что, удаляя или даже совсем устраняя войну, можно добиться мира. Но война вкраплена в мир, и устраняя войну, мы устраняем и мир.

Иммортализм и пацифизм наиболее распространенные сегодня формы секулярного мышления, полагающие, что занимаются серьезными делами – борьбой с войной и смертью. Но эффект от этой борьбы нулевой, а чаще отрицательный, поскольку отвлекает от действительно важных проблем, связанных с войной и смертью.

Первое, что должно статья понятным относительно пацифизма и иммортализма, это то, что нужно не бороться с войной и смертью, но осмыслять и преображать мир и жизнь, в которых есть война и смерть. Это есть первый шаг от утопии к философии, то есть к мудрому принятию трагической и противоречивой сущности бытия.
Логика должна стать этикой.

В конце 90-х в России развернулась бурная дискуссия по поводу психологии, которая переживала тяжелейший кризис. Исчезал сам предмет психологии – душа. Существовавшая до этого психология как наука, была не наукой о душе, но о «психике», химерическом образовании, рожденным в головах позитивистов. Это была «психология без души». И вот ее время подошло к концу.

Оказалось, что для многих было откровением, что психология – младшая сестра этики, и что вряд ли удастся сказать что-то более значимое о человеке и его душе, чем об этом говорили философы – от Аристотеля и Эпикура до Шопенгауэра и Достоевского.
С другой стороны, открылось святоотеческое наследие, и оказалось, что здесь также ни с чем не сравнимая глубина о человеке, на фоне которой все психологические теории просто набор банальностей.

Что же оставалось делать психологии? Продолжить традиции советской в условиях новой идеологии оказалось невозможным, обильное заимствование западных психологий, рухнувших тогда на отечественных, не дало позитивного результата, поскольку они исходили из иного культурного контекста. Возникла как спасение христианская психология, которая ориентировалась на дореволюционное практику и на антропологию Отцов Церкви. Это самая правильная ориентация, но в ней психология поглощалась святоотеческой антропологией.

Так и возникло массовое психологическое сознание, которое наводилось бесконечным эзотериками, астрологами, тарологами, диетологами, нутрицологами, бесчисленными практиками и тренингами. То есть полных крах психологии.

Известный российский психолог Б.С. Братусь, кстати, основатель христианской психологии в постсоветской России, видя, что исчезает психология, и понимая, что христианскими психологами станут единицы, инициировал эту дискуссию. Обозревая совершенно различные, прямо противоположные и абсолютно не совместимые подходы к психологии, видя всю эту бессмысленную многоголосицу, приводящую к уничтожению психологии, произнес такую гениальную фразу: «Нам дорого само имя психологии».

И это спасло ситуацию. Ведь, несмотря на убийственную несхожесть различных «психологий», всех объединяет общее – Психология. Во многом такая же ситуация и с философией. Каких только отрицаний, отказов называться философией, упреков и оскорблений не звучало по отношению друг к другу изнутри философской среды, не извне, а именно изнутри.

И весь этот дикий полемос примиряло само слово «философия», желание называться именно философом, а не кем-то иным. Благоговение перед именем философии сохранилось, даже священный трепет перед ним. Оно-то и держит, и спасает, и не дает умереть философии, как того желали бы ее противники.

Это очень важный показатель: философ тот, кому дорого само имя философии. Такое философическое имяславие. И оказывается, что для кого дорога философия, для того дорога и Россия.