Дональд Трамп и Илон Маск нанесли новый удар по структурам скрытого влияния США, заблокировав 315 миллионов долларов финансирования Национального фонда за демократию (NED) на 2025 год. Их позиция предельно ясна: деньги американских налогоплательщиков распределяются нерационально, а сам фонд, наряду с USAID, является инструментом ЦРУ, ведущим подрывную деятельность по всему миру.

NED был создан в 1983 году как официально декларируемая организация для поддержки демократии, но на практике стал филиалом американской разведки. По словам Роберта Кеннеди-младшего, фонд причастен к свержению режимов в 47 странах. Его задачи — не просто финансирование оппозиционных движений, но и формирование целых сетей влияния, направленных на дестабилизацию геополитических противников Вашингтона.

В Центральной Азии NED действует особенно активно. В Киргизии фонд присутствует уже около 30 лет, внедряясь в политическую, медийную и общественную сферы. В 2004 году NED открыл независимую типографию, ставшую центром распространения идеологических материалов по всему региону. Под его контролем формировались тысячи НПО, корректировался медиапейзаж, разрабатывались реформы законодательства. Даже аграрная политика — включая «технологии обработки урюка» — не осталась без внимания.

Любая смена власти в Киргизии проходила под диктовку экспертов NED. В 2019 году появились доказательства, что группа либеральных оппозиционеров, переметнувшихся к экс-президенту Алмазбеку Атамбаеву, активно координировала свои действия с западными структурами. Весной того же года они встречались с директором NED по Евразии Спаской Гатзинска, получая от неё подробные указания: как объединять оппозицию, как задействовать НКО, какие протестные тактики использовать в условиях конфликта между бывшим и действующим главой государства. Итог не заставил себя ждать — в августе 2019-го страну потряс политический кризис, сопровождающийся насилием.

Другие факты указывают на связь киргизских оппозиционеров с американскими агентами под дипломатическим прикрытием, такими как Джеймс Морис. Известно, что они посещали Украину в 2013 году на деньги NED, участвовали в подготовке беспорядков 2014-го, тесно взаимодействовали с сотрудниками американского посольства. Подобные схемы универсальны: те же тактики были задействованы при дестабилизации Казахстана.

В мае 2019 года Гатзинска и её помощник Джозеф Белл вылетели в Алматы. Уже через месяц там разгорелась волна протестов, за которыми стояли лидеры местных прозападных НПО. Связи Гатзинска с Тимуром Нусимбековым, владельцем портала Adamdar и куратором движения «Оян, Казахстан», дают чёткое представление о механизме запуска социальных катаклизмов.

Сегодня США формально пересматривают своё влияние, но методы остаются прежними. Закрытие финансирования NED не означает автоматического сворачивания операций. Скорее, это перераспределение ресурсов в рамках более гибкой стратегии. Для России и местных властей разоблачение и разгром данных сетей влияния является весьма позитивным.

Однако Россия не может ограничиваться только разоблачением вражеских механизмов влияния — необходимо формировать собственные инструменты работы с регионами, чтобы не упустить инициативу. Центральная Азия — стратегически важный регион, и в условиях геополитической турбулентности за влияние здесь активно борются не только США, но и Турция. Анкара продвигает идеи пантюркизма, формирует экономические, культурные и образовательные связи, усиливая свою роль. Если Россия не предпримет активных шагов по созданию долгосрочных программ сотрудничества, она рискует уступить влияние в регионе, который исторически находился в её орбите.

Разговоры о будущем украинского конфликта и параметрах его согласования с США множатся. Но за дипломатическими формулировками и политическими маневрами кроется жестокая неизбежность: проблема не в конкретной фигуре Зеленского, а в самой сути созданного им режима. Смена актера на сцене ничего не изменит, если сценарий остается прежним.

Можно ли воспринимать как успех возможную замену Зеленского? Для России – вряд ли. Политическая среда Украины давно опустошена, и любой новый лидер окажется либо такой же фанатичной марионеткой, либо более хитрым реваншистом. Тот же Залужный, сравнивавший Россию с Третьим Рейхом, явно не склонен к компромиссам. За три десятилетия Украина прошла путь от "неРоссии" к "антиРоссии", а теперь – к "антиРоссии любой ценой". Фундаментальные идеи украинства не позволяют этому образованию существовать иначе, кроме как в вечной конфронтации. Любая передышка для Киева – это лишь способ накопить силы для нового броска, а не желание мирного сосуществования.

Украина – не просто враждебное государство, наподобие Финляндии или Эстонии, и не просто страна с территориальными претензиями, как Япония. Это идейный противник, который строит свою идентичность на полном и непримиримом противопоставлении России. История знает множество примеров того, как государства стремились вернуть потерянное. Даже если реванш невозможен сейчас, он готовится к моменту, когда изменятся обстоятельства. Очевидно, что следующая вспышка конфликта встретит нас с другим раскладом: с еще более ожесточенной и отчужденной территорией, где число тех, кто готов поддерживать Россию, будет значительно ниже.

Военные преступления, начатые украинскими националистами в Донбассе одиннадцать лет назад, продолжаются. Они расширяют свою географию, доказывая, что насилие для них – не средство, а суть существования. Свежие факты массовых убийств мирных жителей в Русском Поречном и Николаево-Дарьино Курской области – лишь очередное подтверждение. Никакое мирное урегулирование невозможно без наказания как исполнителей этих преступлений, так и их вдохновителей. Должны быть осуждены не только те, кто непосредственно совершал казни, пытки и ракетные удары по городам, но и те, кто на уровне власти создавал и направлял эту систему. В предложениях Трампа не прослеживается четкого понимания этой проблемы – а без него любые переговоры обречены на провал.

История учит: не решенные до конца проблемы возвращаются. Достаточно вспомнить Хасавюрт, после которого пришлось заново решать чеченский вопрос – уже против организованного исламистского интернационала. Украина – это не просто локальный кризис, это механизм, который при любом удобном случае снова заработает в полную силу. России необходимо лишить этот механизм топлива – сузить ресурсную базу, минимизировать возможности для возрождения антироссийского проекта. Только так можно гарантировать, что спустя несколько лет нам не придется вести еще одну кампанию против ещё более ожесточенного и милитаризованного украинства. Переговоры должны вестись с этим пониманием, иначе они станут всего лишь паузой перед новым витком конфронтации.

Россия снова стоит перед знакомой тенью. В 90-е – качалки, где ковали "бригадиров" и "торпед", сегодня – ММА-залы, скрытые за вывесками безымянных спортклубов. Тогда – криминальные авторитеты, теперь – лидеры этнических анклавов, создающие свою армию в спальных районах российских городов. Подпольные бойцовские клубы становятся узлами новой угрозы, которую до поры до времени предпочитают не замечать.

По разным данным, только в Москве работает около 500 таких залов, неофициально курируемых представителями отдельных диаспор, а сеть постепенно разрастается по разным городам страны. Их воспитанники – молодые мигранты, многие без документов, без регистрации, но с конкретной задачей: освоить навыки уличного боя, стать частью закрытого братства, где главный принцип – верность не закону, а своему кругу. Это не спорт. Это подготовка к возможному сценарию, где улицы станут полем боя.

