Один из плюсов существования различных дисциплин и направлений философии в том, что порой примеры из других областей бывают поучительными. Так, по каналам философов сознания недавно пронеслась волна постов о том, можно ли переводить «mind» как «разум», а не как «сознание». Это мне напомнило о спорах насчет перевода «belief» в эпистемологии.
Но для начала, а какая вообще разница, переводится ли некий термин единообразно или нет? Может, везде должен решать его величество контекст и первый королевский помощник, именуемый «авторским произволом»? В чем ставка?
По моим наблюдениям типично возникает два соображения о том, почему это важно. Первое состоит в том, что определенные варианты перевода могут наводить неподготовленного слушателя на нерелевантные интуиции и ассоциации. Второе отсылается к тому, что есть сложившаяся среди профессионального сообщества тенденция переводить некоторый термин так, а не иначе. Отсюда следует этический аргумент о том, что неподготовленные слушатели заслуживают справедливого отношения — того, чтобы им передавали тему в плюс-минус устоявшейся терминологии, а не в авторском переводе, который сам по себе может стать помехой на пути дальнейшего изучения темы. Банальный пример: по поисковому запросу «разум-тело» вы не найдете интересующей вас информации, а по запросу «сознание-тело» найдете.
Но что там с «belief»? Есть два устоявшихся варианта – «убеждение» и «мнение». Разумно задаться вопросом, а как же именно они устоялись? Вполне себе достойным образом употребления этих слов в статьях по эпистемологии. Они не были навязаны директивно, открыты для пересмотра и, можно сказать, даже прошли некий конкурентный отбор.
Каноничным примером перевода, который уводит мысли незнакомого с эпистемологией человека в отдаленные от нее матери, является перевод «belief» как «верования». Если вы хотите пользоваться таким переводом, то должны быть готовы, что чуть ли не каждый встречный будет после ваших слов задумываться о религии или даже сходу высказываться о том, что «обоснованной веры не бывает». В этом плане выбор терминологии и вариантов перевода – это не столь безобидное дело, как может показаться, поскольку мы в конечном счете ответственны за прайминг, который этим самым выбором создаем.
Совсем другая ситуация с переводом «belief» как «полагания». Такой вариант, кажется, сходу не создает ненужных ассоциаций, но почему он тогда не принят в контексте эпистемологии? Полагаю, что дело в том, что этот термин в общефилософском контексте уже соотнесен с немецкой классической философией. Теперь уже риск в том, что подготовленные люди, услышав знакомое слово, скрасят обсуждение одних проблем обсуждением того, что к ним напрямую не относится.
Часто ли русскоязычные эпистемологи спорят о правильном переводе «belief»? Очень редко. На то есть понятная причина: если в конце концов мы сходимся на том, что используем любой из переводов как технический термин для обозначения интересующего нас явления, то никакой проблемы нет в том, называете ли вы его «мнением» или «верованием».
И тут важно понять, а какое явление нас интересует? С «belief» всё относительно просто, хотя единого философского значения у термина нет. Есть три наиболее вероятных варианта того, что именно называют этим словом – ментальное состояние, пропозициональную установку или поведенческую диспозицию. Эти разные взгляды на природу убеждения объединяет общая интуиция нефактивности того состояния, установки или диспозиции, на которую мы хотим указать. Означает это следующее: если вы в чем-то убеждены, то это не значит, что так оно и есть.
Так или иначе, невысказанный мотив многих споров о переводе – это забота о тех, кто с темой не знаком вообще, а поэтому предполагается, что их нетрудно запутать. Мне видится, что эту заботу можно выразить более явно, заявив напрямую: «Оставь ассоциации всяк сюда входящий и рассматривай философские термины только в их техническом значении».
Один из плюсов существования различных дисциплин и направлений философии в том, что порой примеры из других областей бывают поучительными. Так, по каналам философов сознания недавно пронеслась волна постов о том, можно ли переводить «mind» как «разум», а не как «сознание». Это мне напомнило о спорах насчет перевода «belief» в эпистемологии.
Но для начала, а какая вообще разница, переводится ли некий термин единообразно или нет? Может, везде должен решать его величество контекст и первый королевский помощник, именуемый «авторским произволом»? В чем ставка?
