У человека есть такое свойство - привыкание. И оно имеет свои положительные и свои отрицательные последствия. Возьмём отрицательные. Предположим у человека есть любимое блюдо. Но если он будет есть его каждый божий день, или очень часто, он перестанет чувствовать его вкус.
Это касается и наших интеллектуальных и духовных потребностей.
Интересно здесь то, что когда человек уже с трудом питается блюдом, к которому привык, проблема все же заключается не в блюде (ведь это то же самое блюдо, которое он любил раньше), а в нем самом.
Очевидно, что ему нужно чередовать это блюдо с другими. А также, возможно, готовить его немного иначе.

Я это к чему. Это работает и в религии. Очень часто, люди меняют убеждения просто потому что устали от чего-то привычного. При том что, "привычное" - может быть вполне себе истинным. Или же например, у людей не вызывают никаких чувств истории о великих свершениях праведных предков. Но те же люди плачут, когда умирает вымышленный герой вселенной DC или Марвел. Почему так? Потому что истории о свершениях праведных предков подаются одинаково и они слышали их в такой подаче много лет подряд. А ведь это истории имеют много разных, нераскрытых глубоких аспектов. И каждое поколение учёных и писателей могут раскрывать новые аспекты этих историй, а значит каждое поколение может по-новому их излагать. Открывая неисследованные ранее грани. Сердца грубеют от повторений, им нужно обновление.
Поэтому, например, всегда у людей будет нужда в новых и новых изложениях сиры Пророка (мир ему и благословение) или новых тафсирах. Это не значит, что старое никуда не годиться. Иногда чтобы понять ценность старого, нужно посмотреть на новое. То есть, условно говоря, прочитать книгу какого-нибудь современного автора по сире, чтобы по новому увидеть для себя хадисы из Шамаиль Ат-Тирмизи. Так сказать, эти хадисы могу заиграть новыми красками для читателя.
Так что, нужда в творчестве и раскрытии новых смыслов есть и будет каждое поколение.

Сказанное выше, конечно же, нельзя понимать радикально, как сделали некоторые исламские мыслители модернисты и неомодернисты (Мухаммад Абдо, Рашид Рида, Фазлур Рахман и др.).
Несмотря на то, что они апеллируют к вполне себе законному и интуитивно привлекательному понятию "обновление веры", все же мы не можем посчитать, что их позиция соответствуют глубинным импульсам Ислама.
Да, очевидно, что современные вызовы требуют современных ответов, но модернизм подразумевает, что у Традиции этих ответов ни то, что нет, но и никогда не было. (Под традицией я подразумеваю традиционно сложившийся суннизм, то есть Ахлю Сунна Валь Джамаа (четыре мазхаба)).


То есть, вместо того, чтобы предложить мягкое интеллектуальное обновление тех подходов, которые сегодня сложились в Умме, то, чем занимаются ряд других учёных и шейхов в различных месностях), неомодернисты под брендом "обновления" фактически занимаются радикальным ревизионизмом Ислама.

Этот ревизионизм проявляется в том, что они пересматривают фактически сложившиеся основы Ислама, основы фикха и акыды. Они считают, что ошибочное понимание Ислама сложилось и закрепилось в Умме как мейнстрим не в последние, условно говоря, годы, а прямо ещё во времена Имама Шафии. Как они пишут: "В исламской мысли базовая концептуальная дихотомия (по крайней мере, релевантная для интересующей нас проблематики) восходит еще к ранним дискуссиям (VIII–X вв.) между «людьми рассуждения» (ʼахл ар-раʼй)
и «людьми предания» (ʼахл ал-хадӣс): если первые тяготели к рационально- критическому, историческому и контекстуальному пониманию ислама (в той степени, в какой эти характеристики применимы к столь раннему периоду),
то вторые имели склонность к фидеизму, скриптурализму и буквализму.
Победа последних (и в разной мере успешная интеграция оставшихся ханафитов и матуридитов в новый контекст) фактически означала закрепление архаичных (отчасти и доисламских) мировоззренческих моделей и уход на периферию альтернативных концепций, которые затем, правда, перио-
дически всплывали в истории исламской мысли". ("Теология обновления" Мухетдинов).
То есть, ещё на заре Ислама, победили Ахлю хадис и буквалистское архаичное понимание Ислама, и с тех пор "все пошло не так". Конечно, это не так. Никакой победы Ахлю хадис в таком виде, как преподносит автор не было. На самом деле произошел синтез этих двух школ, и так появились мазхабы фикха, не утратив преимуществ ни того, ни другого подхода. Это была воля Всевышнего. Но автору нужно как-то обосновать свой тезис о ложном пути Традиции, поэтому он приводит этот тезис.