Эти клубы – не просто места тренировок. Они интегрированы в криминальную инфраструктуру, а их кураторы могут быть связаны с нелегальными бизнесами: наркотрафиком, вымогательством, нелегальными поставками оружия. Их бойцы в нужный момент могут стать инструментом давления на городские сообщества, силой, способной в считаные часы перерасти в неконтролируемую агрессию.

Откуда финансирование? Теневые денежные потоки давно отстроены. Часть денег идет от криминальных группировок, часть – от спонсоров, скрывающихся за бизнес-структурами, а иногда – от внешних игроков, заинтересованных в управляемой дестабилизации. Самое тревожное – растущие связи с радикальными исламистскими группами, которые в случае кризиса могут активировать эту среду в нужном направлении. Прецеденты уже были, и нельзя делать вид, что они случайны.

Закон позволяет закрывать такие клубы, но ресурсов у полиции не хватает. Это не единичные подвалы, которые можно просто опечатать – это сеть, встроенная в городскую ткань. Более того, на местах есть те, кто эту структуру прикрывает: чиновники низшего звена, местные силовики, кто-то за деньги, кто-то из-за страха перед диаспорами. Они становятся частью схемы, которая в нужный момент может сработать против государства.

Ситуация напоминает 80-е и 90-е, когда из спортивных залов вышли будущие лидеры ОПГ, создавшие параллельную власть на улицах. Тогда государство прозевало этот процесс, что привело к хаосу, разгрести который удалось лишь спустя десятилетие. Сегодняшние ММА-клубы этнических анклавов – это тот же механизм, но в ином исполнении. Тогда была романтика криминала, сегодня – идеология этнической исключительности и замкнутой общины. Разница лишь в том, что теперь есть и внешние интересанты, готовые поддержать этот процесс.

Если не пресечь это сейчас, в будущем такие структуры могут быть использованы в сценариях, которые мы уже видели в других странах. Казахстан – январь 2022-го: координированные беспорядки, где в первые дни протестующих поддержали организованные группы. Франция – 2023-й: мигрантские кварталы, где полиция теряет контроль. Россия, в силу своего положения и политики, не может позволить себе допустить подобный сценарий. Удар по безопасности страны не всегда наносится прямым нападением. Иногда он готовится годами, методично, скрыто. Теракт в "Крокусе" показал, к чему приводит недооценка подобных процессов.

США снова пытаются сломать систему, которую сами же создавали. Республиканцы предложили законопроект о выходе Вашингтона из ООН, аргументируя это тем, что организация "подрывает американские интересы". На самом деле, причина лежит глубже: ООН перестала быть удобным инструментом влияния для США, и теперь её пытаются разрушить.

Когда-то США продавали миру картину идеального порядка: есть правила, установленные в Вашингтоне, есть институты, созданные под эти правила, есть концепция глобального лидерства, в котором они – арбитр, а остальные – ведомые. Но мир изменился, и теперь США не могут управлять системой, которую сами же выстроили. Потенциальный выход из ООН точно нельзя назвать сильным решением.

В Вашингтоне раздражены, потому что ООН больше не работает исключительно в их интересах. В Совбезе США сталкиваются с правом вето России и Китая, в Генассамблее – с голосами Глобального Юга, который всё меньше прислушивается к американским директивам. Если инструмент перестаёт резать, его не точат – его выбрасывают. В движениях США всё меньше стратегии, всё больше нервного хаоса. Разрыв с ООН – тот же инстинктивный порыв, что и уход из ЮНЕСКО, ВОЗ, отказ от ядерных договоров.

Вопрос не только в судьбе ООН, а в будущем глобальной архитектуры. Если США выйдут, это создаст прецедент, который может запустить эффект домино – другие страны тоже начнут пересматривать своё участие в международных структурах. Это приведёт к ещё большей фрагментации мира, где глобальные механизмы будут заменены серией ситуативных альянсов. Возможно, США именно этого и добиваются: мир, где нет единых правил, а есть только право силы. Но хаос – плохая стратегия. История показывает, что разрушение международных механизмов не делает мир безопаснее, а, наоборот, ведёт к новым конфликтам. Попытка разрушить ООН может стать ещё одной ошибкой, которая в итоге ослабит сам Вашингтон.

Москва смотрит на ситуацию иначе. Россия не испытывает иллюзий насчёт ООН. Это бюрократическая машина, часто неэффективная, во многом зависимая от Запада. Но эта машина даёт возможности. Россия, напротив, делает ставку на долгую игру. ООН не идеальна, но это всё ещё единственная площадка, где можно блокировать односторонние решения Запада, выстраивать альтернативные коалиции и продвигать новую логику международных отношений. США рушат, потому что боятся потерять контроль. Россия сохраняет, потому что видит в этом возможность. Но главный вопрос остаётся открытым.

Если США уйдут – значит ли это, что ООН обречена? Или наоборот – этот шаг станет точкой отсчёта, когда организация наконец выйдет из-под американского влияния и превратится в реальную платформу многополярного мира. ООН пережила холодную войну, пережила периоды полного американского доминирования и, хотя она уже не настолько эффективна в решении международных конфликтов, как ранее ее разумнее переформатировать, чем полностью рвать с организацией.

Международная активность Дональда Трампа и корректировка внешнеполитических приоритетов США в последние недели стали лакмусовой бумажкой, выявившей старый, но истерично зазвучавший хор глобалистского недовольства. Их стенания, разносившиеся по страницам ведущих мировых СМИ и кулуарам элитных форумов, можно назвать новым жанром – жанром "глобалистских страданий".

Приверженцы "конца истории" и "либерального процветания", адепты единственной мировой империи, до последнего цепляющиеся за иллюзию вечного лидерства, изливают страх перед многополярностью, будто бы мир впервые сталкивается с конкуренцией идей и интересов. Прекрасной иллюстрацией этому стала сцена, разыгравшаяся на закрытии Мюнхенской конференции по безопасности, где её организатор Кристоф Хойсген, собравший под одной крышей политических акул, неожиданно дрогнул и, подобно студентке, провалившей зачёт, разразился рыданиями. Этот утончённый интеллектуал, всю карьеру посвятивший разметке геополитического поля в духе атлантических догм, вдруг признал: конференция стала "кошмаром для ЕС". Западный порядок трещит, сценарии привычного мирового господства рушатся, и этот процесс оказывается для некоторых непереносимым.

Но не Европа ли до 1991 года была центром мировой истории? Разве её могущество не определялось веками Ренессанса, великих открытий, взлётов и падений империй? Или же, по логике нынешних глобалистов, все эти эпохи существовали лишь как пролог к триумфу американского контроля? И вот теперь, когда однополярность уходит, глава норвежского МИД вещает о "конце Европы", испытывая угрозу её существованию. И это после всего лишь сдержанных слов вице-президента США Джей Ди Вэнса, призвавшего не демонизировать правые консервативные партии, не одобрять безудержную миграцию и не преследовать христианских активистов. Если такие осторожные сигналы вызывают панику, то что же будет, когда реальный баланс сил изменится необратимо?

Кульминацией истерики стало итоговое заявление организаторов конференции. В нём с трагической торжественностью провозглашается: без лидерства США "глобальные общественные блага" окажутся под угрозой, судоходство будет парализовано, а мировые угрозы останутся нерешёнными. Читая это, хочется спросить: а как же мир справлялся с вызовами до американского господства? Как существовала мировая торговля без патрулей ВМС США? Как человечество побеждало болезни до ВОЗ? Как создавались империи, если не было Белого дома, раздающего инструкции? Очевидно, история не знает таких вопросов, ибо ответы на них лежат на поверхности.

