Скоро, скоро. Пора, что называется, подбивать бабки. Жизнь у нас такая короткая, однако же неимоверно длинная.
2024 был во многом знаковым для нашей семьи. Знаки как раз и обозначу.
1. Армия
Сорок лет (!) назад будущий муж отправился в ряды. На погонах у него было две буквы — СА. Советская Армия. На черных петлицах — пушки. Парадку потом видела в домашнем шкафу. «А он мужчина хоть куда, он служил в ПВО!» Нас в 1984-м ещё друг другу не представили, я тогда училась в девятом классе. Познакомились тремя годами позже.
Все мужчины, которые меня окружали, служили в армии. Это было в порядке вещей. «Каждый из них был в армии родной, не отмазался никто, что у него там геморрой» (с) Мой дедушка ушел добровольцем в 1941, дошел до Будапешта. Мой двоюродный дедушка, деда Тима, участник разгрома Квантунской армии, полковник, ушел в отставку только в 2013, в 85 лет — по этому поводу напечатали статью в «Красной звезде». Мой папа учился в Суворовском, провел в армии первую часть жизни.
Нас в институте учили ветераны. Разведчики, пехота, был даже офицер НКВД с потрясающей фамилией Иванов. Преподавал историю КПСС. Мы думали, он — «ку-ку», когда он точно предсказывал год развала СССР. А он был семи пядей, всегда говорил только об экономике.
Мой двоюродный брат воевал в Афганистане.
Да я и сама была военнообязанной, принимала присягу, звание — старший сержант. Был военный билет. Всегда напоминала мужу, что старше его по званию (он — сержант). Он мне в ответ говорил, что всё зависит не от звания, а от должности. И, дескать, его звание получено в полях, а моё — в кабинетах.
Кстати, о присяге. Это важно. Все мы после развала СССР не присягали снова, как это делали в отвалившихся республиках. Присяга для нас была и остается одна. Россия — в полной мере наследница Советского Союза. Стоит это помнить.
О чем это? Наша армия — действительно наша, родная. Со всеми её огрехами, промахами, Это мы с вами и есть. Не стоит нас разделять. Пугать нас армией. «А вот они вернутся». И чего? Наши родные вернутся. Это вы, понаехавшие и не служившие — бойтесь.
2. Цифровой мир
Тридцать пять лет назад я впервые села за компьютер. Тридцать пять лет! С ума сойти. Сразу вспоминаешь монолог Калягина из «Неоконченной пьесы»: мне тридцать пять лет! Лермонтов восемь лет как лежал в могиле!
Обычно вспоминаю эту цитату с цифрой девять. Лермонтов погиб в двадцать шесть, поэтому, наверное. Девять лет лежал в могиле. Девять.
Первый мой (не мой на самом деле) компьютер назывался ЕС-1840. У него не было жесткого диска. С жестким диском шел ЕС-1841. Тогда жесткий диск все называли «винчестером». А наш компьютер работал на двух гибких дискетах 5.25. На одной была система, на другую можно было скидывать набранные тексты. Или ставить в это гнездо игры. «Принц Персии», к примеру.
Даже «Нортона» у нас не было ещё. Когда я включала компьютер, видела картинку из «Матрицы»: черный экран и мигающий курсор. Какие-то команды помню до сих пор. Вначале надо было набрать dir — директория, чтобы посмотреть, что лежит на диске. Больше не помню ничего. Так, какие-то обрывки: arj, copy, print. Великая — format.
А через двадцать пять лет всякие сопляки называли меня «бабушкой», которой надо объяснять, что такое «файл», если это не прозрачная папочка. Натурально.
Время бежит на скорость всегда.
3. Последнее лето детства
Фильму с этим названием в этом году исполнилось пятьдесят. Классика советского кинематографа.
Но там речь шла о выпускниках. На деле 1974 год был последним годом детства моего.
В Советском Союзе существовал привилегированный класс. Дети. Детство в Союзе было безмятежным. До школы. Чем старше ты становился, тем больше понимал, но детство — детство было идеальным. Это правда.
Никаких кодовых замков, никакого надзора. Полная свобода. Целый день на улице. Безопасность разлита в воздухе. Любой взрослый — друг.
Об отдельных проявлениях мы не знали, нам не говорили. Потому что случаи настолько редкие не должны были смущать детей и портить им детство.
Скоро, скоро. Пора, что называется, подбивать бабки. Жизнь у нас такая короткая, однако же неимоверно длинная.
2024 был во многом знаковым для нашей семьи. Знаки как раз и обозначу.
1. Армия
Сорок лет (!) назад будущий муж отправился в ряды. На погонах у него было две буквы — СА. Советская Армия. На черных петлицах — пушки. Парадку потом видела в домашнем шкафу. «А он мужчина хоть куда, он служил в ПВО!» Нас в 1984-м ещё друг другу не представили, я тогда училась в девятом классе. Познакомились тремя годами позже.