В чем же проблема такого подхода? В том, что вместо обновления Ислама они фактически предлагают другой Ислам. То есть, делают ровно то, что делали все отклонившиеся течения на протяжении веков. И вот тут огромное поле для самодеятельности, отсебятины и продвижения своих корыстных интересов.

И второе, что делают "обновленцы" и что объединяет их со всеми сектантами Ислама - это объявление, что до них весь Ислам был на неверном пути. То есть, тысячу лет до них, до того, как появились лидеры их секты, весь Ислам был в заблуждении, весь Ислам был на неправильном понимании, и вот они появились, ближе к временам Даджаля и дальше от времен праведных предков, и сообщили всем, что такое правильный Ислам. А какая же мы тогда лучшая община, если абсолютное наше большинство большую часть времени было на заблуждении? Кто передавал тогда Ислам? Кто передавал Коран? Получается, у нас нет ни одного чистого источника религии и сам Коран по такой логике скомпрометирован.

Такой подход рубит на корню всю систему Ислама. Поэтому, если до вашего шейха не было Ислама, значит скорее всего ваш шейх - очередной сектант.

Дочитал книгу Дж. Хэйуорда "Leadership of Muhammad. Historical reconstruction". Книга крайне интересная и легко читается. И раскрывает те стороны Сунны, о которых редко упоминают. То, как Пророк управлял сообществами людей, как назначал руководителей и военачальников. Какими критериями руководствовался. Как поощрял за успехи и как наказывал за неудачи. Как советовался со сподвижниками и как принимал решения. Кстати, отличная была бы книга "40 хадисов об управлении".

Надо понимать, что Хэйуорд - это историк, а не мусульманский учёный. То есть, при составлении этой книги он ориентировался во многом на критерии современной исторической науки. Однако несмотря на это, в книге на мой невооруженный взгляд не было ничего такого, что вызвало бы у меня смущение. Наоборот, мне намного больше понравилось такое исследование, чем те современные выхолощенные сиры, в которых ты не понимаешь логики событий и которые не вызывают у тебя никаких чувств.
Одна из особенной этого автора, что он - специалист по военным стратегиям. Когда он пишет про военные походы, он пишет не как мы привыкли - с точки зрения фикха или теологии, а с точки зрения военной стратегии. Этот ракурс делает многое понятным. Например, он исследует тему военных рейдов на караваны курайшитов и других племен, которые сподвижники осуществляли ещё до битвы при Бадре. Хэйуорд говорит, что у многих авторов сиры, особенно ближе к современности, эти рейды вызывают смущение, и часть авторов даже посчитала, что рейдов не было вовсе, или их количество было преувеличено. Хэйуорд же объясняет (хотя больше не в этой книге, а во второй своей книге - Warrior prophet), какая была необходимость в этих рейдах не только с точки зрения конкретной тактики или стратегии, но и с точки зрения логики, психологии и обычаев тех времён, а также места общины мусульман в племенной системе Аравии.

В целом позиция автора такова: мы должны знать, что реально происходило в сире, потому что в сире не происходило ничего, что не является для нас примером. То есть, в сире нет ничего, что нужно скрывать или ретушировать. Наоборот, мы должны знать о жизни Пророка как можно больше, ведь у нас все больше вопросов о том, как нам жить в это время и как справляться. Раскрытие новых граней жизни Пророка (мир ему и благословение) нам сильно поможет.

Очередной скандал в американской части Уммы (вне зависимости от того, правда это или ложь) показывает, что мы не должны делать себе кумиров (в любом смысле) из интернет-проповедников, потому что фактически мы не знаем этих людей. И мы не должны брать свою религию у незнакомцев.