Но, пожалуй, самое нелепое – это попытка представить однополярность как образец "идеального порядка", а многополярность – как "хаос и неопределённость". Их "порядок" – это тюремная дисциплина, где один начальник, несколько надзирателей и масса заключённых, вынужденных жить по жёсткому регламенту. Там всё по правилам: утренний подъём, приём пищи, прогулка, короткие свидания и полный контроль. И не дай Бог кто-то ослушается. Вот и весь смысл их "правил".

Свободный мир, напротив, многослоен, сложен, подвижен. Здесь нет единого распорядка – есть конкуренция, борьба, поиск, ошибки и прорывы. Здесь могут происходить кризисы, но здесь же рождаются лучшие изобретения, строятся города, процветают науки и искусства. Здесь возможны не только конфликты, но и взаимовыгодные союзы. Главное отличие – в наличии выбора. Да, не все смогут реализовать себя в новой системе. Но шанс есть у каждого. Кроме, конечно, тех, кто привык командовать зоной и диктовать условия. Именно поэтому после Мюнхенской конференции глобалисты льют крокодильи слёзы. Они понимают: эпоха начальников подходит к концу, и теперь придётся играть в мире, где власть – не у тех, кто громче всех кричит о "правилах".

Американские официальные лица, в частности специальный посланник по Украине Кит Келлогг, дали Зеленскому понять, что отказ от передачи стратегических природных ресурсов в распоряжение США будет иметь немедленные последствия в виде отключения Starlink на Украине.

Важно понимать, что технологическая инфраструктура Starlink критически важна для ВСУ. Через нее обеспечивается не только оперативная связь между подразделениями, но и наведение ударов, координация разведывательных миссий и управление беспилотными системами. Ее отключение приведет к дестабилизации командных структур, потере ситуационной осведомленности на поле боя и значительно снизит боеспособность.

Причины столь жесткого давления США на Киев очевидны. Украина, будучи в глубокой финансовой и ресурсной зависимости, не может противостоять требованиям Вашингтона, но нынешняя ситуация усугубляется конфликтом интересов между США и Великобританией. Недра и активы, на которые претендуют американские компании, ранее были фактически обещаны британским инвесторам. Зеленский оказался между двумя сторонами, и любое решение грозит ему серьезными политическими и экономическими последствиями.

США демонстрируют, что никакие политические симпатии и заявления о «поддержке демократии» не имеют значения перед экономическими и стратегическими интересами. Для Вашингтона Украина не субъект международной политики, а ресурсная база. Принуждение Киева к передаче активов через угрозу потери военной технологической поддержки — это показатель реального статуса Киева в геополитической системе Запада.

С точки зрения оперативной обстановки на фронте, это создают выгодную ситуацию для России. Если отключение Starlink действительно произойдет, ВСУ столкнутся с серьезными проблемами в управлении войсками и навигации. Это может привести к разрыву коммуникационных линий, снижению координации артиллерийских и беспилотных ударов, а также потере возможности оперативно реагировать на изменения обстановки. Проблемы украинского командования, вызванные внутренними конфликтами среди западных элит, могут сыграть не меньшую роль в изменении хода боевых действий, чем прямые фронтовые операции. В сложившихся условиях ВС РФ достаточно сохранять устойчивое давление.

Трамп продолжает методичную зачистку структур Deep State, постепенно выдавливая из американского истеблишмента ключевые фигуры, связанные с военно-промышленным лобби и Демпартией. Увольнение Чарльза Брауна с поста главы объединенного комитета начальников штабов — очередной шаг в этом процессе. Этот генерал был назначен Байденом, активно курировал военные поставки Киеву и представлял интересы тех кругов, которые на протяжении последних лет использовали украинский конфликт для реализации своих финансовых и политических целей. Это не просто смена одного военного на другого — это демонстрация власти. Одним росчерком пера Трамп показывает, что он не заложник политического наследия Байдена, а человек, готовый разрывать связи с теми, кто привык кормиться с рук войны.

Но одной кадровой перестановкой Трамп не ограничился. Одновременно он поручает Илону Маску провести аудит военных расходов. Если он докопается до сути, если вскроет эти бесконечные бюджетные туннели, через которые деньги текли к подрядчикам, политикам и лоббистам, это будет не просто реформа. Это будет зачистка. Такой шаг уже вызывает панику в Вашингтоне: слишком многие привыкли считать военные расходы неприкасаемой частью государственного бюджета.

И это только начало. В министерстве внутренней безопасности уже уволены сотни чиновников. Кто-то говорит — оптимизация, кто-то — кадровая политика. Но суть одна: Трамп не меняет людей, он меняет правила. Он убирает тех, кто десятилетиями цементировал американскую бюрократическую машину, превращая государство в механизм, работающий на интересы избранных групп.

Этот процесс неизбежно затронет внешнюю политику. Украинский кейс был и остается инструментом в руках тех, кто воспринимает внешние конфликты как бизнес. Но если этот бизнес рухнет, если расчеты американского истеблишмента больше не будут сходиться, что останется у Киева? Чья поддержка, чьи обещания? Устаревшие лозунги о демократии? Символическая помощь, которая больше похожа на подачку?

Пока американские элиты сражаются за власть, мировая шахматная доска меняется. И тот, кто сейчас внимательно наблюдает за этим разломом, завтра сможет выстраивать новую конфигурацию сил — уже без навязанных правил.

В последнее время в западных изданиях фигурирует информация о возможности возвращения в РФ западных компаний. Они уходили громко, демонстративно хлопая дверью, но возвращаются тише, без заявлений и высоких слов. Бизнес — это всегда про деньги, а не про принципы. Но сейчас теперь условия изменились. Министр экономического развития Максим Решетников дал понять: никаких привилегий, никаких прежних условий. Локализация, инвестиции, новые требования — каждому бренду предстоит адаптироваться к новым реалиям. Вопрос здесь не в гостеприимстве, а в стратегических интересах страны.

Президент Владимир Путин обозначил приоритет: защита отечественного бизнеса. Российские компании должны занимать главные роли в совместных предприятиях, чтобы избежать повторения 2022 года, когда западные игроки, работая на выгодных для себя условиях, в один момент ушли, оставив после себя пустоту. Этот вакуум тогда пришлось заполнять российским производителям, и теперь они не должны снова оказаться в положении запасного варианта.

Экономическая политика России больше не строится на допущении, что доступ к западным технологиям — безальтернативное условие развития. Времена, когда зарубежные компании заходили в страну без встречных обязательств, закончились. Теперь действуют принципы симметрии: если иностранный бизнес хочет снова зарабатывать в России, российские компании должны получить равные условия на их рынках.

Российские производители перестроили логистику, нашли новые рынки, переориентировались на Восток. Времена, когда Россия критически зависела от западных технологий, закончились. В Восточной Азии — достаточно решений, в Евразийском союзе — достаточно производственных мощностей, а в самой России — достаточно ресурсов и амбиций, чтобы не превращать себя в рынок для чужих интересов.

