АНТОН ВЯЧЕСЛАВОВИЧ ✔

Мать недовольна: плохой интервьюер. Не выучился, троечник, стыдно, неловко. Твой голос громче нужного, перебивать умного не смей.

Потом осекается, вздрагивает: ой, ну прости. Тебе же не нужно мое мнение.

Если честно: не нужно.

Собака жмется, скулит, елозит. Устала.

Я тоже. Только я у нее есть. А у меня нет меня. Мне не к кому прижаться.

Я спидозный гомосек, спасибо, что не убили, поклонись в ноги, что еще здороваемся.

Может когда-то, — пишет женщина, которая стесняется познакомить меня с родителями, — я смогу.

И я весь в этом когда-нибудь. Как все заморыши. Может доживу до когда-нибудь. И на моих похоронах я прижмусь к своей душе, и легко отпущу ее туда, где нет ни стыда, ни страха, ни смерти. Только Пушкин и крошечная собачка Горошек, что сидела 6 лет на цепи, лаяла, надеялась, виляла хвостом при виде грязного сапога.

Там будем мы втроем: я и Горошек. И Пушкин детгиза. И больше никого из вас.

www.group-telegram.com/sa/krasovkin.com/13618

14.9K viewsedited  Dec 21 at 02:52

Мать недовольна: плохой интервьюер. Не выучился, троечник, стыдно, неловко. Твой голос громче нужного, перебивать умного не смей.

Потом осекается, вздрагивает: ой, ну прости. Тебе же не нужно мое мнение.

Если честно: не нужно.

Собака жмется, скулит, елозит. Устала.

Я тоже. Только я у нее есть. А у меня нет меня. Мне не к кому прижаться.

Я спидозный гомосек, спасибо, что не убили, поклонись в ноги, что еще здороваемся.

Может когда-то, — пишет женщина, которая стесняется познакомить меня с родителями, — я смогу.

И я весь в этом когда-нибудь. Как все заморыши. Может доживу до когда-нибудь. И на моих похоронах я прижмусь к своей душе, и легко отпущу ее туда, где нет ни стыда, ни страха, ни смерти. Только Пушкин и крошечная собачка Горошек, что сидела 6 лет на цепи, лаяла, надеялась, виляла хвостом при виде грязного сапога.

Там будем мы втроем: я и Горошек. И Пушкин детгиза. И больше никого из вас.

BY АНТОН ВЯЧЕСЛАВОВИЧ