Интересно, что наша цивилизация наделяет правами практически всё на свете. Деревья, священные книги, воду, животных — практически всё имеет права. Мы даже не понимаем, насколько это необычная и исключительная система мышления.

Также мы, наверное, единственная цивилизация, которая абсолютно серьёзно утверждает и верит, что мы не только не одни в космосе, но и делим планету с другим разумным видом: джиннами и ангелами. Всё остальное человечество ищет жизнь на других планетах и спорит о том, насколько это вероятно, что мы не одни.

Я это к чему. Как-то я размышлял над тем, как люди будут решать, если будут, конечно, проблему прав клонов, роботов, различных киборгов-гибридов и т.д. Гипотетически, конечно. Представим, человечество создаст всё-таки реально разумных роботов, возможно, не с нуля, а в виде гибрида человека и машины. Или животного и машины. То есть, разовьют интеллектуальные способности животного с помощью технологий, чтобы оно реально поумнело. Будем ли мы наделять их правами? Конечно, гуманисты из фантастики сразу же объявляют, что будем. Вопрос только: почему? Откуда у них эти права? И когда я об этом думал, то исходил из того, что в Исламе всё наделяется правами, пусть не всегда и равнозначными. Права есть и у джиннов, в том числе. А значит, вполне вероятно, что любые другие мыслящие существа могут быть ими наделены по аналогии.

И вот читаю я на досуге книгу Адриана Чайковского "Псы войны". Это фантастика о биоморфах — животных, которые модернизированы, чтобы выполнять боевые задачи. И вдруг с удивлением нахожу там, что автор, оправдывая то, что таких животных надо наделить правами больше, чем у обычных животных, обосновывает это концепцией… существования джиннов в Исламе. То есть, автор понимает, что Ислам — это пока что единственная сегодня форма мышления, в которой люди реально, а не гипотетически, исходят из того, что существуют другие разумные существа, и что мы можем жить с ними на одной планете и мирно сосуществовать. И что у них есть права. Из всего наследия человеческой культуры и мысли автор нашёл на что сослаться только у нас. И это вдохновляет.

Я наблюдаю за многими небольшими каналами, авторы которых на меня подписаны. Более всего мне отрадно видеть, что мышление некоторых из них за последние несколько лет стало меняться.

Интеллектуальное высокомерие - ещё один вид невежества.

Мысль, что секулярное государство - является всего лишь нейтральным аппаратом, машиной управления, является довольно странной, и не подтверждается исторически.

Удивляет, что некоторые люди говорят о нашей планете, как о незначительной песчинке в грандиозном массиве галактик. Но если эта песчинка уникальна, и такой нет больше нигде, разве она не будет подобна песчинке золота в огромном массиве песка? Голубая планета, с атмосферой, биосферой, разумным видом, обитающем на ней.

Можно ли тогда назвать эту песчинку незначительной, если она одна такая на всем белом свете?

Одна из важных задач мусульманских авторов, пишущих на русском языке - научиться изъясняться на нем на должном уровне. Эта задача пока не решена. Если мы оперируем каким-либо языком, мы должны делать это хорошо. "Аллах предписал ихсан во всем". То есть, предписал все делать наилучшим образом. Большинство пишущих на русском языке наших авторов - делают это пока не лучшим образом. Особенно на Кавказе. Я думаю, не всем будут приятны мои слова. Но я, всего лишь, хочу сказать, что нам есть куда расти. Читайте литературу, в том числе художественную. Освойте этот язык, если пользуетесь им. Не недооценивайте его и его силу.
Речь, конечно, не о запятых и опечатках. Речь о стилистике.

При этом, не пытайтесь переносить в русский язык стилистику арабского языка (они сильно разные), или же не пытайтесь выглядеть слишком умными, используя в неподходящем контексте слишком пафосные слова или сложные обороты. Речь не о том, чтобы ваш текст выглядел шибко умным, а о том, чтобы он точно передавал мысль, не нарушая стилистических норм, без излишеств и недостатков. Вот и все.