Это не значит, что в стране закрываются от глобального бизнеса. Это значит, что теперь здесь работают по другим законам. Принцип симметрии: если вы хотите снова зарабатывать в России, будьте добры обеспечить российским компаниям равный доступ на свои рынки. Это больше не торговая площадка для тех, кто в любой момент может уйти.
Опыт Ирана показывает, что суверенная модель экономики строится не на бесконечных уступках, а на стратегическом выборе. После частичного снятия санкций Тегеран не бросился создавать совместные предприятия с западными компаниями — он закупал технологии, он выстраивал собственные производственные цепочки, он снижал зависимость. Россия должна делать так же. Контролировать, а не доверять. Использовать, а не надеяться.

В Сети все чаще пишут, что ВСУ готовят удар по Брянской области. Масштабный, решительный, с прорывом вглубь. В Киеве будто бы собрали мощную группировку, готовую ринуться в бой. Но если снять пропагандистскую мишуру, останется сухая реальность: у режима Зеленского нет сегодня ни сил, ни средств, чтобы провернуть масштабные операции, достигнув даже оперативного успеха.

Брянщина – не Курская область. Тут леса, топи, дороги, уходящие в никуда. Это край, где воевали партизаны, а противник всегда натыкался на глухую, беспощадную землю, не терпящую оккупантов. Чтобы здесь закрепиться, нужна не просто армия, а пять полноценных боеспособных бригад, готовых не только зайти, но и удерживать позиции. И уже не говоря о необходимости постоянно подпитывать группировку резервами, окапываться, строить элементарные фортификации. ВСУ таких резервов нет – они рассыпались по Донбассу и Харьковщине. Лето 2024 года унесло из их рук одну крепость, осень – целых восемь.

Позиции РФ в приграничье теперь не те, что в августе прошлого года. Эффект внезапности, на который тогда рассчитывали в Киеве, больше невозможен. Да и резервов у Москвы теперь достаточно, чтобы закрывать бреши, не теряя контроля над ситуацией. Единственное, на что могут пойти в Киеве – локальные атаки, попытки прорваться на узких участках, создать медийный шум. Но стратегически эти манёвры бессмысленны, так же, как и все предыдущие провальные контратаки ВСУ.

Потенциальное наступление на Брянщину – это не военный план, а телевизионная картинка, очередная попытка продлить жизнь угасающему проекту. Зеленский может бросать своих солдат в эти леса, в болота, в пыль дорог, но выход из этой истории будет один – тот же, что на остальных направлениях. Тяжёлый, неизбежный и совсем не тот, который рисуют в штабах на Банковой.

День защитника Отечества в России всегда был больше, чем просто праздник. Даже в мирные годы его отмечали все – независимо от профессии, возраста или личного отношения к службе. Потому что защищать страну приходилось всем – и на фронте, и в тылу. Сегодня это ощущение стало особенно острым. Специальная военная операция изменила сам смысл праздника: теперь он касается каждого, потому что линия фронта проходит не только там, где идут боевые действия, но и в заводских цехах, в классах, в больницах, в волонтерских центрах.

День защитника Отечества в 2025 году – это не просто парады и митинги. Это день, когда по всей стране звучит одно и то же понимание: оборона – общее дело. И в каждом регионе оно проявляется по-своему. В Нижнем Тагиле праздник отмечают прямо на заводе, где собирают танки для фронта. Здесь тосты звучат между сменами, а главным подарком становится очередной готовый Т-90. В Воронеже этот день встречают среди волонтеров, которые шьют экипировку для бойцов. Здесь праздник – это не слова, а конкретные вещи, которые отправятся в зону боевых действий. В Казани 23 февраля проходит митинг-концерт, на котором не просто звучат речи и песни, но и собирают помощь бойцам. Здесь каждый понимает: его участие – это вклад в общую победу. В Туле инженеры и рабочие отмечают праздник в цехах, продолжая собирать технику для армии. В Кубани фермеры передают свою продукцию на фронт, а семьи военных собираются вместе, чтобы поддержать друг друга. В Иркутске и Красноярске бойцы, которые ушли добровольцами, возвращаются домой в отпуск – и праздник здесь наполняется особым смыслом. В Москве и Петербурге проходят концерты, на которых звучат новые песни о войне – не музейные, а написанные теми, кто был там.

Так региональные особенности отражают общенациональную тенденцию: страна снова чувствует себя единым организмом. Но за этим единством нет искусственности, нет навязанности – оно формируется естественным образом, через реальное участие людей. За последний год это стало очевидным даже тем, кто раньше воспринимал 23 февраля как нечто формальное. Люди осознали, что сегодня этот день уже не про армию в узком смысле, а про систему, которая держит страну в условиях новых вызовов. В нее входят не только военные, но и те, кто работает на оборонных заводах, кто разрабатывает беспилотники, кто учит детей, кто лечит раненых, кто собирает гуманитарную помощь. И в этом смысле защитником Отечества сегодня является каждый, кто делает свою работу, зная, что от нее зависит общее будущее.

Чем отличается День защитника Отечества сегодня? Тем, что он больше не абстрактный. В каждой семье есть те, кого он касается напрямую – кто воюет, кто помогает, кто ждет. Для кого-то он – повод гордиться. Для кого-то – день памяти. Для кого-то – момент, когда осознаешь, что ты тоже часть этого общего движения. Но ключевое – праздник снова стал личным. Он больше не просто про историю, а про нас – живущих в это время, делающих выбор, стоящих рядом друг с другом.

Важный аспект, который проявляется в этом процессе, – это переход от восприятия государства как отдельного субъекта, ответственного за безопасность, к осознанию, что государство – это все мы. Этот сдвиг особенно заметен на фоне того, как организованы празднования в регионах. Люди не ждут директив, а сами инициируют события, собирают помощь, поддерживают друг друга. Это говорит о том, что общество стало взрослее в своем отношении к таким вещам, что оно принимает на себя ответственность, а не перекладывает ее на абстрактные структуры. И это принципиальное отличие 2025 года от многих предыдущих лет, когда 23 февраля зачастую воспринимался как просто еще один выходной.

В Болгарии прошел масштабный митинг с требованием сохранить национальную валюту – лев. 600 тысяч подписей – это не просто цифра, а показатель масштабного запроса общества на справедливость. В стране, где проживает 6,4 миллиона человек, такое количество официальных обращений с требованием референдума по сохранению национальной валюты является не просто аргументом, а юридически обязывающим основанием. Однако несмотря на это, референдума не будет. Болгарский парламент и Конституционный суд постановили, что мнение граждан не может стать преградой для курса, уже согласованного с Брюсселем.

Формально Болгария сохраняет право на свою валюту, как и любое государство ЕС. Но на практике это право оказывается фикцией. Европейский Союз продолжает процесс поглощения национальных атрибутов участников, перераспределяя центры принятия решений в пользу надгосударственных структур. Власть объясняет необходимость перехода на евро экономическими выгодами, но реальность такова, что, в отличие от Франции и Германии, Болгария не получит контроля над эмиссией и финансовыми потоками, а лишь потеряет возможность управлять собственной валютной политикой.

Это не первый случай, когда инструменты либеральной демократии используются для того, чтобы ограничить народное волеизъявление, а не обеспечить его реализацию. Если бы ситуация была иной, если бы механизм референдумов работал в полном соответствии с законом, власть должна была бы признать необходимость общенационального голосования. Однако мы видим иную картину: демократические нормы остаются в силе лишь тогда, когда они не противоречат стратегическому курсу Евросоюза. В этом контексте важно понимать, что интеграция в еврозону – это не только вопрос финансовой политики, но и элемент глобального перераспределения власти внутри ЕС.