По моим наблюдениям типично возникает два соображения о том, почему это важно. Первое состоит в том, что определенные варианты перевода могут наводить неподготовленного слушателя на нерелевантные интуиции и ассоциации. Второе отсылается к тому, что есть сложившаяся среди профессионального сообщества тенденция переводить некоторый термин так, а не иначе. Отсюда следует этический аргумент о том, что неподготовленные слушатели заслуживают справедливого отношения — того, чтобы им передавали тему в плюс-минус устоявшейся терминологии, а не в авторском переводе, который сам по себе может стать помехой на пути дальнейшего изучения темы. Банальный пример: по поисковому запросу «разум-тело» вы не найдете интересующей вас информации, а по запросу «сознание-тело» найдете.
Но что там с «belief»? Есть два устоявшихся варианта – «убеждение» и «мнение». Разумно задаться вопросом, а как же именно они устоялись? Вполне себе достойным образом употребления этих слов в статьях по эпистемологии. Они не были навязаны директивно, открыты для пересмотра и, можно сказать, даже прошли некий конкурентный отбор.
Каноничным примером перевода, который уводит мысли незнакомого с эпистемологией человека в отдаленные от нее матери, является перевод «belief» как «верования». Если вы хотите пользоваться таким переводом, то должны быть готовы, что чуть ли не каждый встречный будет после ваших слов задумываться о религии или даже сходу высказываться о том, что «обоснованной веры не бывает». В этом плане выбор терминологии и вариантов перевода – это не столь безобидное дело, как может показаться, поскольку мы в конечном счете ответственны за прайминг, который этим самым выбором создаем.
Совсем другая ситуация с переводом «belief» как «полагания». Такой вариант, кажется, сходу не создает ненужных ассоциаций, но почему он тогда не принят в контексте эпистемологии? Полагаю, что дело в том, что этот термин в общефилософском контексте уже соотнесен с немецкой классической философией. Теперь уже риск в том, что подготовленные люди, услышав знакомое слово, скрасят обсуждение одних проблем обсуждением того, что к ним напрямую не относится.
Часто ли русскоязычные эпистемологи спорят о правильном переводе «belief»? Очень редко. На то есть понятная причина: если в конце концов мы сходимся на том, что используем любой из переводов как технический термин для обозначения интересующего нас явления, то никакой проблемы нет в том, называете ли вы его «мнением» или «верованием».
И тут важно понять, а какое явление нас интересует? С «belief» всё относительно просто, хотя единого философского значения у термина нет. Есть три наиболее вероятных варианта того, что именно называют этим словом – ментальное состояние, пропозициональную установку или поведенческую диспозицию. Эти разные взгляды на природу убеждения объединяет общая интуиция нефактивности того состояния, установки или диспозиции, на которую мы хотим указать. Означает это следующее: если вы в чем-то убеждены, то это не значит, что так оно и есть.
Так или иначе, невысказанный мотив многих споров о переводе – это забота о тех, кто с темой не знаком вообще, а поэтому предполагается, что их нетрудно запутать. Мне видится, что эту заботу можно выразить более явно, заявив напрямую: «Оставь ассоциации всяк сюда входящий и рассматривай философские термины только в их техническом значении».
BY здесь были драконы
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Friday’s performance was part of a larger shift. For the week, the Dow, S&P 500 and Nasdaq fell 2%, 2.9%, and 3.5%, respectively. Telegram, which does little policing of its content, has also became a hub for Russian propaganda and misinformation. Many pro-Kremlin channels have become popular, alongside accounts of journalists and other independent observers. One thing that Telegram now offers to all users is the ability to “disappear” messages or set remote deletion deadlines. That enables users to have much more control over how long people can access what you’re sending them. Given that Russian law enforcement officials are reportedly (via Insider) stopping people in the street and demanding to read their text messages, this could be vital to protect individuals from reprisals. Soloviev also promoted the channel in a post he shared on his own Telegram, which has 580,000 followers. The post recommended his viewers subscribe to "War on Fakes" in a time of fake news. Multiple pro-Kremlin media figures circulated the post's false claims, including prominent Russian journalist Vladimir Soloviev and the state-controlled Russian outlet RT, according to the DFR Lab's report.
from sa