Потому что в противном случае, ваш текст не доносит смысл, более того, он препятствует этому, если читатель хорошо чувствует язык. Такой читатель отмахнется от вас, и, что хуже, - от истины, которую вы хотели ему представить.

Недавно один собеседник поделился со мной своими, как бы это сказать, опасениями. Он говорил осторожно, поскольку не был уверен, видимо, в моей реакции. Говорил о том, что его беспокоит закрытость что ли, или ограниченность мышления или выбора тем кавказских проповедников. (Возможно, он не это имел ввиду). Это было беспокойство интеллектуала, которому не хватает воздуха в местной среде. Беспокойство человека, который не видит в предложенных темах или спектре местных полемик то, что действительно важно или должно волновать.

Я тогда ему не ответил, не получилось. И сейчас у меня нет ясной позиции по этому поводу. Но я тоже разделяю это беспокойство, хотя возможно градус этого беспокойства у нас разный.
Но именно по этой причине, я давно никого не слушаю на русском языке (если речь не идёт о специализированных уроках по матнам). При этом, я не являюсь модернистом в любом смысле. Это сложно объяснить, будучи убежденным абсолютным традиционалистом (хоть в геноновском смысле (но без перенниализма), хоть в более традиционном смысле, как ортодокс) я все же тоже чувствую, что мы должны давать более современные ответы на современные вопросы. Или даже не так. Мы должны говорить на современном языке. То есть, языке адекватном времени и месту, эпохе и ее вызовам.

Но это пока только чувство или ощущение, которое не выразилось ещё во что-то оформленное.

"Ритуалы для времени то же, что дома для пространства: они делают время пригодным для обитания". Хан Бён Чхоль. "Исчезновение ритуалов".

"Не случайно «религия»
происходит от relegere: принимать во внимание. Каждая религиозная практика — это упражнение во внимании. Храм — это место наивысшей степени внимания. По Мальбраншу, внимание — это естественная молитва души". (Оттуда же).

Свобода и вера

Продолжая мысль Халляка о видах свободы, можно сказать, что есть два вида свободы - свобода для чего-то и свобода от чего-то. И эти два вида свободы находятся друг с другом в довольно тесных отношениях. О которых я скажу ниже.

Те люди, которые видят в религии ограничение свободы человека - в чем-то правы, но они не знают, что свобода бывает разная. Они видят ограничение "свободы для чего-то". Свободу делать, что пожелаешь. Свободу есть, что пожелаешь. Жить, как пожелаешь. Но дело в том, что чрезмерное увеличение этой свободы всегда означает уменьшение другой свободы. Свободы от чего-то. Свободы от вредных привычек, свободы от господства своих страстей, своих слабостей. Свободы от других людей, свободы от манипуляции, свободу от страха. Всех видов страха. Формула единобожия является также и формулой тотальной "свободы от". Когда человек говорит "нет божества...", он этим провозглашает свою абсолютную свободу от всякого господства, кроме господства Бога. Таким образом, покорность Богу парадоксально означает полную свободу. Потому что покорность подразумевает некоторое ограничение "свобод для", что в итоге даёт неограниченную "свободу от". В этом проявляется щедрость Бога.

Очевидно, что мы больше нуждаемся в "свободе от", чем в "свободе для", которую так воспевает современная цивилизация. Эта цивилизация ущербна, она смотрит только с одной точки зрения, одним глазом. Второй ее глаз кривой.

Свобода для - это состояние, которое может быть даровано, "свободу от" надо завоёвывать. В первую очередь в самом себе. Декларируя формулу единобожия, человек заявляет, что он объявляет себя свободным от всякого господства, кроме Господства. Но на этом его путь не заканчивается. Дальше он должен перейти от слов к делу, и действительно бороться за свободу от (дурного) господства своих страстей, желаний, низменной души, грехов, слабостей, дурных привычек, страха. Получается эта борьба является неотъемлемой частью пути верующего. Отсутствие этой борьбы подразумевает отсутствие истинного освобождения от дурного господства. Помощь в этом освобождении проявляется через запреты, ограничения и рекомендации. Их цель - уменьшить господство "свободы для", чтобы дать пространство "свободе от". В этом же одна из целей религиозной практики.