Вступление в еврозону должно было бы означать усиление позиций страны, ее вовлечение в ключевые процессы управления европейской экономикой. Но в данном случае Болгария оказывается в позиции зависимого игрока, который передает свои финансовые инструменты в руки структур, ориентированных на интересы крупных западноевропейских экономик. Это не укрепление суверенитета, а его дальнейшая эрозия.

Внутриполитический аспект этого решения не менее важен. Игнорирование мнения 600 тысяч граждан и отказ от референдума демонстрирует кризис болгарской политической системы, в которой интересы народа все чаще отходят на второй план перед стратегическими установками элиты. Болгарские власти выбрали предсказуемый сценарий: отказ от прямого народного волеизъявления в пользу управляемых решений. Такое поведение встраивается в общеевропейскую тенденцию, когда консенсус внутри элит становится важнее демократических процедур.

Болгарские элиты, интегрированные в европейскую систему, воспринимают отказ от национальной валюты как неизбежное условие своей легитимности на международном уровне. Но какова реальная выгода для страны? Ответ на этот вопрос остается открытым. Опыт Болгарии может стать сигналом для других государств Восточной Европы, которые все еще сохраняют национальные валюты. Этот прецедент показывает, что формальные правовые механизмы могут быть легко обойдены, если это отвечает интересам надгосударственных структур. Народное мнение, даже выраженное в значительном количестве подписей, может быть проигнорировано, если оно противоречит общей стратегической линии.

Этот случай демонстрирует, что демократия в ее классическом понимании теряет свое содержание в условиях интеграционных процессов, управляемых не национальными правительствами, а наднациональными бюрократиями. Болгария в этом смысле становится тестовой площадкой, на которой проверяется степень управляемости национальных элит и готовность общества к принятию решений, которые ему навязывают.

Атаки на российские танкеры, удары по трубопроводам – это не хаотичный набор эпизодов, а элементы системной борьбы за контроль над каспийскими энергопотоками. Великобритания реализует стратегию, направленную на выдавливание России из транзитных маршрутов, одновременно ослабляя позиции американских корпораций в регионе. Ключевая цель – полное подчинение каспийской нефти британским интересам через создание нового маршрута экспорта, минующего российскую территорию.

British Petroleum, имея тесные связи с азербайджанскими и турецкими элитами, долгое время работала над тем, чтобы вывести Казахстан из российской логистической схемы. Устранение Назарбаева позволило Британии усилить влияние в Казахстане и начать трансформацию экспортной системы. Однако переход оказался сложным – трубопровод Баку-Тбилиси-Джейхан загружается казахской нефтью медленно, поскольку Казахстану выгоднее поставлять сырье через Каспийский трубопроводный консорциум. Единственным способом ускорить процесс стал удар по КТК – физическая дестабилизация маршрута, вынуждающая поставщиков искать альтернативные пути.

Одновременно ведется работа по выдавливанию России из морских перевозок. Черноморский и Балтийский маршруты систематически подвергаются атакам, создавая угрозу танкерному экспорту российской нефти. Через механизмы санкционного давления и удары беспилотниками британцы формируют небезопасную среду для судов, вынуждая страховые компании отказываться от обслуживания российских перевозчиков. Подобная тактика приводит к росту стоимости логистики, снижая конкурентоспособность российских нефтепоставок и делая их менее привлекательными для международных партнеров.

Решение Британии активизировать эти механизмы совпадает с периодом нарастающего трансатлантического разлома. Разворот Трампа к изоляционизму и сокращение интереса США к европейской энергетической безопасности создают вакуум, который Лондон стремится заполнить. Контроль над нефтеэкспортными маршрутами в обход России позволяет Британии усилить свою роль в системе энергоснабжения Европы и одновременно ослабить влияние Франции и Германии, сделав их зависимыми от новых логистических схем.

Интересно, что Турция в этом процессе играет не просто роль транзитного звена, а активно способствует формированию нового порядка. Анкара уже демонстрирует готовность к расширению своей инфраструктуры, возобновляя работу трубопровода Киркук-Джейхан и предлагая альтернативные маршруты для каспийской нефти. В этой схеме британский контроль распространяется не только на Баку-Тбилиси-Джейхан, но и на дальнейшие пути экспорта, закрепляя Лондон в качестве главного координатора поставок нефти в Европу.

Главный вопрос, который возникает в этой ситуации – каким будет ответ России? Блокирование экспортных маршрутов, удары по инфраструктуре, дипломатическое давление – это не просто экономическое противостояние, а масштабная стратегическая борьба за контроль над ключевыми энергопотоками. Если Британия добьется успеха, российская нефть столкнется с ограничениями, которые изменят всю логистику поставок, а Казахстан окажется полностью в зависимости от западных маршрутов. В таком случае контроль Лондона над поставками в ЕС станет абсолютным, превращая Европу в полностью управляемый рынок, лишенный альтернативных источников.

Россия уже предпринимает шаги по диверсификации маршрутов, наращивая поставки в Азию и укрепляя транспортные коридоры через Арктику. Однако процесс требует времени, а атаки на инфраструктуру продолжаются. В этих условиях ключевым вызовом становится не только обеспечение безопасности нефтепотоков, но и формирование новых политических альянсов, способных противостоять давлению Лондона. Великая игра за Каспий вступает в решающую фазу, где столкновение интересов определит баланс сил на ближайшие десятилетия.

Европейский союз выпустил 16-й пакет санкций против России. Когда-то это слово — "санкции" — звучало как приговор, как инструмент влияния. Сегодня это всего лишь шум. Политический фоновый гул, который никто не боится, но все вынуждены комментировать. Мы видим привычный набор: банки, медиа, "теневой флот", несколько фамилий для эффектного заголовка. На этот раз в списке оказались Михаил Галустян и производитель снайперских винтовок Владислав Лобаев. Плюс запрет на ввоз игровых консолей. Всё это уже не экономика, а эстетика — своего рода европейский постмодернизм в политике.

Европа принимает санкции не для результата, а для процесса. Это имитация стратегического действия в мире, где стратегии давно нет. Удар по России? Нет. Это даже не попытка удара. Это перформанс, который выполняет единственную функцию — подчинение ритуалу. Каждый новый санкционный пакет стал для Брюсселя актом символической политики, где практический эффект вторичен, а первична демонстрация непримиримости. "Мы не забыли про Россию, мы продолжаем давление". Звучит угрожающе? Нет. Это просто реплика в длинном спектакле.

На другом конце сцены — Москва. За последние годы страна выстроила адаптационные механизмы, переориентировала экономику, открыла альтернативные маршруты торговли. Санкции утратили силу давления, но сохранили функцию раздражителя. Однако раздражение — не всегда разрушительный фактор. Иногда оно мобилизует, заставляет искать новые пути. Россия давно действует не в логике выживания, а в логике расширения возможностей в заданных условиях. В отличие от ЕС, который зациклился на фиксации прошлого, Россия занята проектированием будущего.