Все мужчины, которые меня окружали, служили в армии. Это было в порядке вещей. «Каждый из них был в армии родной, не отмазался никто, что у него там геморрой» (с) Мой дедушка ушел добровольцем в 1941, дошел до Будапешта. Мой двоюродный дедушка, деда Тима, участник разгрома Квантунской армии, полковник, ушел в отставку только в 2013, в 85 лет — по этому поводу напечатали статью в «Красной звезде». Мой папа учился в Суворовском, провел в армии первую часть жизни.
Нас в институте учили ветераны. Разведчики, пехота, был даже офицер НКВД с потрясающей фамилией Иванов. Преподавал историю КПСС. Мы думали, он — «ку-ку», когда он точно предсказывал год развала СССР. А он был семи пядей, всегда говорил только об экономике.
Мой двоюродный брат воевал в Афганистане.
Да я и сама была военнообязанной, принимала присягу, звание — старший сержант. Был военный билет. Всегда напоминала мужу, что старше его по званию (он — сержант). Он мне в ответ говорил, что всё зависит не от звания, а от должности. И, дескать, его звание получено в полях, а моё — в кабинетах.
Кстати, о присяге. Это важно. Все мы после развала СССР не присягали снова, как это делали в отвалившихся республиках. Присяга для нас была и остается одна. Россия — в полной мере наследница Советского Союза. Стоит это помнить.
О чем это? Наша армия — действительно наша, родная. Со всеми её огрехами, промахами, Это мы с вами и есть. Не стоит нас разделять. Пугать нас армией. «А вот они вернутся». И чего? Наши родные вернутся. Это вы, понаехавшие и не служившие — бойтесь.
2. Цифровой мир
Тридцать пять лет назад я впервые села за компьютер. Тридцать пять лет! С ума сойти. Сразу вспоминаешь монолог Калягина из «Неоконченной пьесы»: мне тридцать пять лет! Лермонтов восемь лет как лежал в могиле!
Обычно вспоминаю эту цитату с цифрой девять. Лермонтов погиб в двадцать шесть, поэтому, наверное. Девять лет лежал в могиле. Девять.
Первый мой (не мой на самом деле) компьютер назывался ЕС-1840. У него не было жесткого диска. С жестким диском шел ЕС-1841. Тогда жесткий диск все называли «винчестером». А наш компьютер работал на двух гибких дискетах 5.25. На одной была система, на другую можно было скидывать набранные тексты. Или ставить в это гнездо игры. «Принц Персии», к примеру.
Даже «Нортона» у нас не было ещё. Когда я включала компьютер, видела картинку из «Матрицы»: черный экран и мигающий курсор. Какие-то команды помню до сих пор. Вначале надо было набрать dir — директория, чтобы посмотреть, что лежит на диске. Больше не помню ничего. Так, какие-то обрывки: arj, copy, print. Великая — format.
А через двадцать пять лет всякие сопляки называли меня «бабушкой», которой надо объяснять, что такое «файл», если это не прозрачная папочка. Натурально.
Время бежит на скорость всегда.
3. Последнее лето детства
Фильму с этим названием в этом году исполнилось пятьдесят. Классика советского кинематографа.
Но там речь шла о выпускниках. На деле 1974 год был последним годом детства моего.
В Советском Союзе существовал привилегированный класс. Дети. Детство в Союзе было безмятежным. До школы. Чем старше ты становился, тем больше понимал, но детство — детство было идеальным. Это правда.
Никаких кодовых замков, никакого надзора. Полная свобода. Целый день на улице. Безопасность разлита в воздухе. Любой взрослый — друг.
Об отдельных проявлениях мы не знали, нам не говорили. Потому что случаи настолько редкие не должны были смущать детей и портить им детство.
Далее следует.
BY Вестник родимых болот
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Given the pro-privacy stance of the platform, it’s taken as a given that it’ll be used for a number of reasons, not all of them good. And Telegram has been attached to a fair few scandals related to terrorism, sexual exploitation and crime. Back in 2015, Vox described Telegram as “ISIS’ app of choice,” saying that the platform’s real use is the ability to use channels to distribute material to large groups at once. Telegram has acted to remove public channels affiliated with terrorism, but Pavel Durov reiterated that he had no business snooping on private conversations. One thing that Telegram now offers to all users is the ability to “disappear” messages or set remote deletion deadlines. That enables users to have much more control over how long people can access what you’re sending them. Given that Russian law enforcement officials are reportedly (via Insider) stopping people in the street and demanding to read their text messages, this could be vital to protect individuals from reprisals. Ukrainian forces successfully attacked Russian vehicles in the capital city of Kyiv thanks to a public tip made through the encrypted messaging app Telegram, Ukraine's top law-enforcement agency said on Tuesday. Friday’s performance was part of a larger shift. For the week, the Dow, S&P 500 and Nasdaq fell 2%, 2.9%, and 3.5%, respectively. This provided opportunity to their linked entities to offload their shares at higher prices and make significant profits at the cost of unsuspecting retail investors.
from sa