Завершая, скажу, что тот, кто отказывает от "свободы от", в угоду "свободе для" впадает в "нижайшее из состояний" (асфаля-с-са'филиин). Получается, если же он достигнет обратного, максимально увеличит "свободу от", отказавшись от части своей "свободы для" - этим он должен достигнуть высочайшего из состояний.

/продолжение - 2/

Свобода и многобожие

С этой перспективы мы можем также прояснить некоторые аспекты сущности многобожия. Многобожие - это узаконенная "несвобода от". Потому что подразумевает добровольное подчинение себя множеству ложных господ - начиная с вымышленных богов, заканчивая различными современными понятиями и идеями, на алтарь которых человек кладет свою жизнь.
Казалось бы, почему человечество каждый раз в истории скатывалось от подчинения одному Богу к подчинению множеству божеств? Ведь подчиняться одному должно быть легче, чем подчиняться множеству? Одной из причин здесь может быть то, что характерной чертой многобожия (язычества) всегда является увеличение "свободы для". Язычество зачастую подразумевает довольно расплывчатый моральный кодекс и довольно малое количество запретов и ограничений.
"Я делаю, чё хочу'. Вот девиз язычества. Поэтому в языческих системах очень редко существует вера в загробную жизнь, а точнее в загробный расчет. Ведь тогда нельзя "делать, чё хочу". Таким образом, язычество всегда сопровождает увеличение "свободы для".
Поэтому, конечно, не является совпадением современная максимизация "свободы для", это очевидный признак языческой эпохи. Причем от малого количества богов Модерна (Разум, Человек, Техника, Прогресс и т.д.), человечество пришло к бесконечному числу божков Постмодерна.
Таким образом, многобожие привлекательно тем, что оно даёт "свободу для", хотя и лишает "свободы от". Тут проявляется одна из особенностей взаимоотношения этих свобод. Свобода для - это свобода более материальная, можно сказать, это свобода более низкого порядка, близкого к нашему телу. Свобода от - это свобода, не видимая глазу, это свобода скрытая, свобода более высокого порядка. Когда человек лишается "свободы для", например, свободы передвижения, он это сразу видит и чувствует. Потому что ограничивается его тело. Когда же ограничивается его "свобода от", например, свобода от вредных привычек (он подпадает под их влияние), это не проявляется столь явным образом. Точнее, дурные последствия или тяжесть такой несвободы проявляется не сразу. Но однако, когда она проявляется в полную силу, она приносит намного больше страданий, чем "не-свобода для".

Теперь мы можем сказать, немного упрощая, что "свобода для" - это свобода тела. А "свобода от" - это свобода духа. Пусть это не совсем точные выражения, но пока сойдёт.

Итак, когда ограничивается свобода духа - это бывает заметно далеко не сразу. И наоборот, когда человек лишается свободы тела, он это чувствует, и чувствует мгновенно. А учитывая природу нашего тела, он это чувствует болезненно (поэтому Рай скрыт за ненавистным). А когда мы получаем больше свободы тела, мы опять же, в силу природы нашего тела, испытываем моментальное и довольное ощутимое удовольствие. Поэтому многобожие столь популярно исторически, оно предоставляет физическое удовольствие, и этим осуществляет своего рода анестезию, делая уменьшение или даже удаление свободы духа сравнительно безболезненным.

Проблема, однако, в том, что хотя лишение свободы духа не чувствуется сразу и не бывает столь болезненным, в более далёкой перспективе, оказывается, что удовольствия свободы тела, как раз-таки, эфемерны и преходящи, а удовольствия свободы духа, пусть и не столь явны, однако, они намного долговечней и сильней, пусть и проявляются не сразу. А что касается страданий, то страданий не-свободы тела также, хоть и болезненны, но не вечны, в то время как страдания не-свободы духа могут сопровождать человека, перефразируя имама Газали, и после смерти.
А раз так, человек, если он разумен, не может отказаться от свободы духа, пусть даже ее достижение для него столь тяжело и драматично.