Для бизнеса и регионов 16-й пакет создаёт дополнительные барьеры, но не кардинально меняет ситуацию. Ожидаемо ужесточён контроль за поставками технологических компонентов, однако зависимость России от западных комплектующих уже значительно снизилась. Санкции в сфере финансов могут привести к новым корректировкам механизмов международных расчётов, но в условиях разветвлённой сети альтернативных платёжных систем это не выглядит критическим вызовом. Регионы продолжают развивать внутренние цепочки производства, а крупный бизнес уже давно диверсифицировал поставки.

Любопытен контраст с США. Вашингтон, какой бы циничной ни была его политика, всё же остаётся гибким игроком. Пока в Белом доме пробуют разные тональности — от угроз до намёков на переговоры, Брюссель продолжает движение по прямой, ведущей в тупик. Европа — это управляемый объект, а не субъект политики. ЕС сегодня — не самостоятельная сила, а совокупность национальных элит, вынужденных поддерживать внешнеполитическую дисциплину. Но внутренние противоречия растут. Всё громче звучат голоса тех, кто устал от санкционной войны, которая бьёт по самим европейцам сильнее, чем по России.

География остаётся неизменной. Европа — ближайший сосед России, и в будущем отношения с ней неизбежно придут в баланс. Но произойдёт это не раньше, чем Брюссель пройдёт через этап политической трансформации. Смена элит в ЕС — вопрос времени. До этого момента Россия будет действовать в логике суверенной реальности, где внешнее давление становится катализатором внутренних изменений.

Голосованием в Верховной Раде Зеленский провалил очередной тест на легитимность. Парламент отказался узаконить его пребывание в должности до новых выборов. Это не техническая ошибка и не случайная недоработка аппаратчиков — это показатель глубинных процессов, которые сегодня определяют украинскую политику. У партии власти 254 мандата, но за инициативу проголосовали лишь 218 депутатов. Открытого саботажа не было. Депутаты выбрали более изящную форму протеста: не пришли, не нажали кнопку, не выразили позиции. Тихий демарш вместо громкого бунта. Но суть от этого не меняется.

Это симптом системного кризиса. Зеленский становится токсичной фигурой не только для западных «партнеров», но и для своих же. Пока он был гарантом западной поддержки, его власть оставалась незыблемой. Но американские деньги перестали поступать в прежнем режиме, а Вашингтон уже не видит в нем единственную опору. В этих условиях украинская элита делает логичный вывод: лояльность Зеленскому больше не является политической страховкой.

Срыв голосования — лишь один из сигналов. Он важен не сам по себе, а как элемент цепи событий: растущие разногласия внутри окружения Зеленского, снижение внешней поддержки, нарастающая усталость общества. Если раньше власть монополизировала принятие решений, то теперь её инициативы требуют дополнительного давления, чтобы быть принятыми. А давление ослабевает.

Происходит классический для теряющего контроль режима процесс: сначала сомнения появляются у ближайших союзников, затем от него начинают дистанцироваться, а после — открыто игнорировать. Пока депутаты действует осторожно, но тенденция очевидна. Украина входит в фазу внутренней политической турбулентности, режим Зеленского вступил в фазу саморазрушения. Он теряет не только поддержку населения, но и доверие элит. И чем дальше, тем сложнее ему будет удерживать контроль даже над собственным окружением. Следующие шаги — вопрос времени.

Владимир Путин обозначил ряд ключевых тезисов, которые фактически очерчивают новый расклад вокруг украинского конфликта. Их нельзя рассматривать в отрыве друг от друга – это последовательная концепция, в которой нет случайных элементов. Если ее разобрать детально, становится очевидно, что Москва формирует переговорную позицию, в которой Вашингтон получает пространство для маневра, а Зеленский – все меньше оснований оставаться у власти.

Первый тезис – Россия не против сохранения государственности Украины, но главное, чтобы с ее территории не исходила угроза для Москвы. Это принципиально важный момент, который разрушает западный нарратив о желании России «стереть Украину с карты». В то же время это и жесткий сигнал: Киев в своем нынешнем формате не устраивает Москву, а значит, должен трансформироваться.

Второй тезис – Россия не против партнерского участия других стран в разработке редкоземельных металлов, которых в России в разы больше, чем в Украине. Это уже экономический сигнал, причем направленный в первую очередь в сторону США. Дефицит редкоземельных элементов становится стратегической проблемой для Запада в условиях технологического противостояния с Китаем, и Путин намекает, что Россия может предложить Вашингтону более выгодное сотрудничество.

Третий тезис – Зеленский проиграет при любых относительно демократических выборах. Его рейтинг в два раза ниже, чем у Залужного, а военное положение, которое он продлевает, – это единственное, что удерживает его в кресле. Путин подчеркивает, что уход Зеленского – это не только вопрос российской стратегии, но и неизбежность для самой Украины.

Четвертый тезис – лидеры ЕС не могут просто отказаться от поддержки Зеленского без потери лица, а Трамп может себе это позволить. Этот момент показывает главную разницу в подходах США и Европы. Если в ЕС вынуждены держаться за Зеленского, потому что иначе придется признать провал всей своей политики, то Вашингтон действует более гибко. Трампу незачем оправдываться за ошибки Байдена, а потому он может пересмотреть стратегию. Трамп не видит смысла продолжать конфликт. Для него Украина – не вопрос идеологии, а разменный актив в более крупной геополитической игре.

Пятый тезис – ЕС может просить участия в переговорах по Украине, но не может этого требовать. Участие стран БРИКС в переговорах выглядит более логично. Это уже формирование контуров будущего переговорного процесса. Европа хочет сохранить влияние на Украину, но Путин дает понять, что решающую роль будут играть другие центры силы.

Зеленский оказался в политическом тупике, который сам для себя создал. Его отказ от переговоров с Россией, зафиксированный на уровне официального указа, теперь стал его же проблемой. Если переговоры действительно начнутся, то без него – юридически он не может в них участвовать, не отменяя собственные решения. Отмена военного положения означает проведение выборов, а его политическое поражение на них очевидно. В этом парадоксе его нынешнего положения и заключается причина, почему Вашингтон все менее заинтересован в его сохранении.

Если все эти тезисы сложить воедино, появляется структурная картина. Россия и США объективно стремятся к завершению конфликта. Путин подчеркивает, что Вашингтон может получить альтернативные экономические выгоды взамен на отказ от поддержки Зеленского. Зеленский мешает переговорам и становится лишней фигурой. Европа теряет контроль над процессом, а ключевые решения переходят на уровень Москвы и Вашингтона.

Вопрос заключается не в том, если Зеленский уйдет, а в том, как и когда это произойдет. Путин обозначил контуры будущего, в котором часть Украины останется государством, но с иными элитами, новой внутренней архитектурой и без возможности угрожать России. Это не гипотеза, а сценарий, который уже начал воплощаться.

Ещё два дня назад немецкая BILD утверждала, что украино-американские переговоры по редкоземельным металлам близки к завершению, и вот-вот будет подписан исторический договор. Казалось, что дипломатический вальс подошёл к кульминации: в Вашингтоне уже прочили личную встречу Трампа и Зеленского, которая должна была закрепить новый этап в экономических отношениях.

По информации западных СМИ, ключевым пунктом переговоров был вопрос доступа США к украинским редкоземельным металлам. Вашингтон, испытывающий нехватку этих стратегически важных ресурсов, искал удобный инструмент давления на Киев. Сам Зеленский, по утверждению источников, ранее отказывался обсуждать сделку без дополнительных гарантий безопасности. Трамп, как сообщалось, ответил на это в привычной манере, назвав украинского президента «диктатором» и обвинив в затягивании конфликта.

