group-telegram.com/russ_krasota/1330
Last Update:
Прежде, чем начать свою критическую рецензию, сразу оговорюсь, что относится она именно к фильму и некоторым его спорным моментам, а не к православным христианским ценностям и символам, которые я разделяю и почитаю.
Во времена моей юности среди православных было очень "модно" ездить к старцам. Люди в сложных ситуациях или в моменты жизненного распутья ехали за помощью, считая, что устами мудрого монаха глаголет сам Господь, и беспрекословно повиновались, какими бы странными или даже абсурдными не казались советы и указания старца. Порой им действительно помогало — один мой знакомый, приехавший за советом, женился на такой же посетительнице, они видели друг друга впервые, просто старец сказал им: "Вот вы двое, женитесь". Почти каждый старец видит мир глубоко падшим, а конец света — неминуемым вот буквально завтра.
В "Кресте" вместо вдумчивой беседы о вечных смыслах – что-то вроде такой вот поездки к старцам, но подход во многом даже более грубый, прямолинейный и примитивный, что ли, чем если бы это была просто беседа с монахами. Это отмечают даже в позитивной рецензии.
Есть мир седобородых монахов, живущих вдали от всех. Они пишут иконы и бьют в колокола. Есть мегаполисы, где ходят толпы людей. Есть крестные ходы. Каждый человек несет свой крест. А на Патриках девки с длинными ногами в коротких юбках и креста на них нет. У людей на улицах нет души, они как роботы, потому что путь узок, а они идут широким и играют в компьютерные игры в телефонах этих своих. А могли бы крестные ходы снимать.
Я пытаюсь передать, как выглядит буквально нарезка кадров, визуальный поток сознания, иногда с какими-то закадровыми прописными истинами, которые монахи, конечно, объясняют приехавшим к ним киношникам.
Но чаще всего получается почти дословное цитирование не Павла Флоренского, а Гидеона Вишневского. Извините.
С композицией беда. Несмотря на то, что повествование как бы разделено на подглавы(Вера, Надежда и Любовь), это разделение ничем не обусловлено — просто чередующаяся нарезка иногда повторяющихся кадров в разных цветовых схемах, с фильтрами, черно-белых и тд без какой-либо внутренней логики.
Операторская работа — мое почтение. Я парила над ночным Гонконгом. Летела среди высоких деревьев и под куполами соборов, спускалась в страшные мертвые и заброшенные церкви и теплые умиротворяющие пещеры в Печорах. Съемки с воздуха тут явно доминируют и создают эффект полного втягивания в сюрреалистический сон.
Зрителя намеренно качают на сильнейших эмоциональных качелях, используя резкие и несколько агрессивные сочетания звуковых, цветовых, операторских и монтажных приемов. И эта дофаминовая тряска мало чем отличается от того, что создатели фильма вроде бы осуждают — затягивающих игровых механик.
Люди в зале периодически начинали плакать, и у меня такой момент тоже был. Когда показали Лалибэлу – эфиопский город, где находятся высеченные в скале под землей церкви. Я вспомнила страшный внутренний конфликт, который раздирает Эфиопию с 2020 года. Святыня переходила от армии к повстанцам, людей вырезали или выгоняли только за их веру. Древние церкви подвергались обстрелам (вспоминается Пальмира). Лалибэла часто бывала в сводках, и вот я ее увидела, когда и думать забыла. Историю эту в фильме не рассказывают, я знаю ее, поскольку по долгу службы приходилось следить за конфликтом.
Один из монахов пересказывает апокрифы, причем смешивая их — о сотворении креста из трех видов древесины и о происхождении этих трех деревьев из посохов трех ангелов. Некоторые мысли монахов прямо противоположны друг другу и взаимно опровергаются.
Возможно все это так и задумано, но ощущение такое, будто режиссер или не знает и не понимает, что хочет сказать, или это высказывание у него имеет сугубо материальную, как ни парадоксально, плоскость. Пластика дерева и камня, физические действия с крестами и иконами оказываются будто бы важнее тех образов, которые в них воплощены...
