Christmas eve in Miller’s Point — главный Рождественский фильм 2024.
Тайлер Таормина — режиссер очень своеобразный, его фильмы похожи сразу на многое, и непохожи ни на что. Это пространства, где Джон Хьюз, Ричард Линклейтер и Ричард Кертис встречаются с Дэвидом Линчем. Обращаясь к довольно избитым жанрам, — будь то coming of age («Хлеб с ветчиной», 2019), или рождественское кино («Christmas Eve»), — оставаясь до определенной степени в поле узнаваемого и стереотипного, он эффектно привносит свежесть, создает острые и запоминающиеся образы, при всей нежности и сентиментальности открывает изнанку праздника и уюта.
Оба фильма ностальгические, пронизанные подростковым восприятием переходных событий, переводящих героев из одной обыденности в новую, пугающую и тревожащую, так как требующей радикальных изменений. Одна из ключевых категорий его поэтики — странное (и в смысле weird, и в смысле quirky). Таормина мастерски обнаруживает странное в банальном и узнаваемом, а банальное в сверхъестественном. И это важный момент его ностальгии, — хотя тут есть и «внешний реализм» и «умышленный архаизм», — он в больше степени сосредоточен не на том, как и что было, а на том, как и что утратилось, на моменте перехода и сопутствующих ему негативных аффектах. Наверное, в качестве ближайшего аналога можно было бы указать «Девственниц-самоубийц» Копполы, но и эта аналогия не совсем достаточна.
В обоих фильмах нет центральных героев, камера перемещается от одних групп людей к другим, выхватывая случайные фрагменты речей, через которые, как через замочную скважину, приоткрываются глубоко личные переживания, впрочем никогда не получающие своего завершения, остающиеся недосказанными. Бессвязное повествование не выстраивается в классический нарратив, но создает емкий образ некоторого ключевого события (выпускного или Рождественской ночи). В «Сочельнике», помимо почти этнографического наблюдения за людьми и их отношением к происходящему, Таормина невероятно метко работает с материальным образом ситуации. Его острый и иногда едкий взгляд подмечает точные, узнаваемые в поседневности, но очень свежие детали. А элементы фарса, откровенно китчевый декор, гротескные образы, обилие цветов и отсутствие четких маркеров времени вызывают амбивалентное ощущение гиперреализма и нереальности этого мира, где игра воображения причудливым образом сочетает идиллическое Ричарда Кертиса и тревогу Дэвида Линча. Формулируя иначе, этот мир настолько же обыденный, насколько и мистический, находящийся где-то по ту сторону времени.
Все это превращает фильмы скорее в чарующую и меланхоличную медитацию о пограничных ситуациях (взросление и выпускной или Рождество и продажа семейного дома), головокружительную галлюцинацию, уютное и тревожное видение, где аналог выпускного подобен метафизической инициации, а поездка к родственникам на рождество уподобляется «Космической Одиссеи».
Тайлер Таормина — режиссер очень своеобразный, его фильмы похожи сразу на многое, и непохожи ни на что. Это пространства, где Джон Хьюз, Ричард Линклейтер и Ричард Кертис встречаются с Дэвидом Линчем. Обращаясь к довольно избитым жанрам, — будь то coming of age («Хлеб с ветчиной», 2019), или рождественское кино («Christmas Eve»), — оставаясь до определенной степени в поле узнаваемого и стереотипного, он эффектно привносит свежесть, создает острые и запоминающиеся образы, при всей нежности и сентиментальности открывает изнанку праздника и уюта.