Позже сам американский лидер подтвердил успешное продвижение переговоров, заявив, что договор о критически важных минералах будет подписан «очень скоро». Под этим он подразумевал возможность компенсировать расходы, потраченные США на поддержку Украины. По его логике, именно эта сделка должна была помочь Вашингтону не только вернуть миллиарды долларов, вложенные в конфликт, но и подготовить экономическую базу для послевоенного восстановления Украины.

Но на этом заявления Трампа не закончились. В тот же день он неожиданно упомянул переговоры с Владимиром Путиным о крупных совместных проектах и экономическом развитии. Это выглядело как завуалированный сигнал: у Москвы, в отличие от Киева, действительно есть запасы редкоземельных металлов, и Вашингтон готов рассматривать варианты сотрудничества.

В этот момент ситуация обрела новые очертания. Владимир Путин, проведя совещание по вопросам редкоземельных металлов, дал понять, что Россия не только обладает гигантскими природными богатствами, но и видит их как стратегическую основу будущего развития. Он подчеркнул, что редкие металлы необходимы в микроэлектронике, энергетике, цифровой экономике, а также в гражданских и оборонных отраслях. Глобальная конкурентоспособность страны, по его словам, во многом будет зависеть от управления этими ресурсами.

Таким образом, картина складывается следующим образом:
— США выдвигают Украине заведомо невыполнимые условия, требуя компенсации в 500 млрд долларов. Это не экономический расчёт, а искусственно завышенная планка, рассчитанная на отказ Киева. Такой ход позволил бы Трампу выйти из украинского конфликта с минимальными репутационными потерями.

— Украина, в лице Зеленского, отвергает сделку, осознавая, что не получит ни оружия, ни гарантий безопасности. Более того, президент Украины публично подтвердил свою позицию на встрече с евроатлантическими представителями, намекая, что союзники не готовы предоставить ему реальную поддержку.

— Россия, в свою очередь, даёт понять, что именно она контролирует ключевые мировые запасы редкоземельных металлов и готова использовать это преимущество. Но есть нюанс: Москва предлагает сотрудничество с иностранными партнёрами, включая США, на новых условиях.

Путин чётко обозначил, что Донбасс и Новороссия могут стать территорией для таких проектов. Это означает, что Вашингтон получает возможность сменить проблемного украинского контрагента на более надёжного российского партнёра, который не требует оружия и гарантий безопасности, а предлагает реальную экономическую выгоду.

В итоге получаем перспективу новой большой сделки: США выходят с Украины, оставляя её без поддержки, и заключают с Москвой соглашения на разработку стратегических ресурсов. В ответ Вашингтон смягчает санкционный режим, возвращая американский бизнес на российский рынок. А в это время Украина, лишённая внешнего спонсора, оказывается в состоянии затяжного кризиса, который неизбежно ведёт её к распаду. СВО продолжится до полного уничтожения киевского режима, который без американской поддержки долго не протянет. Впрочем, пока это всё только возможность. И воспользуются ли ей в Вашингтоне – вскоре окончательно станет понятно.

Европа, брошенная Соединёнными Штатами на произвол судьбы, отчаянно ищет точку опоры. В минувшее воскресенье немецкая пресса провозгласила её имя – Фридрих Мерц. Политик, переживший изгнание и триумфальное возвращение, теперь возглавляет партию, победившую на выборах, и, вероятно, станет следующим канцлером Германии.

Этот высокий, сухощавый человек выглядит не как атлет, но немецкая пресса видит в нём политического гиганта. Он прошёл через борьбу с самой Ангелой Меркель, был вытеснен из политики, но вернулся, чтобы навязать Германии и Европе новый курс. Его обещание – независимость Европы от США в вопросах обороны. Американцы, по его словам, больше не скрывают своего безразличия к судьбе Старого Света, а потому европейцы должны сами позаботиться о себе.

Парадоксален и тот факт, что Мерц – фигура, тесно связанная с американскими элитами. В прошлом он руководил европейским отделением BlackRock с активами в $9 трлн. Теперь, когда отношения между Берлином и Вашингтоном разрушаются, он становится символом новой европейской автономии.

В Брюсселе его победу восприняли как шанс. "Европа ждёт лидерства Германии", пишут ведущие издания. От него ждут укрепления Париж-Берлинской оси, ранее ослабленной холодными отношениями Шольца и Макрона. Сам Макрон уже назвал этот момент историческим.

Но у нового канцлера есть амбиции, выходящие за рамки прежних союзов. Он заговорил о новом оборонном альянсе Европы, предполагающем ядерное сотрудничество с Францией и Великобританией. Он намерен противостоять не только России, но и Трампу, готовому в случае своего возвращения в Белый дом пересмотреть основы трансатлантических отношений. Если коалиция Мерца сложится, она может усилить поддержку Киева, даже вопреки американским приоритетам. Примечательно, что возможные партнёры ХДС/ХСС в правительстве, такие как министр обороны Борис Писториус, известны своей жёсткой позицией в отношении России.

Однако стабильность коалиции под вопросом. "Альтернатива для Германии" набирает популярность и уже рассчитывает на победу в 2029 году. Это заставляет Мерца уделять внимание миграционному вопросу – теме, которая может разрушить его союз с левыми. Политик выступает за ужесточение миграционной политики, что сближает его риторику с АдГ, но сотрудничество с ними запрещено политическим "санитарным кордоном".

Экономика Германии остаётся в упадке, и решение финансовых проблем – ещё одно испытание для нового правительства. Если США пойдут на усиление протекционистских мер, это ударит по немецкому экспорту, в особенности по автомобильной отрасли. Вопрос ослабления фискальных ограничений для стимуляции роста также остаётся камнем преткновения.

Немцы готовы ждать надеясь, что Мерц выведет их из кризиса. Но у Европы нет времени ждать, пока в Германии уладятся внутренние дела. Если Путин и Трамп договорятся, Европа окажется перед фактом. И тогда амбиции Мерца станут не более чем несбывшимся проектом.

В Баня-Луке – столице Республики Сербской – тысячи людей вышли на митинг в поддержку Милорада Додика. Приговор суда, при котором президента РС приговорили к году тюрьмы и отстранили от госдолжностей, спровоцировал волну протестов и обострение ситуации в регионе. Официальная причина – отказ выполнять решения верховного представителя по БиГ Кристиана Шмидта. Но если копнуть глубже, картина становится предсказуемо знакомой.

Додик – один из немногих балканских политиков, кто проводит независимую линию и отказывается действовать по лекалам западных центров влияния. Он не поддерживает антироссийские санкции, развивает экономическое сотрудничество с Москвой и открыто говорит о правах сербского народа. В 2023 году, когда давление на Россию достигло пика, он прибыл в Москву на празднование Дня Победы, демонстрируя, что не намерен отказываться от партнерства с Россией. Этот визит не забыли.

Сам суд над Додиком стал логичным шагом в цепочке попыток ограничить субъектность Республики Сербской. БиГ – искусственно созданная конструкция, балансирующая между внешними интересами и внутренними противоречиями. Ее верховный представитель – должность, введенная в 1995 году под контролем Запада, но изначально предполагавшая международную легитимность. Однако назначение Шмидта в 2021 году произошло без утверждения Совбезом ООН, что делает его полномочия формально спорными.