Для всего этого можно провести простой и нерелигиозный пример. Человек, который каждый день занимается спортом - ограничивает свою свободу тела (свободу спать, отдыхать, есть, свободу досуга). Однако в итоге он более счастлив, в силу того, что он более здоров, силен, уверен в себе, чем тот, кто каждый день спал до обеда и отказывался от каких-либо нагрузок.

/продолжение - 3/

Из них двоих "спортсмен" к своим 40 годам более счастлив. Таким образом, мы видим, что счастье зависит от свободы. Это два связанных понятия. Но оно зависит и связано именно со свободой духа, а не тела. То есть, как ни парадоксально, счастье достижимо, если ты откажешься (в какой-то мере) от свободы тела, от "свободы для". Именно этим и занимаются верующие люди. Они достигают счастья.

Проблема же язычества в том, что многобожник (ну или стандартный современный человек) тоже хочет счастья. Он тоже чувствует, что счастье связано с понятием свободы. Но так как он слеп и не знает о свободе духа, он думает, что ему нужно максимизировать свою свободу тела. Поэтому он старается как можно дольше и интенсивней практиковать "свободы для", свободы тела. Это приносит ему множество удовольствий тела. Но не приносит счастья. Более того, убавляет его счастье, ведь оно завязано на свободу духа, а она тоже убавляется. Современный человек чувствует, что он получает множество удовольствий, но не получает счастья, и это вызывает у него недоумение. Тем более все окружающее его многобожие все время обещает ему это счастье именно через свободу тела. Он думает, что он, видимо, ещё не набрал достаточное количество свободы тела, недостаточно интенсивно получал его, и стремится к ещё большему количеству. Что приводит к ещё большему убавлению свободы духа и к ещё больше несчастию. Отсюда депрессия, апатия, различные другие недуги.

Множество людей живут такой жизнью, стремясь любыми способами получать удовольствия, чтобы перестать быть несчастными и несвободными. И на этом пути их застигает смерть, освобождая, наконец, от бессмысленной "погони за счастьем".

На фоне радостных новостей из Палестины, публикую очередное ежегодное видео одного из главных для меня интеллектуалов современного Ислама шейха Абдул Хакима Мурада о книгах, которые были ему интересны в прошедшем году.

https://youtu.be/tKz7Qq_qFNY?si=KssvXNUdeLA6NVfa

Известный ориенталист Тошихико Изутсу в своей книге: "Этико-религиозные концепции в Коране" (The Ethico-Religious Concepts in the Qur'an Toshihiko Izutsu) отмечает, что арабы Джахилии смотрели на мир сквозь призму глубокого пессимизма. Для них существовал только этот мир, он был жесток, суров и полон испытаний. Жизнь была короткой, наполненной страданиями, а конец наступал быстро. Черный пессимизм, пишет она, был natural basic mood (естественное и основное настроение) литературы Джахилии. Крик отчаяния из-за пустоты человеческого существования пронизывал поэзию древних арабских поэтов.
Она приводит множество отрывков из джахилийской поэзии. Вот один из них, авторства Абида бин Аль-Абраса (мой вольный перевод с английского):

"Я думал о моем народе, добрых людях, что жили в Малхубе, и мое сердце болело за них, переполненное печалью.

Воспоминания наполнили меня, и слезы лились непрестанно, словно ручей, поливающий посевы того, кто уже пришел в упадок.
Да, во многие палатки, из покоев которых доносился запах мускуса, я входил, может быть тайно, может быть как открытый поклонник.
И многих певиц, чей голос вино сделало хриплым, поющих под звук струн, натянутых на полой изогнутой лире.
Я слушал с товарищами, мужчинами благородного рода, которые считали себя обязанными всем, кто ищет помощи.

Теперь все это ушло, и я остался скорбеть - нет! Скажи, есть ли такой человек на земле, чьи надежды никогда не обманываются?

Ты видишь, как человек все время тоскует и жаждет долгой жизни: но каков он итог долгой жизни, как не бремя скорби и боли?".