Оба фильма ностальгические, пронизанные подростковым восприятием переходных событий, переводящих героев из одной обыденности в новую, пугающую и тревожащую, так как требующей радикальных изменений. Одна из ключевых категорий его поэтики — странное (и в смысле weird, и в смысле quirky). Таормина мастерски обнаруживает странное в банальном и узнаваемом, а банальное в сверхъестественном. И это важный момент его ностальгии, — хотя тут есть и «внешний реализм» и «умышленный архаизм», — он в больше степени сосредоточен не на том, как и что было, а на том, как и что утратилось, на моменте перехода и сопутствующих ему негативных аффектах. Наверное, в качестве ближайшего аналога можно было бы указать «Девственниц-самоубийц» Копполы, но и эта аналогия не совсем достаточна.
В обоих фильмах нет центральных героев, камера перемещается от одних групп людей к другим, выхватывая случайные фрагменты речей, через которые, как через замочную скважину, приоткрываются глубоко личные переживания, впрочем никогда не получающие своего завершения, остающиеся недосказанными. Бессвязное повествование не выстраивается в классический нарратив, но создает емкий образ некоторого ключевого события (выпускного или Рождественской ночи). В «Сочельнике», помимо почти этнографического наблюдения за людьми и их отношением к происходящему, Таормина невероятно метко работает с материальным образом ситуации. Его острый и иногда едкий взгляд подмечает точные, узнаваемые в поседневности, но очень свежие детали. А элементы фарса, откровенно китчевый декор, гротескные образы, обилие цветов и отсутствие четких маркеров времени вызывают амбивалентное ощущение гиперреализма и нереальности этого мира, где игра воображения причудливым образом сочетает идиллическое Ричарда Кертиса и тревогу Дэвида Линча. Формулируя иначе, этот мир настолько же обыденный, насколько и мистический, находящийся где-то по ту сторону времени.
Все это превращает фильмы скорее в чарующую и меланхоличную медитацию о пограничных ситуациях (взросление и выпускной или Рождество и продажа семейного дома), головокружительную галлюцинацию, уютное и тревожное видение, где аналог выпускного подобен метафизической инициации, а поездка к родственникам на рождество уподобляется «Космической Одиссеи».
group-telegram.com/jodavszombies/771
Create:
Last Update:
Last Update:
Christmas eve in Miller’s Point — главный Рождественский фильм 2024.
Тайлер Таормина — режиссер очень своеобразный, его фильмы похожи сразу на многое, и непохожи ни на что. Это пространства, где Джон Хьюз, Ричард Линклейтер и Ричард Кертис встречаются с Дэвидом Линчем. Обращаясь к довольно избитым жанрам, — будь то coming of age («Хлеб с ветчиной», 2019), или рождественское кино («Christmas Eve»), — оставаясь до определенной степени в поле узнаваемого и стереотипного, он эффектно привносит свежесть, создает острые и запоминающиеся образы, при всей нежности и сентиментальности открывает изнанку праздника и уюта.
Оба фильма ностальгические, пронизанные подростковым восприятием переходных событий, переводящих героев из одной обыденности в новую, пугающую и тревожащую, так как требующей радикальных изменений. Одна из ключевых категорий его поэтики — странное (и в смысле weird, и в смысле quirky). Таормина мастерски обнаруживает странное в банальном и узнаваемом, а банальное в сверхъестественном. И это важный момент его ностальгии, — хотя тут есть и «внешний реализм» и «умышленный архаизм», — он в больше степени сосредоточен не на том, как и что было, а на том, как и что утратилось, на моменте перехода и сопутствующих ему негативных аффектах. Наверное, в качестве ближайшего аналога можно было бы указать «Девственниц-самоубийц» Копполы, но и эта аналогия не совсем достаточна.
