Называю тебя, и касается нёба язык. Память ем поутру , будто это ржаного краюха. Сорок лет и два года закидывал невод старик, И кормила в корыте заветную рыбку старуха.
Это право любви - перед боем обрушить броню, Часовым своим верным бессмертие тихо даруя. Заходя в новый дым, я твой запах во рту сохраню, Чтоб сглатывать заново ветреный вкус поцелуя, Согревавшего жизнь, несмотря на январские дни, Подкосившего гордость слепого смертельного жала. Берегу свои пальцы за то, что касались они Заповедных болот, где ты клюкву срывать разрешала.
Что отдал, то твоё. Эту правду старик понимал. И однажды прозрел он в своей покосившейся хате. И в корыте тогда золотую он рыбку поймал. Ее к морю отнес и с волной поженил на закате.
И она, уплывая сказала: «Хозяин, ну, что ж… Этой синей водой я омою тебя троекратно! Ты теперь не умрешь никогда, ну, а если умрешь, То совсем не надолго, и птицей вернёшься обратно.»
Вспоминаю твой стон. Так иголкой поранен винил. Голым сердцем ищу этот пчелами дышащий улей. Я из нашей кровати мостки на реке смастерил. С них рыбачат теперь чьи-то первенцы утром в июле.
Вот и сказки конец. В ней и ложь и на правду намек. Золотой голосок проливается в ангельском хоре. Монастырский покой на старуху набросил платок. Сел в корыто старик и уехал за синее море.
От высоких обид остаются трухлявые пни. И гордыня летит под откос в поржавевшей карете. Мы настолько близки, что навеки остались одни. И печаль не для нас расплетает у берега сети.
Называю тебя, и касается нёба язык. Память ем поутру , будто это ржаного краюха. Сорок лет и два года закидывал невод старик, И кормила в корыте заветную рыбку старуха.
Это право любви - перед боем обрушить броню, Часовым своим верным бессмертие тихо даруя. Заходя в новый дым, я твой запах во рту сохраню, Чтоб сглатывать заново ветреный вкус поцелуя, Согревавшего жизнь, несмотря на январские дни, Подкосившего гордость слепого смертельного жала. Берегу свои пальцы за то, что касались они Заповедных болот, где ты клюкву срывать разрешала.
Что отдал, то твоё. Эту правду старик понимал. И однажды прозрел он в своей покосившейся хате. И в корыте тогда золотую он рыбку поймал. Ее к морю отнес и с волной поженил на закате.
И она, уплывая сказала: «Хозяин, ну, что ж… Этой синей водой я омою тебя троекратно! Ты теперь не умрешь никогда, ну, а если умрешь, То совсем не надолго, и птицей вернёшься обратно.»
Вспоминаю твой стон. Так иголкой поранен винил. Голым сердцем ищу этот пчелами дышащий улей. Я из нашей кровати мостки на реке смастерил. С них рыбачат теперь чьи-то первенцы утром в июле.
Вот и сказки конец. В ней и ложь и на правду намек. Золотой голосок проливается в ангельском хоре. Монастырский покой на старуху набросил платок. Сел в корыто старик и уехал за синее море.
От высоких обид остаются трухлявые пни. И гордыня летит под откос в поржавевшей карете. Мы настолько близки, что навеки остались одни. И печаль не для нас расплетает у берега сети.
Perpetrators of these scams will create a public group on Telegram to promote these investment packages that are usually accompanied by fake testimonies and sometimes advertised as being Shariah-compliant. Interested investors will be asked to directly message the representatives to begin investing in the various investment packages offered. "Like the bombing of the maternity ward in Mariupol," he said, "Even before it hits the news, you see the videos on the Telegram channels." At this point, however, Durov had already been working on Telegram with his brother, and further planned a mobile-first social network with an explicit focus on anti-censorship. Later in April, he told TechCrunch that he had left Russia and had “no plans to go back,” saying that the nation was currently “incompatible with internet business at the moment.” He added later that he was looking for a country that matched his libertarian ideals to base his next startup. During the operations, Sebi officials seized various records and documents, including 34 mobile phones, six laptops, four desktops, four tablets, two hard drive disks and one pen drive from the custody of these persons. The next bit isn’t clear, but Durov reportedly claimed that his resignation, dated March 21st, was an April Fools’ prank. TechCrunch implies that it was a matter of principle, but it’s hard to be clear on the wheres, whos and whys. Similarly, on April 17th, the Moscow Times quoted Durov as saying that he quit the company after being pressured to reveal account details about Ukrainians protesting the then-president Viktor Yanukovych.
from ru
