Большое семейство Каннингемов собирается на горном курорте: из тюрьмы выходит Майкл, три года назад осужденный за убийство. У его брата Эрнеста есть повод для волнений, учитывая, что приговор основывался на его показаниях. А еще у всех Каннингемов есть куча секретов. Не зря книга называется «Каждый в нашей семье кого-нибудь да убил», и Эрнест, кстати, ее автор. Бенджамин Стивенсон, австралийский детективщик и стендапер, делает рассказчика писателем (который сочиняет не детективы, а дешевые пособия по их созданию; «книги о том, как писать книги, которых никогда не писал сам, которые покупают люди, которые никогда ничего не напишут»), и сначала кажется, что весь роман строится лишь на этом приеме. На 132-й странице будет убийство; запомните, что я сказал про эту фразу; нет, убийца не он, это было бы слишком просто — от такого быстро устаешь. Но потом втягиваешься и после серии лихих флэшбеков, захватывающих сцен и внезапной, но логичной развязки думаешь: а Стивенсон и правда хорош, не зря я повелся на название.
Большое семейство Каннингемов собирается на горном курорте: из тюрьмы выходит Майкл, три года назад осужденный за убийство. У его брата Эрнеста есть повод для волнений, учитывая, что приговор основывался на его показаниях. А еще у всех Каннингемов есть куча секретов. Не зря книга называется «Каждый в нашей семье кого-нибудь да убил», и Эрнест, кстати, ее автор. Бенджамин Стивенсон, австралийский детективщик и стендапер, делает рассказчика писателем (который сочиняет не детективы, а дешевые пособия по их созданию; «книги о том, как писать книги, которых никогда не писал сам, которые покупают люди, которые никогда ничего не напишут»), и сначала кажется, что весь роман строится лишь на этом приеме. На 132-й странице будет убийство; запомните, что я сказал про эту фразу; нет, убийца не он, это было бы слишком просто — от такого быстро устаешь. Но потом втягиваешься и после серии лихих флэшбеков, захватывающих сцен и внезапной, но логичной развязки думаешь: а Стивенсон и правда хорош, не зря я повелся на название.
Given the pro-privacy stance of the platform, it’s taken as a given that it’ll be used for a number of reasons, not all of them good. And Telegram has been attached to a fair few scandals related to terrorism, sexual exploitation and crime. Back in 2015, Vox described Telegram as “ISIS’ app of choice,” saying that the platform’s real use is the ability to use channels to distribute material to large groups at once. Telegram has acted to remove public channels affiliated with terrorism, but Pavel Durov reiterated that he had no business snooping on private conversations. "The argument from Telegram is, 'You should trust us because we tell you that we're trustworthy,'" Maréchal said. "It's really in the eye of the beholder whether that's something you want to buy into." Channels are not fully encrypted, end-to-end. All communications on a Telegram channel can be seen by anyone on the channel and are also visible to Telegram. Telegram may be asked by a government to hand over the communications from a channel. Telegram has a history of standing up to Russian government requests for data, but how comfortable you are relying on that history to predict future behavior is up to you. Because Telegram has this data, it may also be stolen by hackers or leaked by an internal employee. Perpetrators of such fraud use various marketing techniques to attract subscribers on their social media channels. Soloviev also promoted the channel in a post he shared on his own Telegram, which has 580,000 followers. The post recommended his viewers subscribe to "War on Fakes" in a time of fake news.
from sa