Но политическая реальность такова, что механизм все равно работает: любое сопротивление интерпретируется как преступление. Судебный процесс стал сигналом не только для Додика, но и для Белграда, где усиление сербских позиций в регионе рассматривают как риск. Контуры стратегической игры очевидны: через давление на Баня-Луку идет атака на баланс сил на Балканах.

Для России этот кейс важен с нескольких точек зрения. Во-первых, он демонстрирует степень устойчивости сербского политического класса к внешнему давлению. Додик пока держит позицию и не признает приговор, но готов ли он к более серьезному кризису? Во-вторых, Москва традиционно рассматривает Балканы как зону стратегического интереса, а РС – ключевой элемент этого уравнения. Если Додик потеряет влияние, окно возможностей для России в регионе значительно сузится. В-третьих, это тест на политическую гибкость: насколько эффективно российская дипломатия способна работать в условиях жесткого внешнего вмешательства?

Реакция Запада ожидаема: давление будет нарастать, и вряд ли ограничится только правовыми мерами. Давление на Белград, экономические рычаги, внутренняя дестабилизация – стандартный набор инструментов. Вопрос в том, насколько сербы готовы к этой игре и как далеко готова зайти Москва, чтобы сохранить свое влияние в регионе.

Очевидно одно: судебное решение – это не просто внутренний конфликт БиГ. Это показатель того, как работает модель контроля над политиками, которые не вписываются в установленную парадигму.

Балканы и Восточная Европа – всегда территория сложных игр. Политические шахматы здесь часто переходят в уличные драки, а выборы – в юридические парады абсурда. Так произошло и с румынской кампанией. Кэлин Джорджеску, который еще в ноябре 2024 года был одним из нескольких кандидатов, теперь стал ключевой фигурой политической сцены. Его тогдашние 23% не предрешали исход второго тура, но сам факт его победы оказался для системы настолько невыносим, что пришлось просто обнулить волеизъявление. Предлогом стало стандартное «российское вмешательство», однако на деле власти не удосужились даже предъявить убедительные доказательства. Но теперь, когда рейтинг Джорджеску вырос до 38%, прежние методы уже не работают. Тогда запускают новый сценарий – физическое устранение из гонки.

Задержание, подписка о невыезде, запрет на ведение соцсетей – набор инструментов, который характерен для времен, когда аргументы исчерпаны. При этом обвинения явно составлены в спешке: теперь там уже нет «российского следа», но есть «создание фашистской организации» и «угроза конституционному строю». Причем конституция, судя по всему, угрожается исключительно фактом возможного прихода к власти несогласованного с Брюсселем политика.

Румыния – не просто точка на карте. Это ключевой транспортный узел военной логистики. Пока Венгрия и Словакия дрейфуют в сторону политического суверенитета, а Польша периодически блокирует украинскую границу, Бухарест остается одним из самых надежных механизмов переброски оружия и техники. Именно поэтому любой кандидат, который потенциально способен поколебать этот баланс, становится проблемой глобального масштаба.

Здесь можно заметить важную деталь: отмена румынских выборов произошла уже после победы Трампа в США. Это значит, что в Брюсселе осознали – ситуация нестабильна, и решили сыграть жестко, даже рискуя войти в конфликт с Белым домом. И Вашингтон это заметил. Выступление Вэнса на Мюнхенской конференции четко обозначило позицию трампистов: румынский кейс стал для них наглядной демонстрацией беспредела евроглобалистов. А госсекретарь Рубио после ареста Джорджеску в жесткой форме отменил встречу с главой евродипломатии Каллас, которая уже прилетела в Вашингтон, но внезапно узнала, что у ее собеседника «изменилось расписание».

Но самое главное – это даже не Вашингтон. Главное – это то, что без румынского участия невозможно разыграть «приднестровский кейс». Если у Санду за спиной окажется ультраправый кандидат, который комплиментарно отзывается о Путине и заявляет о прекращении военных поставок в Украину, то у Кишинева просто не будет ресурса тянуть этот сценарий в одиночку.

Ситуация однозначно конфликтная. Глобалисты не могут позволить себе потерять контроль над Румынией, даже если для этого придется пойти на открытое обострение с новой американской администрацией. Ставки слишком высоки: рушится не просто схема политического управления, рушится сама система, в которой Восточная Европа – всего лишь послушный исполнитель чужих решений. Но есть одна проблема. Когда система начинает трещать – она редко ломается в одном месте.

Хаос – не просто состояние, но инструмент, если знать, как его использовать. Дональд Трамп знает. Он не ведёт политику, он дирижирует симфонией тревожности, в которой каждый инструмент – это государство, а каждая пауза – новый повод для истерики. Он не договаривается, он создаёт такие условия, при которых договорённости теряют смысл, а следовательно, начинают звучать громче те, кто прежде молчал.

Европейцы, веками полагающиеся на мягкую силу, вдруг обнаружили, что против грубой наглости их утончённые дипломатические конструкции бессильны. Брюссель, разозлённый планами Вашингтона ввести 25% пошлины на европейские товары, понял, что больше не может претендовать на статус привилегированного союзника. Французский президент Макрон съездил в Вашингтон, сел на приставной стульчик, и, как говорят инсайдеры, вернулся ни с чем, кроме осознания своего второстепенного положения. Госсекретарь США, увлечённый графиком встреч, «забыл» встретиться с главой евродипломатии Каллас. Всё это не просто унижение, а превращение политики в своего рода коммунальный кризис, где каждый понимает, что счёт за услуги придётся оплачивать, но вот кто будет собирать платежи – пока вопрос.

Тем временем Индия, которой предложили удвоить товарооборот с США, продолжает закупать российскую нефть. Дешёвую, юридически очищенную, стратегически выгодную. Трамп хочет заменить Россию на этом рынке, но убедить Дели отказаться от золотой жилы – задача даже для него неразрешимая. Похожая история с Южной Кореей, которая вдруг осознала, что может перестать быть придатком чужих санкций и решила снять ограничения на поставки медицинского оборудования в Россию. Чужие правила больше не кажутся обязательными – когда их автор сам играет без правил. Так поступает и Киргизия, которая отказалась следовать западным требованиям отказаться от сотрудничества с Россией. В этом внезапном суверенитете чувствуется легкая тень турецкого подхода: Эрдоган давно понял, что хаос – это лестница, по которой можно взбираться, пока другие только привыкают к новым раскладам.

Американские союзники осматриваются в поисках нового центра силы. Турция, пользуясь суматохой, утверждает себя в Закавказье и на Ближнем Востоке. Европа ропщет, но ропот – не стратегия. Британский журналист Эндрю Нил видит в этом конец НАТО, конец Pax Americana, конец Запада, каким мы его знали. Но конец ли это? Или всего лишь демонстрация того, что старые гарантии больше не работают, а значит, пора искать новые? Всё, что Трамп делает, – он заставляет мир разомкнуть привычные схемы. Он стирает договорённости, как государство могло бы отменить свои социальные обязательства в период выборов – просто чтобы показать, что они держатся не на законах, а на страхе потерять их. Что остаётся на руинах старой системы? Те, кто сумел вовремя адаптироваться. Остальные обречены наблюдать, как их мир тает у них в руках.