Дружественного музыкального исполнителя и просто дорогого друга AVRAMOVA! — поздравляем с днём рождения.

Желаем, чтобы мелодия уживалась с мыслью, а в окружающих сердцах и умах исправно запускались плясательные механизмы.

P.S. Вот здесь вот не забываем слушать свежий сингл!

«Тут в интерьере так много деталей, что глаз за них даже не цепляется, а бороздит».

Фраза дня — про визуальное перенасыщение.

Какие слова пишутся с большой буквы? Если судить по чатам и перепискам последней пары лет, то все подряд. Во всяком случае, нарицательные.

И ладно бы это были слова, для которых по дефолту предусмотрен старосветски-пафосный регистр: Искусство, Мастер, Вечность и другой вокабуляр из признаний и посвящений. Так нет: «я приготовила Омлет», «это типично для Петербуржцев», например.

Я так понимаю, что причина у этого эйдетического торжества сугубо техническая. Т.е. из-за рваного стиля автокоррект не всегда распознает, где мысль закончилась, а где — еще нет, и расфасовывает эту всечеловеческую кашу в головах чисто по своему электронному наитию. Его можно понять.

А где пара неисправленных (зачем, всё же понятно, думает человек) сбоев — там и до новой нормы недалеко.

С другой стороны: подаешь ты куда-нибудь комплект документов, и просят у тебя три фотографии. Почему три? Да какая разница, три так три. А когда их стало три? Читаю я сейчас ЖЗЛ Жданова, и он летом 1915 года, подаваясь в институт, тоже прикладывал три фотографии. Возможно, три фотографии требуются с того момента, как фотография была изобретена.

Быт полон микрофеноменов смутного происхождения, а интерес наш к ним спонтанен и бездеятелен. Нельзя исключать, что это хорошо.

Didier William (Haitian-American, 1983) - Dezabiye 2 (2022)

Вчера состоялась живейшая и пусконаладочная дискуссия о том, как прямо сейчас меняются подходы к выставочному процессу, кураторству и искусствознанию, а также о том, какая у всего этого первейшая цель. Участвовали Елизавета Лихачева, Надежда Плунгян, Дмитрий Хворостов и Иван Ярыгин.

Обсуждали искусствоведческие выставки, научно-художественные выставки и выставки-эссе, обнаруживали зарождающиеся в России общемировые тренды, «недоверие к чистому визуальному образу», роль каталогов и еще не менее важное. Пересказывать всё не будем, грядет запись, но на деталях задержимся.

В процессе зацепился за тезис о том, что после помещения в музей вещь никогда более не будет использована по назначению. И если мы про утварь, мумий и палаши — здесь да, справедливо, но переключаясь на искусство в целом — и, сужая, на искусство, созданное после рождения феномена музея и частных коллекций — такая участь представляется высочайшей и единственно возможной. Да, по пути условное галерейное чистилище и рыночная зажировка, но даже и статус «в собрании у…» — все равно предполагает последующий пас в вечность, церемониальную смерть искусства, с тем, чтобы его потом периодически возвращать к жизни.

Такая получается песенка о переселении душ — с той лишь разницей, что произведение мы почти никогда не трактуем сугубо как физический объект, так что душа переселяется вместе с телом из одной инкарнации в другую. Жизнь искусства здесь видится дискретной — большую часть межвыставочного времени оно проводит в спящем режиме, чтобы в нужный момент засиять единственно возможным и уместным в сложившихся обстоятельствах светом. Музей — последний предел надежности, пространство, про которое произведения искусства хотели бы сказать «все там будем», и это справедливо и для совриска тоже — не всё же в «современных» ходить, мораторий однажды снимется, а там уже, глядишь, и фонды.

Музей в данном случае — это стойка с пауэрбанками, в нем искусство (и, шире, музейные предметы) подзаряжаются энергией, чтобы их раз в Х лет выставлять — либо для выстраивания либо подкрепления нарратива, либо чтобы актуализировать их статус. И потом обязательно вернуть обратно — взятие на себя смелости воскресить произведение для современников предполагает и обратное действие — чтобы у будущих поколений тоже было, что воскрешать.

Сегодня поздравляем с днём рождения уважаемого и дорогого друга millimillenary — музыканта, которая и эмбиент к свету обратит, и про Белые Слезинки споет, и саундтрек из «Премудрого пескаря» в диджей-сет вложит.

К тому же ещё и исследователя кино и почвы, но эти области для меня одинаково запредельны.

С пожеланиями всё просто — покоя и воли!

Весна.

Новость про упразднение «синего экрана смерти» хочется запараллелить с тем фактом, что примерно 20% аудитории интернета сегодня младше, чем, например, Виндоус Икспи. И для изрядной доли этих людей «синего экрана» не существует не только как культурного явления, но они почти наверняка и чисто технически с ним никогда не сталкивались. Для этого нужны компьютеры, как минимум.

Символ цифрового ступора сегодня — это в лучшем случае индикатор загрузки, который круглый и шипастый, как взятые в окружение копейщики. И такой же бело-стерильный, как и все интерфейсы 2010-х — вылизанные и приплюснутые, так что мышь не проскочит.

Есть мнение, что огромное количество генеративной трэшанины, которую сейчас при помощи нейронок клепают и гордо являют миру все, кому не лень — это такой неосознанный бунт против отличнической эстетики, что царила во всем диджитале последнее десятилетие.

Сначала компания Эппл захотела «красоты в простоте» и сделала свою операционку плоской и условной, затем компания Сяоми сделала весь мир белым и с двумя кнопками, и всё это время блогеры выдумывали себе концептуальные страницы с выверенной раскладкой фото и др.

Теперь на без пяти минут развалинах всего описанного начинается процесс, который можно назвать ремаргинализацией интернета. И возвращением его в состояние обособленных и зачастую полудиких кластеров. С поправкой на новые, с нулевыми несравнимые масштабы — намечается феерия.

Снято тремя месяцами ранее и на пять с половиной тысяч км восточнее. А он пришел и привел, как всегда. Во всем последующем сомневаться тоже не приходится.