В обоих фильмах нет центральных героев, камера перемещается от одних групп людей к другим, выхватывая случайные фрагменты речей, через которые, как через замочную скважину, приоткрываются глубоко личные переживания, впрочем никогда не получающие своего завершения, остающиеся недосказанными. Бессвязное повествование не выстраивается в классический нарратив, но создает емкий образ некоторого ключевого события (выпускного или Рождественской ночи). В «Сочельнике», помимо почти этнографического наблюдения за людьми и их отношением к происходящему, Таормина невероятно метко работает с материальным образом ситуации. Его острый и иногда едкий взгляд подмечает точные, узнаваемые в поседневности, но очень свежие детали. А элементы фарса, откровенно китчевый декор, гротескные образы, обилие цветов и отсутствие четких маркеров времени вызывают амбивалентное ощущение гиперреализма и нереальности этого мира, где игра воображения причудливым образом сочетает идиллическое Ричарда Кертиса и тревогу Дэвида Линча. Формулируя иначе, этот мир настолько же обыденный, насколько и мистический, находящийся где-то по ту сторону времени.
Все это превращает фильмы скорее в чарующую и меланхоличную медитацию о пограничных ситуациях (взросление и выпускной или Рождество и продажа семейного дома), головокружительную галлюцинацию, уютное и тревожное видение, где аналог выпускного подобен метафизической инициации, а поездка к родственникам на рождество уподобляется «Космической Одиссеи».
Тайлер Таормина — режиссер очень своеобразный, его фильмы похожи сразу на многое, и непохожи ни на что. Это пространства, где Джон Хьюз, Ричард Линклейтер и Ричард Кертис встречаются с Дэвидом Линчем. Обращаясь к довольно избитым жанрам, — будь то coming of age («Хлеб с ветчиной», 2019), или рождественское кино («Christmas Eve»), — оставаясь до определенной степени в поле узнаваемого и стереотипного, он эффектно привносит свежесть, создает острые и запоминающиеся образы, при всей нежности и сентиментальности открывает изнанку праздника и уюта.
Оба фильма ностальгические, пронизанные подростковым восприятием переходных событий, переводящих героев из одной обыденности в новую, пугающую и тревожащую, так как требующей радикальных изменений. Одна из ключевых категорий его поэтики — странное (и в смысле weird, и в смысле quirky). Таормина мастерски обнаруживает странное в банальном и узнаваемом, а банальное в сверхъестественном. И это важный момент его ностальгии, — хотя тут есть и «внешний реализм» и «умышленный архаизм», — он в больше степени сосредоточен не на том, как и что было, а на том, как и что утратилось, на моменте перехода и сопутствующих ему негативных аффектах. Наверное, в качестве ближайшего аналога можно было бы указать «Девственниц-самоубийц» Копполы, но и эта аналогия не совсем достаточна.
В обоих фильмах нет центральных героев, камера перемещается от одних групп людей к другим, выхватывая случайные фрагменты речей, через которые, как через замочную скважину, приоткрываются глубоко личные переживания, впрочем никогда не получающие своего завершения, остающиеся недосказанными. Бессвязное повествование не выстраивается в классический нарратив, но создает емкий образ некоторого ключевого события (выпускного или Рождественской ночи). В «Сочельнике», помимо почти этнографического наблюдения за людьми и их отношением к происходящему, Таормина невероятно метко работает с материальным образом ситуации. Его острый и иногда едкий взгляд подмечает точные, узнаваемые в поседневности, но очень свежие детали. А элементы фарса, откровенно китчевый декор, гротескные образы, обилие цветов и отсутствие четких маркеров времени вызывают амбивалентное ощущение гиперреализма и нереальности этого мира, где игра воображения причудливым образом сочетает идиллическое Ричарда Кертиса и тревогу Дэвида Линча. Формулируя иначе, этот мир настолько же обыденный, насколько и мистический, находящийся где-то по ту сторону времени.
Все это превращает фильмы скорее в чарующую и меланхоличную медитацию о пограничных ситуациях (взросление и выпускной или Рождество и продажа семейного дома), головокружительную галлюцинацию, уютное и тревожное видение, где аналог выпускного подобен метафизической инициации, а поездка к родственникам на рождество уподобляется «Космической Одиссеи».
BY Йода против зомби
Share with your friend now:
group-telegram.com/jodavszombies/771