политолог Дмитрий Михайличенко, доктор философских наук
В истории России Нового и Новейшего времени можно выделить, пожалуй, три исторических периода, которые характеризовались сверхконцентрацией ресурсов вокруг правителя и внешней экспансии на этой основе.
Это Иван Грозный, его опричнина и неудачная Ливонская война, которая не кончилась ничем, хотя, в то же время, при этом автократе Московия стала Россией и приросла территориями бывшей Золотой Орды. Вторая такая сверхконцентрация ресурсов была осуществлена Петром Великим и закончилась она изменением облика российского государства, включением в европейскую экономическую систему и становлением империи не только де-факто, но и де-юре. Третья попытка принадлежит И. Сталину, который через репрессии и тотальное подчинение инициировал модернизацию, а затем, по итогам Второй мировой войны, смог расширить сферу влияния Советской империи.
Нынешнее состояние российского государства также характеризуется беспрецедентной по своему уровню сверхконцентрацией ресурсов и попыткой расширить влияние государства на постсоветском пространстве. Предыдущие такие попытки проходили мучительно, с применением репрессий, крови и сопровождались сломом правящей элиты, а также ее трансформацией во что-то иное. Показательно, что во всех этих случаях правители жестко смогли навязать свою волю и пресекали на корню всякую элитную фронду. Конечно, вполне возможно, что Павел I также хотел бы повторить такой путь, но он, очевидно, не проделал необходимой подготовительной работы, которую осуществили вышеупомянутые правители. Поэтому посланные на завоевание Индии казаки были отозваны назад, а сам правитель погиб в результате дворцового переворота в 1801 г.
Поведение российских элит чаще всего в определяющие этапы истории находится в рамках матрицы служения: ее далеко не всегда можно считать жертвованием себя ради государства, чего, кстати, власть все чаще хочет от глубинного народа. Однако в любом случае элиты в России исторически приучены действовать не в рамках свободы, а в рамках жесткой вертикали и служения, которое, как известно, оставляет возможность не только самопожертвованию, но и личному обогащению. Но это - в обычные времена, а когда есть внешний враг – нужно мобилизоваться и все положить на алтарь Победы.
Полностью подчиненная элита, а не глубинный народ, является залогом высокой управляемости нынешней вертикали и антидотом от каких-либо поползновений в сторону смены власти. Прошедшие с момента начала СВО полгода показали, что элиты остаются полностью подконтрольными даже в условиях, когда не видят для себя стратегических выгод от того, в какую сторону развивается ситуация. Однако полная подконтрольность не означает готовности к тотальной мобилизации и к тому, что нужно положить все на алтарь Победы.
В этом аспекте и таится неопределенность, которая может иметь ключевое значение для дальнейшего развития властной конфигурации, а с вместе с ней и траектории развития страны. Конечно, остается место и для инерционного сценария, когда все будет плюс-минус как прежде, но его вероятность в перспективе следующих 2-3-х лет невысока.
политолог Дмитрий Михайличенко, доктор философских наук
В истории России Нового и Новейшего времени можно выделить, пожалуй, три исторических периода, которые характеризовались сверхконцентрацией ресурсов вокруг правителя и внешней экспансии на этой основе.
Это Иван Грозный, его опричнина и неудачная Ливонская война, которая не кончилась ничем, хотя, в то же время, при этом автократе Московия стала Россией и приросла территориями бывшей Золотой Орды. Вторая такая сверхконцентрация ресурсов была осуществлена Петром Великим и закончилась она изменением облика российского государства, включением в европейскую экономическую систему и становлением империи не только де-факто, но и де-юре. Третья попытка принадлежит И. Сталину, который через репрессии и тотальное подчинение инициировал модернизацию, а затем, по итогам Второй мировой войны, смог расширить сферу влияния Советской империи.
Нынешнее состояние российского государства также характеризуется беспрецедентной по своему уровню сверхконцентрацией ресурсов и попыткой расширить влияние государства на постсоветском пространстве. Предыдущие такие попытки проходили мучительно, с применением репрессий, крови и сопровождались сломом правящей элиты, а также ее трансформацией во что-то иное. Показательно, что во всех этих случаях правители жестко смогли навязать свою волю и пресекали на корню всякую элитную фронду. Конечно, вполне возможно, что Павел I также хотел бы повторить такой путь, но он, очевидно, не проделал необходимой подготовительной работы, которую осуществили вышеупомянутые правители. Поэтому посланные на завоевание Индии казаки были отозваны назад, а сам правитель погиб в результате дворцового переворота в 1801 г.
Поведение российских элит чаще всего в определяющие этапы истории находится в рамках матрицы служения: ее далеко не всегда можно считать жертвованием себя ради государства, чего, кстати, власть все чаще хочет от глубинного народа. Однако в любом случае элиты в России исторически приучены действовать не в рамках свободы, а в рамках жесткой вертикали и служения, которое, как известно, оставляет возможность не только самопожертвованию, но и личному обогащению. Но это - в обычные времена, а когда есть внешний враг – нужно мобилизоваться и все положить на алтарь Победы.
Полностью подчиненная элита, а не глубинный народ, является залогом высокой управляемости нынешней вертикали и антидотом от каких-либо поползновений в сторону смены власти. Прошедшие с момента начала СВО полгода показали, что элиты остаются полностью подконтрольными даже в условиях, когда не видят для себя стратегических выгод от того, в какую сторону развивается ситуация. Однако полная подконтрольность не означает готовности к тотальной мобилизации и к тому, что нужно положить все на алтарь Победы.
В этом аспекте и таится неопределенность, которая может иметь ключевое значение для дальнейшего развития властной конфигурации, а с вместе с ней и траектории развития страны. Конечно, остается место и для инерционного сценария, когда все будет плюс-минус как прежде, но его вероятность в перспективе следующих 2-3-х лет невысока.
BY Кремлёвский безБашенник
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
On December 23rd, 2020, Pavel Durov posted to his channel that the company would need to start generating revenue. In early 2021, he added that any advertising on the platform would not use user data for targeting, and that it would be focused on “large one-to-many channels.” He pledged that ads would be “non-intrusive” and that most users would simply not notice any change. Soloviev also promoted the channel in a post he shared on his own Telegram, which has 580,000 followers. The post recommended his viewers subscribe to "War on Fakes" in a time of fake news. If you initiate a Secret Chat, however, then these communications are end-to-end encrypted and are tied to the device you are using. That means it’s less convenient to access them across multiple platforms, but you are at far less risk of snooping. Back in the day, Secret Chats received some praise from the EFF, but the fact that its standard system isn’t as secure earned it some criticism. If you’re looking for something that is considered more reliable by privacy advocates, then Signal is the EFF’s preferred platform, although that too is not without some caveats. "Someone posing as a Ukrainian citizen just joins the chat and starts spreading misinformation, or gathers data, like the location of shelters," Tsekhanovska said, noting how false messages have urged Ukrainians to turn off their phones at a specific time of night, citing cybersafety. Telegram has gained a reputation as the “secure” communications app in the post-Soviet states, but whenever you make choices about your digital security, it’s important to start by asking yourself, “What exactly am I securing? And who am I securing it from?” These questions should inform your decisions about whether you are using the right tool or platform for your digital security needs. Telegram is certainly not the most secure messaging app on the market right now. Its security model requires users to place a great deal of trust in Telegram’s ability to protect user data. For some users, this may be good enough for now. For others, it may be wiser to move to a different platform for certain kinds of high-risk communications.
from sa