В этом же стихотворении отлично проявляется вторая черта арабов того периода - гедонизм. Раз жизнь - всего лишь миг, да ещё и полный страданий, то нужно уметь ею наслаждаться. Они жили по принципу: carpe diem - лови момент. А как наслаждаться? Вино и женщины. Причем, именно в таком порядке. Самолёты Вино на первом месте. Потом уже девушки. Изутсу приводит историю от Ибн Исхака, как один человек (сообщается, что это был известный поэт Аль-А'ша) решил принять Ислам, и отправился к Пророку (мир ему и благословение), но по дороге встретил знакомого, который ему сказал: "разве ты не знаешь, что они запрещают блуд?". Тот ответил: "ничего, я это переживу". Тогда знакомый добавил: "а ещё они запрещают пить". На что тот сказал: "ну от этого я не могу так легко отказаться. В таком случае я вернусь назад, буду пить беспробудно целый год и затем уже приму Ислам". Так он и поступил, но после длительного пьянствования, он умер в тот год, так и не став мусульманином.

Древний арабский поэт Тарафа пишет в своем стихотворении:
"Ищи меня, и ты найдешь меня в собрании моих людей.
Объяви на меня охоту в тавернах, и ты схватишь меня там.
Приходи ко мне ранним утром, и я наполню тебе чашу вина...".

Мужчины Джахилии в массе своей, пишет Изутсу, были винопийцами, всерьез и с большим знанием дела относящимися к питью.
Более того, в этом они видели благородство. Как сказал тот же Тарафа в другом месте: "Я карим (благородный), тот, кто будет пьян всю жизнь".

И вот среди таких людей появляется послание Пророка (мир ему и благословение), которое гласит: "Самый благородный из вас перед Аллахом - наиболее богобоязненный". (49:13).

У каждого образованного человека, претендующего (в самом себе) на некую интеллектуальность должно быть понимание, что он просто обязан владеть хотя бы одним иностранным языком. Это абсолютно обыденное понимание, но почему-то даже те, кто собираются защищать диссертации, зачастую не могут подучить ин-яз. А ведь они в своей работе должны ссылаться на иностранные источники на языке оригинала, которые они по идее должны были досконально перелопатить.

С этой стороны, довольно ущербно выглядят наши местные интеллектуалы прошлого, которые свысока смотрели на тех же местных мулл, в то время как эти самые муллы владели великом и могучим арабским языком (а интеллектуалы владели высоким мнением о себе).

Читаю роман Дэвида Гутерсона "Снег на кедрах". Это первый прочитанный мной американский роман об интернировании японцев в 1942 году, когда американцев японского происхождения насильно переселили в специальные лагеря на период войны. По сути, это было выселением и переселением. Многие из этих японцев жили в США уже в третьем поколении, но после Перл-Харбора никто им не доверял. Хотя молодые парни из японских семей шли добровольцами на войну на стороне США.
Конечно, это переселение не сравниться с нашей депортацией. Ведь им дали 8 дней на сборы, а нам не давали и пары часов. Они были приезжими мигрантами, а мы были у себя дома. Страна их происхождения первая напала на США. А мы никакого отношения к агрессору не имели. И все же, это явления одного ряда. Автор в своем романе хорошо показывает как трудно было японцам переносить жестокости и унижения этого переселения. Как они теряли свое имущество, распродавая его за бесценок перед отъездом. Как соседи "забывали", что продали им дом или землю, и снова забирали проданное себе в отсутствие хозяев. И так далее.
Но вот на что я хотел бы обратить внимание. Возможно, кто-то уже это сделал, но я не встречал. Мы должны, изучая нашу депортацию, обязательно искать ее причины (а мы не знаем до сих пор реальных причин) также и во внешнеполитической среде. То есть, японцев интернировали (красивое слово, чтобы спрятать некрасивое действие) в 1942. А депортации народов начались в 1943. А мы знаем, как тут любят перенимать то, что у них там. Что если на решение о нашей депортации повлияли действия властей США в отношении японцев? А если даже не они в какой-то степени подсказали эту идею, то влияние могло быть опосредованным. Ведь как ты будешь порицать кого-то за депортацию, когда сам депортировал целый народ? В любом случае, для более глубокого анализа, нужно учитывать все эти факторы.